Bruises (ЛП)

— Я приготовила суп, — сказала Реджина, морща лоб. — Надеюсь, ты такое любишь.

— Я люблю суп. Какой?

Реджина взглянула на неё на случай, если это вдруг был сарказм.

— Томатный.

Когда лицо Эммы озарилось неподдельным восторгом, казалось, что её внутренности тают.

— Ты можешь нарезать хлеб, — сказала она, указывая на хрустящий батон, который Эмма купила ранее. — Если хочешь.

Эмма немедля вскочила, присоединившись к ней за стойкой.

— У тебя есть нож, который я могу использовать?

Реджина продолжала помешивать суп одной рукой и протянула к Эмме другую. Её рука задела живот Эммы, когда она открыла ближайший ящик. Она вздрогнула, когда поняла, насколько подтянутым был её живот.

Она убрала руку назад и прошептала:

— Где-то там.

Эмма посмотрела на прекрасно организованный ящик и засмеялась. Где-то.

Она схватила нож для хлеба и начала нарезать его толстыми ломтиками. Её влажные волосы перекинулись на плечи, прикрывая лицо, и в этот момент Реджина позволила себе взглянуть на неё. Когда волосы Эммы стали высыхать, светлый отблеск начал возвращаться к ним. То, как они идеально завивались без какой-либо помощи, заставило мышцы живота Реджины напрячься.

Она повернулась к супу, поджав губы. На кухне вдруг стало очень жарко.

Эмма положила нож и огляделась.

— У тебя есть тарелка или что-то такое?

Реджина сглотнула, надеясь, что её волосы прикрывают её лицо. Она знала, что её щеки покраснели, и внезапно стало жизненно важным для неё, чтобы Эмма не заметила этого.

— Можешь просто оставить его на разделочной доске, — пробормотала Реджина, показывая на неё локтем.

Эмма замерла. Реджина наклонилась вперёд, и её волосы спали на её лицо. Эмма не знала её очень долго, но она знала её достаточно хорошо, чтобы быть в состоянии понять, когда она пыталась не смотреть на неё.

— …ты в порядке? — спросила Эмма.

— Я в порядке, — сказала Реджина, не оглядываясь. Когда она почувствовала, что Эмма наклоняется к ней, красный оттенок её щёк углубился.

— Реджина? — спросила Эмма, нежно касаясь её руки. — Господи. Ты действительно горячая.

Реджина вздохнула, заставляя себя посмотреть на неё.

— Потому что я готовлю.

Эмма нахмурилась. Щёки Реджины были красными, как яблоки, а глаза странно блестели. Она взглянула вниз и поняла, что всё ещё держится за её руку. Несколько неохотно она отпустила её.

— Если ты так говоришь, — сглотнув, сказала она. — Хочешь, чтобы я накрыла на стол?

Реджина кивнула, переводя дух.

— Миски и тарелки в том шкафу, вон там.

Эмма последовала указаниям её руки и схватила груду посуды. Она достала ложки из того же ящика, из которого взяла нож, и направилась к двери.

Она сделала паузу, прежде чем открыть её.

— Суп пахнет потрясающе, Реджина.

Она исчезла в столовой, а Реджина осталась одна.

— Наконец-то, — пробормотала она, продолжая помешивать булькающий суп. Её мышцы расслабились, но цвет щёк не исчез.

[Х]

Эмма ела со скрещенными ногами, как заметила Реджина. Даже когда они сидели за обеденным столом с тарелками и бокалом белого вина для каждой, она согнулась на стуле и ела, как ребёнок. Часть Реджины поморщилась. Часть неё находила это странно очаровательным.

— Это действительно вкусно, — сказала Эмма, вытирая остатки супа со дна миски кусочком хлеба.

— Я никогда не видела кого-то настолько увлечённого супом.

Эмма сглотнула. Реджина уже узнала этот взгляд: он возник до того, как Эмма решила, должна ли она поделиться чем-то или нет. Она уже научилась терпеливо ждать результата.

— Я не умею готовить, — сказала Эмма через мгновение, опустив глаза. — Вообще. Я действительно стараюсь, но я сжигаю всё или добавляю соль вместо сахара, и поэтому большую часть времени я просто покупаю еду в магазине. Но я умею делать суп, это почти единственное, что я могу приготовить, не испортив.

— Мне очень трудно поверить, что единственное, в чём ты хороша, — это суп, — рассмеялась Реджина, потягивая вино. — Какая нелепость.

Но Эмма, как ни странно, осталась при своём.

— Это правда.

— Ни на секунду в это не поверю.

Когда Эмма снова посмотрела на неё, Реджина вздрогнула — её глаза были полны беспокойства, как будто она ждала, что Реджина заставит её выполнить какой-то тест, чтобы доказать это. Как будто она действительно верила, что больше ничего не может сделать правильно.

Реджина поставила бокал на место и посмотрела Эмме прямо в глаза.

— Каждый в чём-то хорош.

— Я слышала такое, — сказала Эмма. — И мне достался суп.

— Дай угадаю, — вздохнула Реджина. — Раньше ты думала, что довольно компетентна во многих вещах. Потом кто-то сказал тебе, что это не так.

Эмма моргнула.

— Нет, — сказала она. — Не совсем.

— Ты уверена, что суп — это единственное, что он ещё не критиковал?

— Я даже тосты сделать не могу, — сказала Эмма сквозь зубы.

— В самом деле? — спросила Реджина, как будто ей было интересно. — Что ты с ними делаешь не так?

— Я сжигаю их.

— Не может быть. Полностью почерневшими становятся?

— Ладно. Не совсем.

— Значит, очень тёмно-коричневыми, да?

Эмме вдруг показалось, что она не может вспомнить, о чём идёт речь.

— Я… да. Думаю, да.

— Всякий раз?

Эмма нахмурила лоб, и Реджина смотрела на это с каким-то извращённым интересом. Она снова стала похожа на щенка.

— Не всегда, — тихо сказала Эмма. — Когда я делаю это для себя, они… они получаются нормально.

Реджина подняла брови.

— Ты имеешь в виду, когда твоего мужа нет дома?

— Ты делаешь так, чтобы это звучало хуже, — огрызнулась Эмма. — Может быть, у меня просто более низкие стандарты, когда дело доходит до тоста.

— Помимо всего прочего, — пробормотала Реджина в бокал. — Почему бы ему просто не сделать свой собственный проклятый тост, если точный оттенок так важен для него?

— Он всегда занят. И приготовление пищи не очень легко даётся ему.

— Потому что он ленивый?

— Потому что у него только одна рука.

Реджина чуть не подавилась вином.

— У него… что?

— Только одна рука, — сказала Эмма, и её голос казался усталым. — Он потерял свою левую руку. Был арест за наркотики, и всё его подразделение вызвали на место преступления, и… они не смогли спасти её.

На мгновение Реджина притихла. Она чувствовала себя виноватой.

— Знаешь, не нужно двух рук, чтобы сделать тост, Эмма.

Эмма снова опустила бокал на стол, а её глаза вспыхнули.

— Ты можешь перестать делать это хоть на минутку?

— Не уверена, — сказала Реджина. Её тон был игривым, но лицо серьёзным. — А ты можешь перестать защищать его грёбаное абьюзивное поведение по отношению к тебе?

— Я не защищаю его.

— Ах, да. Как будто это не так, — закатила глаза Реджина. Она наклонилась к столу, а её карие глаза внезапно сузились. Эмма почувствовала, как отшатнулась. — Всё, что у тебя есть — это суп, Эмма. Это всё, что он оставил тебе.

Она смотрела на стыд в глазах Эммы. Затем он снова исчез, когда она взяла бокал и пожала плечами.

— Или, может, я просто порчу всё.

Ярость в животе Реджины была похожа на пожар. Она сжала кулаки под столом, осматривая все эти синяки, эти грёбаные синяки, что, она медленно начала понимать, были не самыми худшими травмами Эммы. Всё внутри этой женщины было гораздо более повреждено, разорвано и едва собрано вместе. Зная точно, что этот человек заставил Эмму думать о себе, Реджина захотела закричать.

Суп.

Кто, чёрт возьми, сможет жить с самим собой, заставляя свою жену чувствовать себя настолько дерьмово, что миска куриной лапши была всем, чем она могла гордиться?

Реджина встала, и Эмма моргнула, откинувшись на спинку стула.

— Что? — спросила она с намёком на дрожь в голосе. Она поставила бокал вина на стол с лёгким звоном.

— Пойдём со мной, — сказала Реджина, выходя из комнаты, не потрудившись проверить, следует ли Эмма за ней. — Сейчас же.