Любовь Илги: осень, лето.

- Ну что, милая, проснулась? Попей-ка кваску с крепной травой,- она приподняла мою голову теплой мягкой ладонью.

Ах, каким сладким было питье! Я долго не могла оторваться от кринки, и бесконечные молоточки боли потихоньку переставали стучать в висках.

- Откуда же ты взялась такая красавица? В наших краях я про такую и не слыхала,- ласково проговорила женщина, вновь укладывая меня на колючий душистый сенник.

- Я говорю, мама, чисто ангел, - девочка плюхнулась на столбушок, нетерпеливо поерзала, поджимая крохотные босые ножки, и затихла, видимо собираясь внимательно выслушать мой рассказ.

- Так,- сказала Мира, строго взглянув на детей, - теперь оба ушли на кухню. Надо принести воды и репу вымыть. Работать давно пора, а то Битюга ужина не даст. Некогда вам разговоры больших слушать.

Детишки с неохотой поднялись со своих столбушков и поплелись к двери, поминутно оглядываясь на меня и мать. Дверь, пыхнув очередной порцией холодного воздуха, тяжело закрылась за ними. Но рассказывать я Мире ничего не собиралась и, чтобы избежать лишних расспросов, как бы обессилено закрыла глаза.

- Ну спи, тогда…- разочарованно вздохнула женщина. - Игнатий сказал, завтра к князю пойдешь. Попей еще, если захочешь,- она поставила глухо стукнувшую кринку на пол возле лавки и вышла из клети. В проеме затворившейся за ней двери серебристо сверкнула кольчуга на мужском плече. Конечно, вряд ли незнакомого человека оставят в крепости без присмотра. Охраны вокруг полно.

Я немного полежала, затем положила правую руку с кольцом на глухо бьющееся сердце. « Все будет завтра», - подумала я, проваливаясь в беспокойный тяжелый сон.

Утром Мира принесла небольшую деревянную лоханку с теплой водой. Они с Талей помогли мне умыться и расчесать спутанные волосы деревянным гребнем. Несмотря на их удивленные возгласы, я не заплела косу.

- Ничего, так даже лучше. Как золотая накидка, правда, мама?- сказала Таля, ласково проводя руками по моим вновь заблестевшим волосам.

Мира в ответ лишь неодобрительно покачала головой.

Одежды другой у меня не было, поэтому я осталась в своей, грязной, которую, по замыслу Рыси, можно было принять за платье богатой девушки, хотя сейчас это у меня вызывало очень большие сомнения.

Вскоре за мной пришел молчаливый великан Игнатий с толстым грубым иссеченным многочисленными шрамами лицом, без шлема, но в кольчуге из крепко сцепленных друг с другом тонких железных колец и с серебристым кинжалом в ножнах на поясе. Крепко ухватив за локоть, он повел меня через длинный узкий темных коридор к помещению, откуда слышался гул голосов.

- Что там?- наконец осмелилась спросить я.

- Суд,- и больше ни звука, никаких объяснений. Вот уж к этому я была совершенно не готова! Мы с Рысью не предусмотрели того, что князь будет разговаривать со мной при таком стечении народа, да еще и во время суда. Или на самом суде.

Княжьи палаты были великолепны. Круглые большие окна, забранные разноцветными кусками толстого стекла, пропускали много солнечного света. Стены из темного мореного дуба искусные мастера украсили резьбой, а кое-где оштукатурили и расписали картинами сражений. Всюду были развешены сверкающие щиты, мечи, боевые секиры, топоры и военные трофеи: невообразимых оттенков дорогие ковры и ткани, а в доказательство любви хозяев к охоте - оскаленные головы убитых лосей с огромными ветвистыми рогами и черно-серые длинношерстные шкуры зубров. На полу из маленьких кусочков ценного камня разных оттенков были выложены великолепные цветы, деревья и диковинные звери. Все богатое убранство гридницы производило впечатление довольства и роскоши.

По залу расхаживало множество мужчин: одни были в серебристых кольчугах и шлемах при полном вооружении, другие в богато расшитых золотыми нитями красных, зеленых и голубых кафтанах и свитах, опушенных мехом шапках с большими перьями впереди, щегольских красных сафьяновых и мягких светло-коричневых кожаных сапогах.

Вторым этажом зал опоясывала длинная галерея, на которой стояли женщины. От разнообразия цветов и оттенков их платьев, шушупанов, передников, рубах, сарафанов с вышивкой бисером, жемчугом и драгоценными камнями, кичек, убрусов и наголовных украшений, сверкающих золотом и серебром, у меня зарябило в глазах. Они были похожи на стаю редкостных птиц, каждая из которых кричала что-то свое, абсолютно не слушая другую.

Игнатий легонько толкнул меня к бревенчатой стене, украшенной резьбой, и встал рядом.

Длинный низкий протяжный звук турьего рога пронесся по залу. Гул голосов начал постепенно стихать.

- Князь Даниил!- прокричал здоровенный краснолицый глашатай в золотистом кафтане и длинном коричневом плаще, зацепленном на плече большой медной пряжкой.

В дверях показался высокий воин в отполированной до яркого серебряного блеска кольчуге и круглом островерхом шлеме, увенчанном изжелта- рыжим лисьим хвостом. Рукой, закованной в металлическую перчатку, он придерживал за рукоять широкий боевой меч, висевший на поясе без ножен, видимо для устрашения. Его проход по залу сопровождался наступающим безмолвием и склоненными головами дружинников и придворных. Сразу было понятно, что этот человек обладает огромной силой и властью, он был достойным потомком своих предков – воинственных, жестоких и агрессивных древних русов.

Я сразу узнала его, хотя прошло уже восемь лет. Он нисколько не изменился: то же лицо со слегка впалыми щеками, чуть вытянутый нос, надменно изогнутые губы и пронзительно- холодные серые глаза. От него веяло какой-то ястребиной силой, да и красив он был красотой хищной птицы, свободно парящей над землей и выискивающей свою добычу. Именно так он и выглядел, поднявшийся на возвышение в несколько ступенек и опустившийся в кресло, обтянутое дорогой золотистой тканью и украшенное серебром, драгоценными камнями и жемчугом,- гордо, хищно и властно.

Мое сердце похолодело и сжалось. Я снова увидела его через столько лет! Сколько я мечтала об этом дне! И вот я здесь…

В течение получаса я, погруженная в свои мысли, почти ничего не слышала из того, что происходило в зале, лишь изредка чьи-то крики, плач, смех прорывались сквозь замутненное сознание. Кого-то уводили, кто-то убегал, смеясь от радости, кто-то причитал, умоляя о милости… Одно слово - княжий суд!

Очнулась я от того, что Игнатий потряс меня за плечо.

- Иди!- он вытолкнул меня прямо на середину зала в освобожденный от людей круг.

- Ах!- толпа придворных, казалось, одновременно вздохнула и замолчала.

Я, конечно, знала, какое впечатление производит на людей моя внешность, поэтому встала так прямо, как только смогла, слегка откинув голову назад, и посмотрела в лицо князю. Потрясение, удивление, восхищение, откровенное любование – вот что было в его ранее холодных серых глазах. Он, конечно же, меня не узнал. Да и как он мог узнать в стоящей перед ним юной девушке того перепуганного до полуобморочного состояния ребенка, которого он отшвырнул от себя восемь лет назад как ненужную вещь…

Почти полминуты длилось это безмолвное оцепенение. Наконец он взял себя в руки.

- Расскажи-ка, откуда ты взялась в наших краях, такая красавица?

Я слегка вздохнула и поведала тщательно придуманную Рысью для меня историю: в крещении Катерина, ехала я с обозом из Витебска к отцу купцу в Великий Новгород. Ночью на нас напали какие-то люди, всех убили, обоз разграбили и сожгли, но мне удалось бежать на моем коне.

Все время рассказа князь не сводил с меня глаз, постепенно становившихся все холоднее и холоднее, пока мне не стало совершенно страшно, и я замолчала.

- Я думаю, что ты врешь, - помолчав, надменно произнес он.- Я ведь все узнал, милая. Мои воины видели примятую траву в лесу рядом с дорогой, по которой мы ехали. Они сказали, что по всем признакам там таился небольшой военный отряд. Коня, который якобы тебя понес, как ты говорила, мы поймали. Конюхи мои решили, что кто-то намеренно хлестнул его терновой веткой. Если бы он просто укололся, таких глубоких следов с оттяжной на шкуре бы не было. Так что ничего у тебя не получается. Давай-ка признавайся сразу, а то потом будет поздно,- и он обвел тяжелым властным взглядом помертвевший зал.- Я ведь все про всех знаю, разве ты об этом не слышала? Рассказывай правду!