Золото глупцов

Жанэт Куин-Харкин

Золото глупцов

1

В четверг, 18 апреля 1849 года, Хью Грен-вил сбежал из дома. Это было больше похоже на поступок маленького мальчика, чем отца семейства. Либби Гренвил записала в своем дневнике в тот вечер: «Хью сегодня сбежал».

После того как пришло письмо, Либби узнала, что что-то не так. Она сидела у зеркала в спальне родительского дома. Либби увидела своего мужа, вошедшего в комнату с письмом в руках. Через отражение зеркала она наблюдала, как он бросил взгляд на надпись на конверте, распечатал, прочитал про себя, поморщился и сунул конверт в карман.

— От кого это? — спросила она.

— Это неважно, — ответил Хью.

— А по-моему важно! — парировала Либби. — От любовницы, о которой ты хочешь, чтобы я не знала.

— Да нет, ну что ты! — сказал Хью.

— Письмо от моего брата, если уж ты такая любопытная.

— Это тот, что в Англии?

— Да.

— Но тебе давно никто не писал.

— Ну вот брат и сподобился.

— Ну?..

— Я тебе потом все объясню.

— Какой ты противный! — сказала Либби, вставая и подходя к нему. — А почему ты сейчас не можешь сказать?

— Потому что в этом доме слова нельзя сказать.

— Ах, дети! — голос матери Либби летел вверх по лестнице впереди ее тяжелых шагов.

Хью посмотрел на Либби:

— Ну, видишь, что я тебе говорил, а?!

— Детки, вы там? — прозвучал высокий голос матери Либби, и Харриет Парсон вошла, не дожидаясь ответа. Раньше, когда была помоложе, она, возможно, была похожа на теперешнюю Либби. У нее хорошо сохранился цвет лица. В ее огненно-рыжих волосах седины была самая малость. С годами из-за долгого сидения и пирожных с кремом она располнела и у нее появилась одышка.

— О, посмотрите на себя, вы еще не готовы, — сказала она с раздражением.

— Готовы? К чему? — спросил Хью.

— Я вчера напоминала тебе за обедом, что у нас ленч с Робертсонами. Я уже послала за экипажем.

Либби предостерегающе посмотрела на него.

— Сейчас поедем, мама, — сказала Либби.

— Если вы меня простите, мамуля, я пропущу этот ленч, — сказала Хью. — У меня что-то нет настроения быть на людях.

— Кэтрин Робертсон будет очень расстроена, — сказала Либби, улыбаясь.

— Как мне хочется, чтобы ты повлияла на Хью, — проговорила миссис Парсон, когда колеса отъезжающей кареты застучали по булыжной мостовой.

— Он просто не может продолжать отвергать такие приглашения. Они так полезны, ведь кузен мистера Робертсона издает журнал… ну, как он называется?

— Мам, это скучно. Ты предлагаешь, чтобы Хью писал статьи для журнала?

— По крайней мере, они хорошо платят.

— Мне неприятно думать о том, что Хью будет вечно от нас зависеть.

— А он и не зависит, — сказала Либби, — Хью поэт, а не заказной писака.

— Поэту нужно время, чтобы стать известным. Он займется чем-нибудь другим? Ведь твой отец предлагал ему неплохую работу, и у него много связей в мире бизнеса.

— Мам, ты можешь представить Хью в мире бизнеса?! — воскликнула Либби, смеясь.

— Да он забудет, в каком офисе работает, или увидит радугу и будет смотреть на нее часами, пока его стол не завалят работой. Он не такой, как отец, и никогда им не будет.

— Мне очень жаль, но очевидно, что твой отец разочаровался в нем.

— Если я не ошибаюсь, то папа был под впечатлением от него с самого начала, да и остальные тоже.

— Каждый говорил, что он покажет себя, — перебила миссис Парсон. — Откуда нам знать?

— Может, он раскроет себя, если у него будет больше свободы, — сказала Либби. — Ему нелегко жить в доме у других людей, ты же знаешь.

— Но если ты не будешь жить с нами, то будешь голодать, — отрезала миссис Парсон.

— Ведь так?!

— Ты постоянно об этом твердишь, — недовольно ответила Либби.

— Либби, дитя мое, я не хотела расстраивать тебя, — миссис Парсон положила свою пухлую руку на руку дочери.

— Я только хочу, чтобы моя маленькая девочка была счастлива!

— Я счастлива, мама, — сказала Либби, убирая свою руку. — Или я была бы счастлива, если бы ты поняла, что мне уже двадцать пять и я уже не твоя маленькая девочка, как тебе до сих пор кажется.

— Не сердись на меня, — сказала мать, поднося свой кружевной платочек к лицу, как будто собиралась расплакаться. — Это потому, что ты значишь для нас больше, чем весь этот мир, и мы хотим, чтобы у тебя было все самое лучшее. Мы хотим видеть тебя хорошо устроившейся в своем собственном доме, с хорошим будущим для наших внуков, но кажется, что Хью даже и не пытается…

— Я знаю, мама, — сказала Либби.

— Это для него сложно, но думаю, что вряд ли он добьется того, чтобы иметь известное имя в поэзии.

Экипаж оставил позади высокие кирпичные дома и приближался к более просторной части города.

Миссис Парсон снова вздохнула.

— Если бы ты вышла замуж за Роджера Кемпа. Он боготворил тебя, ты знаешь, и посмотри, где он теперь… — она помахала в направлении одного из особняков. — Или Эдвард Нотс. Семья Нотс гордится им. Его адвокатская практика процветает, как они говорят.

— Они оба были скучные, — сказала Либби.

— А ты была всегда упрямой. Ты всегда думала, что ты лучше всех все знаешь. Вспомни, что о тебе сказала мисс Дэнфорд.

— Она сказала, что я плохо кончу, — ответила Либби со смехом.

Мисс Дэнфорд была ее первой воспитательницей, очень строгой и без чувства юмора. Ее наняли, чтобы ока сделала из Либби королеву общества в Бостоне. Либби просто претило от подобной перспективы. Их противостояние продолжалось два года, и Либби вышла победителем, а мисс Дэнфорд капитулировала и уехала.

Либби улыбнулась при воспоминании о мисс Дэнфорд.

Экипаж повернул на подъездную дорогу, посыпанную гравием, и вскоре они обнимались, приветствуя друг друга, на веранде дома.

— Либби, я должна сказать, что ты замечательно выглядишь, — промолвила миссис Робертсон. — Такая юная, едва ли кто-нибудь вообразит, что ты мать двух маленьких девочек. Я знаю, что Кэтрин завидует твоей фигуре. Ей было трудно восстановить фигуру после того, как родился Освальд.

Либби улыбалась.

— Бедненькая Кэтрин, — сказала Либби.

Миссис Робертсон взяла ее за руку и повела в оранжерею, где среди растений были специально поставлены столы для ленча.

— Конечно, Освальд такой большой ребенок, — продолжала она, — больше десяти фунтов. Кэтрин и Роджер так счастливы, что у них родился ребенок. Полагаю, Хью хотел бы, чтобы следующим был мальчик, и у него будет прекрасное аристократическое английское имя. А где дорогой Хью?

— Работает над новой поэмой и приносит вам свои извинения, — сказала мать Либби.

— Вы должны сказать, где приобрести издание его поэмы. Я с удовольствием поражу своих гостей тем, что я на самом деле знаю живого поэта. Каждый думает, что все они поумирали.

«Как это Хью всегда удается избегать подобных визитов, а я что? — грустно размышляла Либби. — Но это же все-таки лучше, чем сидеть дома».

Кэтрин вошла в комнату, держа на руках Освальда.

— А где Хью? — спросила она, когда Либби поцеловала ее в щеку.

— Работает и приносит свои извинения, — ответила Либби.

Кэтрин отдала ребенка старшей тетушке и взяла за руку Либби.

— Давай прогуляемся перед ленчем по парку? — предложила она. — Нам с трудом удавалось видеть друг друга из-за этих домашних хлопот. Трудно вспомнить то время, когда мы были так беззаботны.

Открыв стеклянные двери террасы, они пошли по тропинке, выложенной камнем между цветочными клумбами.

Цвела сирень, и «свечки» конского каштана украшали большие тенистые деревья. В саду стоял опьяняющий весенний запах. Либби улыбалась Кэтрин. Бывало, ее забавляло, что родители считали их лучшими подругами, а они никогда ими не были. Они были конкурентками в борьбе за лучшее, были заклятыми врагами, но они вращались в обществе, где царили вежливость и светский лоск, и их словесные «дуэли» не досягали ушей окружающих.