Треугольник (СИ)

Отец вернулся спустя пятнадцать долгих минут:

- Его нигде нет, - он изо всех сил пытался говорить спокойно, но в голосе явно была слышна зарождающая паника. Даня вскочил:

- Надо пройти дальше.

- Дань, на океане уже настоящий шторм и начался дождь.

- Тогда мы должны поторопиться, - Даня сдернул с вешалки дождевик, висевший там с незапамятных времен, и вышел из дома. Налетевший ветер чуть не сбил его с ног, зло бросил в лицо капли дождя. Отец поддержал его, а потом они почти бегом пошли вдоль берега, беспрестанно зовя Сашу. Идти по намокшему песку было легче, но ветер относил их крики в сторону, толкал, словно не хотел, чтобы они нашли Сашу. Пелена дождя резко ухудшила видимость, и приходилось то и дело стирать капли с лица. В глазах отца плескался уже настоящий ужас, а Даня не мог найти слов, чтобы успокоить его. Если с Сашей что-нибудь случится…

И вдруг Даню куда-то дернуло в сторону. Сам не понимая почему, он резко развернулся лицом в сторону скопления камней, которые лизали волны. Застыл на миг, а потом только успел заметить краем глаза, как отец стремительной тенью рванулся к ним. Проследил за ним взглядом, словно со стороны отметил, как тот подбегает к камням и падает на колени, а потом кинулся следом.

- Папа… - выдохнул и замер, глядя большими, испуганными глазами на распростертую на камнях фигурку. Саша… Он лежал в неудобной, изломанной позе между двумя камнями в одних плавках. На светлой мокрой коже яркими пятнами выделялись царапины и синяки: похоже, его хорошо побило о камни. Красная дорожка уже почти размытой дождем крови спускалась из-под мокрых волос, налипших на лицо.

- Саша… - отчаянно позвал отец и дрожащими руками начал осторожно вытаскивать его из каменного плена. Даня потянулся помочь и спустя пару минут, отец уже держал Сашу на руках. Прижимая его к себе, как маленького, он тяжело поднялся на ноги и направился к дому. Даня пошел следом, кусая губы. Страх за Сашу сводил судорогой тело, страх за отца – душу и сердце.

Даня покосился на лежащего в руках отца парня, а потом молча снял с себя дождевик и, остановив отца, накинул его на обнаженные грудь и живот Саши. Вряд ли это спасет от дождя и холода, но капли не будут бить так сильно пораненную кожу.

- Спасибо, - одними губами шепнул отец, глядя на Даню больными глазами.

- Если устанешь, скажи мне, - тихо произнес тот, отлично понимая, что отец НЕ устанет. И донесет сам до дома своего… кого? Кем был Саша для него? «Любовник» звучало слишком грубо и пошло для тех чувств, с которыми отец прижимал Сашу к себе. А найти другое определение Даня не мог. Разве что… любимый? Чувствуя, как снова начинает терзать сердце тупая, монотонная боль, Даня опустил голову, глядя себе под ноги и на то, как следы на мокром песке наполняются влагой. Без дождевика тяжелые капли, падающие с неба, больно били по открытым плечам и макушке, но сейчас он был даже рад этому: неприятные ощущения тела отвлекали от мыслей и помогали не думать.

И он не думал. Не думал, пока они шли до дома. Не думал, когда Саша пришел в себя, но от шока или чего-то еще не смог сказать ни слова, только сильнее прижался к отцу. Не думал, пока тот заносил его в дом и, проигнорировав недовольное фырканье уходящей матери, укладывал на диван. Не думал, когда отец накрыл Сашу теплым пледом и заставил выпить горячего вина. Не думал, глядя на дрожащие, показавшиеся слишком тонкими пальцы, на белое лицо, с которого отец нежно стирал влагу. Не думал, не думал…

Но когда Саша начал говорить, все попытки Дани абстрагироваться от происходящего рухнули:

- Я не понял, когда начался шторм, - голос звучал сипло, но почему-то от него по спине Дани прошлась теплая волна, – Было только легкое волнение, и я решил, что могу еще немного поплавать. – Саша говорил бесцветно, виновато. – А потом меня оглушило волной. Больше я ничего не помню.

- Тебя выбросило на берег, - отец легко провел кончиком пальца по лбу, с которого пять минут назад стирал кровь. А потом вдруг сорвался. Стиснул Сашу за плечи и хорошенько встряхнул, глядя на него обезумевшими глазами и почти крича:

- Сумасшедший мальчишка!! О чем ты думал?! А если бы тебя не выбросило?! Ты бы утонул, понимаешь?! Утонул!! – отца трясло, в глазах плескались ужас и запоздалый шок. – Саша… - почти стон.

- Прости. Прости, прости, прости… - Саша подался к нему, обнял за шею и сильно прижался, целуя лицо быстро, горячо. – Ты испугался… Прости… Я больше не буду. Прости.

- Испугался… - протянул отец горько, обмякая в его руках и пряча лицо во влажных волосах. Он, ОНИ словно забыли, что в комнате есть еще кто-то. Они видели, смотрели только друг на друга, причиняя Дане нестерпимую боль. – Я не могу потерять тебя. Просто не могу…

- Ты не потеряешь… Обещаю, - Саша вдруг с силой отстранил Андрея от себя, заглядывая ему в глаза и говоря тихо, но яростно и страстно. – Я буду с тобой, пока ты сам этого хочешь. Слышишь, Андрей? Обещаю.

Больше Даня видеть этого не мог. Эти слова, этот голос разрывали сердце. Просто секс, да?! Он тихо, стараясь не шуметь, отступил назад, а потом тенью выскользнул из комнаты. Чувствуя себя разбитым и больным, поднялся к себе, содрал мокрую одежду и без сил рухнул на кровать, закутываясь в одеяло. Хотелось… Хотелось, чтобы как в детстве… Тепло, темно, а большой и страшный взрослый мир где-то там. А здесь, под одеялом его собственный мирок. Пусть маленький и наивный, но в нем нет боли. Нет места «взрослым» чувствам. И мечты просты и незатейливы: машинка с радиоуправлением, да пломбир на десерт за ужином.

Чувствуя, что еще немного таких мыслей, и он позорно расплачется, Даня натянул одеяло еще сильнее на голову и заставил себя расслабиться и не думать. Ни о чем не думать. Потихоньку напряженное и закоченевшее под холодным дождем тело начало согреваться, расслабляться, и тут же потянуло в сон. Не видя причин противиться этому желанию, Даня только выдохнул и позволил измученному сознанию скользнуть в мягкую темноту.

Кажется, ему даже что-то снилось. Сначала мягкое и теплое. Но потом к этим ощущением добавилось легкое беспокойство и тревога. Даня недовольно поворочался, чувствуя, как неумолимо просыпается, и медленно разлепил ресницы. Первые секунды ему казалось, что он еще спит, что сон продолжается. Потому что он не мог лежать в своей комнате и смотреть прямо в искрящиеся мягким любопытством глаза Саши. Того здесь просто не могло быть.

- Саша?.. – на всякий случай хрипло поинтересовался Даня и понял: это не сон. Инстинктивно шарахнулся назад, прижимаясь к стене и натягивая одеяло до самого подбородка.

- Ты что здесь делаешь?! – злясь от собственного смущения, спросил он. Саша только пожал плечами:

- Сижу. На тебя смотрю.

- Зачем? – разговор напоминал беседу двух идиотов, и Даня поморщился, представив себе, как это выглядит со стороны.

- Не знаю, - с обезоруживающей честностью ответил Саша и вздохнул. – Просто мне скучно. На улицу не выйдешь, а Андрей на меня дуется.

Даня закатил глаза, ворча:

- Это не повод вламываться ко мне в комнату и наблюдать за мной.

Саша пожал плечами, встал с пола, на котором утроился перед кроватью Дани, и небрежно бросил:

- Ну, ты же наблюдал за нами ночью. Кстати, тебе понравилось?

Даня дернулся, чувствуя, как неумолимо краснеет. Пальцы стиснули одеяло, а Саша только тихо рассмеялся:

- Ты такой забавный.

- Убирайся, - после секундного замешательства, глухо проговорил Даня, пряча лицо в подушку.

- А если нет?

- Уходи, - Даня, теряя терпение, вскинул голову. – Будь добр закрыть дверь с той стороны!

Саша усмехнулся, и Даня, больше не в силах смотреть в его глаза, снова зарылся лицом в подушку.

- Мы еще вернемся к этому разговору, - тихий шепот и легкое прикосновение к волосам заставило Даню дернуться. А потом он остался один.

Даня со стоном отбросил подушку на пол и перевернулся на спину. И как Саша его заметил? В коридоре было темно, а щелка – очень маленькой. Или ему так казалось? По крайней мере, через нее Даня все видел просто отлично. При воспоминании о том, что именно он видел, Даня снова покраснел, радуясь тому, что его никто не видит. Правда, вместе с запоздалым стыдом вернулось возбуждение, когда память послушно начала разворачивать перед глазами картины прошедшей ночи. Отец, Саша… Его полные желания и удовольствия глаза.