Цветок на ветру

Маргарет Пембертон

Цветок на ветру

Глава 1

Оливия Харленд с усталым вздохом откинулась на мягкую кожаную спинку сиденья. Открытая коляска, раскачиваясь, тяжело тащилась по пыльной дороге. Сухая, гнетущая жара Пекина осталась позади. Скоро они окажутся высоко на Западных холмах, в изысканной вилле, которую ее дядя велел переделать из древнего храма, и останутся там до начала прохладного сезона, пока Пекин не станет более пригодным для жизни.

– Хотелось бы знать, как отметила наша дорогая королева свой восемьдесят первый день рождения, – мечтательно вздохнула тетка Оливии Петиция Харленд, когда Великая Китайская равнина осталась позади, и они оказались в благословенной тени деревьев. Уильям Харленд заверил жену, что королева Виктория пышно отпраздновала знаменательную дату, была весела и бодра, на что леди Гленкарти, сидевшая рядом с Оливией, злобно прошипела, что была бы счастлива наслаждаться столь знаменательным днем в окружении вересковых пустошей родной Шотландии, а не терпеть всяческие неудобства в духоте гостиной сэра Клода Макдоналда.

Сэр Клод, посланник ее величества при Маньчжурском дворе, только вчера вечером, 24 мая 1900 года, дал званый вечер для членов британской колонии в Пекине, желая отпраздновать день рождения королевы. В его доме собралось свыше шестидесяти человек. Ужин подавался в маленьком помещении театра британского посольства, а потом были устроены танцы на теннисном корте при мягком свете китайских фонариков, развешанных по деревьям.

Тетка Оливии и леди Гленкарти продолжали обсуждать вчерашний вечер, но Оливия молчала, занятая мыслями о Филиппе. Как он был красив, когда сидел напротив нее за обеденным столом, а свет от люстры играл на его золотистых волосах!

Девушка невольно коснулась квадратного изумруда, сверкавшего на безымянном пальце правой руки. Их помолвка порадовала тетю и дядю. Филипп Казанофф был самым завидным холостяком в дипломатическом корпусе. Полгода назад его появление в качестве одного из дипломатов низшего ранга вызвало фурор во французском посольстве, и немало женских сердечек сладко замирало, стоило новому сотруднику посольства улыбнуться.

Высокий, стройный, с тонкими усиками, элегантно одетый, Филипп притягивал все взоры на вечеринках и пикниках, составлявших основу общения дипломатов различных посольств. Он почти сразу же выделил Оливию из остальных женщин, а тетка с дядей поощряли его ухаживания. Будучи сами бездетными, они великодушно взяли на воспитание племянницу, когда ее родители умерли, но эти обязанности легли на них тяжким бременем, и Оливия знала, что ее замужество освободит родственников от ответственности и станет для них большим облегчением. – Вчера вечером сэр Клод казался очень взволнованным, когда кто-то упомянул об этих бестиях из северных провинций, – заметила леди Гленкарти, когда с дерева слетела птица с алыми крыльями и золотистым плюмажем, спугнувшая ход мыслей Оливии.

– Не бестии, Кларисса. Мятежники, – поправил Уильям Харленд, чуть сильнее надавив на серебряный набалдашник своей ротанговой трости. – Месье Пишо, французский посланник, так встревожен происходящим, что предложил командующему иностранными войсками в Пекине послать в Тяньцзинь за военными моряками, чтобы иметь защиту в случае необходимости.

Густые брови леди Гленкарти взлетели вверх.

– Надеюсь, никто его не поддержал! – резко бросила она. – По-моему, совершенно неприемлемо доходить до подобных крайностей из-за банд суеверных крестьян. Мы станем посмешищем во всем мире.

– Его предложение действительно отклонили, но я не уверен в мудрости такого решения, – мрачно ответил Уильям. – Мятежники больше не ограничиваются поджогами и грабежами миссий в северных провинциях Чжили и Шаньси. Есть сведения о миссионерах, убитых всего в сорока милях от Пекина.

Жена, смертельно побледнев, положила ладонь на плечо мужа:

– Пожалуйста, дорогой, не стоит об этом. Мне становится дурно от подобных вещей.

Уильям Харленд ободряюще улыбнулся:

– Не волнуйся, Летиция. Нам опасность не грозит. Ни один китаец, «боксер» он или нет, не посмеет пальцем тронуть сотрудника или члена семьи одного из иностранных посольств.

– Но почему мятежников называют «боксерами»? – полюбопытствовала Оливия, радуясь легкому ветерку, шевелившему листья на деревьях и уронившему на ее щеку мягкую темную прядь.

Суровое лицо Уильяма мгновенно смягчилось. Он искренне любил свою умную и хорошенькую племянницу.

– Это прозвище им дали миссионеры. Сами мятежники называют себя весьма возвышенно: «Кулак во имя справедливости и согласия».

Леди Гленкарти презрительно фыркнула.

– Они решительно возражают против западного обычая строить церкви со шпилями, – продолжал ничуть не смутившийся Уильям. – Их архитекторы избегают всего того, что не находится в согласии с Фэн-шуй, духами ветра и воды.

– Вздор! – возмутилась леди Гленкарти. – И из-за таких глупых предрассудков французский посланник готов сделать из нас идиотов в глазах местных жителей, послав в Тяньцзинь за отрядом военных кораблей!

– К сожалению, эти предрассудки не столько глупы, сколько опасны, – нахмурился Уильям Харленд. – «Боксеры» и их приверженцы считают, что именно присутствие европейцев в Китае стало причиной нынешней засухи. По их мнению, наше присутствие оскорбило духов ветра и воды и пока их не умилостивить, дождей не будет.

Тонкие губы леди Гленкарти брезгливо сжались.

– Правда, что они считают себя непобедимыми? – нервно спросила Летиция Харленд, поправляя вуаль тонкой рукой в сетчатой перчатке. – Леди Макдоналд утверждает, что духи героев, сделали мятежников бессмертными и что их нельзя убить.

Легкая улыбка тронула губы ее мужа.

– Не уверен, что даже «боксеры» настолько легковерны, дорогая. Будь это действительно так, более грозную военную силу трудно себе представить!

– Ничто не сможет превратить плохо обученных, безграмотных крестьян в грозную военную силу, – язвительно возразила леди Гленкарти.

Уильям вежливо промолчал, не желая еще больше раздражать собеседницу. Но слова леди Гленкарти его не убедили.

– Умоляю, найдите другую тему для разговора! Не стоит больше говорить о «боксерах», – попросила Летиция, зябко передернувшись. – При мысли о несчастных миссионерах в Чжили и Шаньси и о том, что им пришлось вынести, я чуть ли не теряю сознание. Не могу понять, почему императрица не вмешается? Она держит в руках жизнь и смерть своих подданных, разве не так?!

– Совершенно верно, Летиция, – кивнула леди Глен-карти, осторожно стряхивая пылинку с широких складок юбки. – Хотя я отказываюсь верить, что она вершит суд таким манером, как утверждают слухи.

Холодный озноб пробежал по спине Оливии. Сплетники клялись, что бывают дни, когда внутренний двор Запретного города [1] становится красным от крови. Что вдовствующая императрица Цыси не только велит казнить тех, кто имел несчастье ей не угодить, но и лично наблюдает за казнями. Оливия почему-то верила всему, что говорили о Цыси. Она лишь однажды встречалась с вдовствующей императрицей, но впечатление от этой встречи не скоро забудется.

Императрица неожиданно сделала широкий жест, пригласив дам из иностранных дипломатических посольств на чай в Зимний дворец и подарив каждой по дорогому кольцу. Оливия не слишком радовалась подарку: в глазах императрицы было нечто неприятное – некое выражение, не соответствующее уверениям в дружбе.

Она сидела на диване в окружении евнухов. Приземистая квадратная фигура, облаченная в жесткий желтый шелк… Темные гладкие волосы, разделенные прямым пробором, прикрывали уши и были закреплены на макушке длинной нефритовой шпилькой. Леди Гленкарти восторженно прошептала на ухо Оливии, что императрица напоминает их драгоценную королеву Викторию, но девушка, как ни старалась, не нашла ни малейшего сходства. Наоборот, по ее мнению, было нечто злобное, порочное в кукольно-неподвижной фигуре, в гротескно-длинных ногтях, заключенных в осыпанные драгоценными камнями специальные футляры. И как бы императрица ни старалась доказать обратное, Оливия не сомневалась, что та едва выносит весело щебечущих европейских дам.