Признание в любви

Патриция Хэган

Признание в любви

Пролог

Техас, 1840 год

Виолетта дала младенцу грудь, хотя ей казалось кощунством кормить чужого ребенка молоком, которое предназначено для ее собственного.

«Но твоя дочка умерла! — безжалостно напомнил ей внутренний голос. — Она родилась мертвой. Она даже не успела сделать первый вздох».

Виолетта смотрела на сосущую ее грудь малышку затуманенными от слез глазами. Девочке была неделя от роду, и она была прелестна — ангел да и только. Мягкий темный пушок на ее головке, наверное, со временем превратится в иссиня-черные кудри, а голубые глаза уже сейчас отливали сиреневым и, похоже, будут такого же необыкновенного цвета, как глаза ее матери.

Воспоминание о собственной дочке, которую похоронили, даже не дав матери подержать ее в руках, жгло душу Виолетты. А через три дня после похорон ее сестра Айрис родила эту девочку. «Мама назвала нас именами цветов[1], — сказала она, — и я сделаю то же самое. Я назову дочку Джесинта — так в Англии называют гиацинт». Муж Айрис Люк тут же сократил это имя до Джеси, и все так и стали звать девочку.

Стоя на коленях в зарослях шалфея, Виолетта подняла залитое слезами лицо к небу.

— Боже, за что? — воскликнула она. — Почему ты даешь Айрис хлеб жизни, а мне уделяешь одни крохи?

Ответа не было. Вокруг было тихо, только слышалось почмокивание сосущего младенца. Виолетта знала, что Бог не даст ответа на ее вопрос. Ни сегодня, ни, наверное, никогда. Ее измученной душе самой надо как-то примириться с несправедливостью жизни.

Хотя было совсем раннее утро, стояла удушающая летняя жара, и Виолетта обливалась потом. Но спрятаться было некуда — вокруг не росло ни единого деревца. Она могла бы остаться в тени тополей, где семьи, направлявшиеся в фургонах из Джорджии в Техас, разбили лагерь возле прохладного ручья. Но после того, что она наговорила Айрис, Виолетте хотелось побыть вдали от всех, наедине со своей тоской и гложущим чувством вины.

Они поссорились рано утром, когда Айрис озабоченно сказала, что Виолетта выглядит совсем больной.

— Это потому, что у тебя в грудях скопилось молоко. Хочешь покормить Джеси?

— Все-то ты знаешь! — огрызнулась Виолетта. Она лежала на соломенном тюфяке в углу фургона, и у нее все болело. Тело — от недавних трудных родов, а душа от горя.

Айрис опустилась рядом с ней на колени и протянула ей девочку, хотя она и сама была еще очень слаба. У обеих сестер роды были преждевременными — наверное, из-за бесконечной тряски в фургоне.

— Я понимаю, Виолетта, как тебе худо, — сказала она. — Потерять ребенка — это ужасно. Но я хочу тебе помочь. Если ты не покормишь Джеси, у тебя может начаться грудница и ты, не дай Бог, умрешь.

— Ну и пусть! — крикнула Виолетта, с ненавистью глядя на сестру. — Мне все равно! Я была бы рада лежать рядом с моей малышкой под той кучей камней. Мне больше незачем жить.

— У тебя есть Джадд.

Виолетта заговорила шепотом, потому что, несмотря на свое отчаяние, не хотела, чтобы другие узнали постыдную тайну об их браке с Джаддом.

— Когда Джадд узнает, что наш ребенок умер, я больше не буду ему нужна. Он вовсе не хотел, чтобы я ехала в Техас, и тебе это известно не хуже, чем мне. Он собирался меня бросить, но тут я забеременела.

— Это неправда, — сказала Айрис, хотя знала, что так оно и было.

Преодолевая слабость, Виолетта поднялась на ноги — ей придали силы жгущие ее изнутри обида и гнев.

— Нет, правда! Джадд никогда меня не любил. Он хотел жениться на тебе. Он только потому сделал мне предложение, что ты объявила о своей помолвке с Люком. Знаю я, какие ходили сплетни. Все шептались, что Джадд женится на мне, чтобы быть поближе к тебе. Я знала это даже в тот день, когда мы сыграли две свадьбы сразу. Его рука была холодна, его поцелуй — еще холоднее. Потому что, сколько он себя помнил, он желал тебя и только тебя. А потом еще и понял, что ты подарила бы ему детей, которых он так хотел. У вас с Люком родилось четверо здоровых сыновей, тогда как я была бесплодна. Вот и сейчас — у тебя здоровая дочка, а у меня нет ничего.

Из ее горла вырвалось рыдание. Лицо Айрис стало серым — слова Виолетты повергли ее в ужас. «Ну и пусть!» — думала Виолетта. Все время, пока они росли вместе, Виолетта молча проглатывала обиды и скрывала боль, но сейчас, когда в ней погибла последняя надежда, она больше не могла сдерживаться.

— Ты была хорошенькая, изящная, как мама, — отчужденным тоном напомнила она Айрис, — а я пошла в папу — большая и нескладная. Даже унаследовала его безобразный горбатый нос. — Трясущимся пальцем она постучала себя по носу. — Мы ни в чем не были похожи. За тобой толпой ходили поклонники, а про меня говорили, что мне суждено остаться старой девой.

Айрис затрясла головой:

— Неправда, Виолетта! Ты вовсе не безобразна. И Джадд по-своему любит тебя. Он хорошо с тобой обращается…

— Это верно, он меня ни разу не ударил, — признала Виолетта. — Но и не любил никогда по-настоящему, а поскольку дети у нас не рождались, я поняла, что он меня вот-вот бросит.

Когда Джорджию тоже настигла паника тридцать седьмого года, жители стали уезжать в Техас, где поселенцам, у которых хватало мужества проделать столь дальний путь, давали участок земли в тысячу двести акров на ведение сельского хозяйства. Одним из первых в Техас уехал Джадд — без жены. Когда он вернулся, на груди у него поблескивала бляха, и он хвастался, что вступил в конную полицию. Люк, который с трудом добывал пропитание семье со своего участка в пятьдесят акров, решил, что такую возможность нельзя упустить, и они с Айрис решили последовать за Джаддом. Муж сказал Виолетте, что ей лучше остаться в Джорджии. Он, мол, беспрерывно разъезжает с отрядом и редко бывает дома.

— Если бы я вдруг не забеременела — вот уж поистине Бог послал! — я бы его больше не увидела. Но теперь это все не имеет значения — Божья милость обернулась проклятием. Все копчено. Больше мне ждать от жизни нечего. Я осталась совсем одна, а у тебя есть все, даже дочка, о которой ты мечтала. Твой ребенок родился здоровым, а мой умер. Как я жалею, что не умерла вместе с ним!

— Замолчи, Виолетта! — не выдержала Айрис. — Не богохульствуй! У тебя были жуткие роды. Ты вполне могла умереть, но Бог сохранил тебе жизнь. Грешно говорить, что ты об этом жалеешь.

Виолетта разрыдалась. Набрякшие груди невыносимо болели, и она чувствовала себя ужасно.

— Ну и пусть. Ты сказала, что у меня больше не будет детей.

— Может, я ошиблась. Никто этого наверное не знает.

Виолетта скривилась.

— Кому же и знать, как не тебе. Тебя же называли «лекаркой». Ты повсюду таскалась за папой. А когда он умер, ты стала врачевать вместо него. И тобой еще больше стали восхищаться — мало того, что ты красотка и тебя обожает красавец муж, мало того, что у тебя четверо замечательных сыновей, ты еще и научилась лечить людей. Пред тобой просто преклонялись.

На глазах Айрис выступили слезы.

— Не говори таких вещей, Виолетта. Не может быть, чтобы ты на самом деле так думала. Ты просто больна, и я на тебя не сержусь. Возьми лучше Джеси и покорми ее грудью. Мы сегодня отправимся в путь позднее, чем обычно. Люк уговорил остальных задержаться здесь, чтобы дать нам с тобой отдохнуть. В конце концов, до Накогдочеса остался всего день пути.

Айрис не сказала Виолетте, что другие мужчины, опасаясь нападения индейцев, были против такой задержки. Ночью к их костру подошел старик золотоискатель и посоветовал им как можно быстрее добираться до форта. Несколько месяцев назад двенадцать вождей команчей встретились с комиссаром штата в надежде заключить мирный договор. Но из этого ничего не вышло. Команчи отказались отпустить на свободу белых пленных, и тогда в комнату, где шли переговоры, ворвались солдаты, открыли стрельбу и перебили всех индейцев. И теперь племена команчей ступили на тропу войны.