Вспышка молнии

Рексанна Бекнел

Вспышка молнии

Сент-Джо, Миссури, 19 апреля 1855 года

Морган. То, что отныне ей предстоит носить фамилию Морган, было Эбигэйл глубоко неприятно.

Эбигэйл Блисс уныло скользила взглядом по канзасским прериям, открывающимся взору за пенящимися мутными водами Миссури. Все вокруг было коричневым: пожухлая трава, одинокие деревья, грязь и глина. Вода… Даже небо, холодное и тяжелое, угрожавшее низвергнуть на землю ливень или снег с дождем, было темным и грязным. Буйные травы прерии, корм для травоядных, еще не показались из-под земли, и караваи бесчисленных повозок тащился по бездорожью, казалось, в неизвестность.

Эбби пустила упряжку по самому краю обрывистого берега, упорно сопротивляясь порывам ледяного ветра, который безумствовал на всем протяжении бесконечной прерии, не встречая на своем пути никаких преград. Придерживая одной рукой широкую синюю юбку и миткалевый передник, девушка бросила взгляд вниз. Вдоль берега реки, на который свирепо бросались волны, длинной лентой тянулись фургоны, владельцы которых рассчитывали найти безопасное место и переправиться на другую сторону. Казалось, на берегах Миссури происходит вселенское столпотворение. Здесь можно было разыскать уроженцев штатов Иллинойс и Айова, Миссури и Индиана и даже более восточных земель. Люди ждали, когда спадет вода, станет твердой чавкающая под ногами земля и зазеленеют прерии. Только тогда повозкам и стадам скота удастся перебраться на другой берег. В ожидании благоприятной поры переселенцы были вынуждены просто убивать время.

Подставив пронизывающему ветру спину, Эбби отвернулась от реки. Не одобряя ни самого переезда, ни того, что совершать его, по указанию отца, им приходилось под чужой фамилией, девушка, тем не менее, уже смирилась с тяготами жизни на колесах. Но понять, почему отец настаивает чтобы они приняли фамилию Морган, Эбби никак не могла. Иногда она даже думала, что отец сошел с ума. И вдобавок ко всему, следуя советам одного опытного переселенца, отец продал ее любимого пони Бекки (которого сам же подарил ей на десятилетие), чтобы купить еще пару быков.

Если бы не Тилли и Снич, Эбби чувствовала бы себя в полном одиночестве. Девушка вынула из кармана передника драгоценный блокнот и тихонько устроилась в укромном месте. Достав один из двух имеющихся у нее карандашиков, Эбби сосредоточилась.

Тилли и Снич. Она уже давно решила, что следующий рассказ будет длиннее предыдущих и сочинит она его не для малышей, а для детей постарше.

Наверное, это будет описание увлекательного приключения. Девушка открыла блокнот на первой страничке, где были изображены оба героя ее рассказов. Тилли была изящной мышкой с крошечными серыми лапками, розоватыми носиком и ушками. Снич всегда старался защитить ее, даже когда Тилли в этом совершенно не нуждалась. Он был большим, сильным, а временами — грубовато-неуклюжим мышонком. Но о Тилли он заботился.

Сосредоточившись на своих мыслях, Эбби перестала обращать внимание на происходящее вокруг. Немного погодя она улыбнулась: неожиданно в голове у нее начала складываться одна из тех забавных историй, которые девушка сочиняла с детства. А что, если семья, в доме которой жила Тилли, решит покинуть свою ферму? Тогда… Тилли решит двинуться вместе с ними, а Снич… Спич и подумать не может о том, чтобы расстаться с Тилли. Великое переселение. Когда же он, наконец, поймет, что влюблен?

— Где ты была?

Услышав резкий окрик отца, Эбби вздрогнула. Роберт Блисс был строгим родителем, но требовательность его всегда была смягчена любовью. В последнее время, однако, терпения у него заметно поубавилось, а тон с каждым днем становился все грубее и язвительнее. Все чаще он направлял свой злой юмор против дочери.

— Эбигэйл, я задал тебе вопрос.

— Да, папа. Прости. Мне следовало предупредить тебя, что я собираюсь прогуляться, посмотреть окрестности.

— Одна? Ты бродила по улицам этого городишка в одиночестве?

Всегда, когда отец принимался читать ей нравоучения, Эбигэйл начинала чувствовать себя заблудшей овечкой и только высокий рост напоминал Эбби о том, что ей не двенадцать, а двадцать лет.

— Я поднялась наверх, на утес, — объяснила девушка, пряча обиду под маской дочернего послушания. — Несмотря на то что я была одна, со мной ничего не случилось.

— Это тебе не Лебанон, запомни. — Отец вздохнул и почесал лысеющее темя. — Ты молода и не понимаешь, насколько безнравственными бывают люди, какие безбожные, поистине дьявольские поступки они совершают.

— Но ведь ничего страшного не произошло, папа. — Эбби положила руку на плечо отца, надеясь найти понимание у человека, который не стал бы бранить ее сурово, у человека, каким он был раньше, до смерти ее матери, его дорогой Маргарет. — Я просто поднялась на утес. Ты знаешь это место. Оттуда хорошо видны земли, начинающиеся за Миссури.

Мистер Блисс внимательно посмотрел на дочь. Глаза у него были такими же, как у Эбби: цвет их менялся от зеленого до темно-коричневого в зависимости от настроения. В минуту разговора глаза отца были неопределенного темного цвета.

— Не сомневаюсь, что ты отправилась туда, чтобы почеркать в своем блокнотике.

Эбби слегка улыбнулась: отец оттаивал.

— Да, пожалуй, что так. Я пришла к выводу, что Тилли и Снич должны совершить путешествие на Запад.

Отец поморщился, но под топорщившимися во все стороны усами, которые он только что начал отращивать, угадывалась улыбка.

— Лучше бы пошла почитать Священное писание или, на худой конец, что-нибудь из классики, — он потряс книгой, зажатой в руке, — это были потрепанные приключения Одиссея — и покачал головой. — А то… две мыши.

— Папа, ты хорошо знаешь, что каждый вечер перед сном я читаю Библию. И вообще… скажи, разве тебе когда-нибудь приходилось заставлять меня читать?

— Это правда, но что ты читаешь? Какие-то легкомысленные рассказики! — Мистер Блисс нацелил на девушку пристальный взгляд из-под кустистых бровей, но, смягчившись, похлопал дочь по плечу. — Ты хорошая девочка, Эбигэйл.

Завершив разговор, они мирно поужинали и спокойно провели остаток дня. За два с половиной месяца, прошедшие с тех пор, как они покинули свой дом в Лебаноне, Эбби прекрасно научилась готовить в походных условиях. Импровизированная кухня была устроена в дальнем конце фургона. Обычно отец разводил костер, а Эбби расставляла столик. Пока в чугунном котелке закипала вода, девушка делала лепешки, резала картофель, морковку, лук и ветчину для супа, молола кофе.

— Капитан Петерс объявил, что мы отбываем на этой неделе, — сказал отец, после того как Эбби убрала со стола его пустую тарелку. Мистер Блисс вынул трубку, набил ее табаком и замер в ожидании того, когда Эбби даст ему прикурить от скрученных вместе нескольких соломинок. Он запыхтел, трижды втянул в себя воздух, и, наконец, табак занялся. Пока отец, отвалившись от стола, наслаждался ежевечерней трубочкой, Эбби счистила с тарелок объедки, собрала всю кухонную утварь: чашки, миски — и разобрала столик.

— Присядь на минутку, прежде чем браться за мытье, — произнес Роберт Блисс, указывая дочери на соседний стул.

Эбби не нужно было повторять. Она устала от кочевой жизни. Оседлая жизнь была тяжела, но, с тех пор как Эбби выросла настолько, чтобы помогать по хозяйству, она готовила, убирала, стирала и делала прочую работу по дому, не считая свои обязанности тягостными. Последние три года она, кроме этого, еще учила ребятишек в школе. Нет, не работа выматывала ее. Причиной всему был отец и его скрытность. Непонятная скрытность.

Отец изменился с тех пор, как занедужила мама. Несмотря на всю свою строгость — манеры директора школы — Роберт Блисс безумно любил жену. Только недавно Эбби начала понимать, в какой степени мама смягчала суровый нрав отца. Прошлой осенью Маргарет умерла, и характер Роберта Блисса стал иным. С этим можно было бы смириться, но четыре месяца назад отец получил письмо… Собственно, это все, что было известно Эбби. Именно после того, как Роберт получил письмо, им овладело желание переселиться на Запад. Сначала он хотел перебраться в Калифорнию. Потом решил двинуться в Орегон.