Я тебя научу (СИ)

Ты пахнешь дымом и холодом и, сняв пальто, зябко передергиваешь плечами.

- Я же говорил, что замерзнешь! - я с досадой смотрю на тебя. - А если заболеешь?

Ты практически не куришь дома, только на улице, а сейчас вышел. Почему?

- Я не заболею, - ты снова ежишься. - У меня хороший иммунитет. Что ж, я, пожалуй, тоже переоденусь.

- Угу. - Сажусь на подушку у стены и демонстративно отворачиваюсь. И вдруг чувствую… - Черт! Соби! Рыба!

Я стремглав кидаюсь на кухню. И как мы забыли!

К счастью, подгореть карпы не успели, я унюхал их вовремя. Выключаю газ, вынимаю блюдо на решетку плиты и возвращаюсь в комнату.}

}Может, мне следовало окликнуть тебя.

Ты сменил джинсы на штаны из какой-то тяжелой льющейся ткани и нагибаешься за рубашкой. Света в комнате мало, ты явно торопишься, наверное, пользуясь, что меня нет, но…

Я гляжу на твою спину и не могу перевести дыхание. Она вся в рубцах. Что может оставлять такие следы? Прут? Хлыст? Плеть?

У тебя кожа светлее волос, и на ней отметины видны лучше, чем если бы ты был смуглым, как я. Такое впечатление, что от лопаток до поясницы ты весь сшит из кусочков. Я до боли зажмуриваюсь, отступаю за угол, прижимаю к стене вспотевшие ладони. Кто это сделал?! Нет… Не могу допустить эту мысль, даже теперь не могу.

- Рицка, ну что там с рыбой? - окликаешь ты. - Есть еще можно или сгорела?

- Не успела, - я второй раз выхожу из кухни. У меня даже голос нормальный. - Хорошо, что газ на минимуме стоял.

Тебе идет этот цвет. Слоновой кости, так, кажется, он называется.

Ты вообще… красивый. Я вспыхиваю при этой мысли. Раньше она меня как-то не посещала.}

}Ты отодвигаешь ширму, загораживающую телевизор, прибавляешь звук - совсем чуть-чуть, кладешь пульт на пол рядом со мной. Мы устраиваемся за столом, и я разглядываю, что ты на него поставил. Крошечные осьминоги, кажется, их принято есть сырыми, суши, салат - даже не возьмусь угадывать составляющие, - мои любимые креветки в кляре, фасоль в непонятном соусе…

Ты открываешь вино, а я рассматриваю осьминогов. Кажется, что они вот-вот начнут дрыгать щупальцами.

- Мы это всю ночь есть будем!

- Что? - ты выдергиваешь пробку, - конечно, нет. А горячее?

- Соби, - спрашиваю я подозрительно, - ты решил меня откармливать?

Ты смеешься:

- Почему?

- На день рождения еды было под завязку, и теперь тоже…

- Может быть, мне нравится тебя кормить, - то ли в шутку, то ли всерьез отвечаешь ты. - Не подвинешь бокал?

Протягиваю его тебе:

- Держи.

- Нет, не на весу. Поставь на стол.

- Как только место найду, - вожу рукой над столом туда-сюда. - Видишь, негде!

- Хорошо, - твоя ладонь обхватывает мою, останавливая, и я от неожиданности чуть не выпускаю бокал. Ты слегка поднимаешь брови:

- Держи крепче, Рицка.

- А ты предупреждай!}

}Отпусти меня, отпусти, отпусти… Твой большой палец как раз прижимается к месту, где прослушивается пульс. Отпусти!}

}Темное вино - я помню, что оно кисловатое на вкус - на четверть заполняет широкий бокал, и ты освобождаешь мою руку. Теперь поставить, не расплескав, а то совсем по-детски получится.

Ты наливаешь себе столько же и закрываешь бутылку, отставляя ее в сторону.

- Еда перед нами, вино налито. Приятного аппетита, Рицка? - это звучит как вопрос.

- Угу, - я щелкаю палочками, точно крабьей клешней, и тянусь за самым маленьким осьминогом. - А когда будем пить вино?

- Когда что-нибудь съедим для начала, - ты встаешь со своего места и зачем-то идешь на кухню. Возвращаешься с парой круглых глубоких ложек, втыкаешь их в салат и в креветки:

- Чего тебе положить?

- Всего, - я оглядываю стол. - Только по чуть-чуть.

- Подставляй тарелку.

Тарелку я на всякий случай держу обеими руками. Чтобы тебе не пришло в голову снова меня страховать. Ты едва заметно улыбаешься. Чему, интересно.}

}Без десяти двенадцать я чувствую, что рыбу мы будем пробовать завтра. Вроде не ели ничего особенного, а больше не влезет. Я пересаживаюсь на твою сторону, чтобы видеть телевизор, и продолжаю препираться по поводу «Героя». На него только что дали анонс, на каникулах покажут. А мы с тобой в последний раз в кино именно на нем были. Тебе понравилось, а мне не очень. Теперь я вытягиваю из тебя, чем запомнился фильм, что даже пересматривать хочешь. Самое странное, что ты отвечаешь.

Это по-прежнему так непривычно, что я чуть не пропускаю наступление нового года. Когда диктор сообщает, что до о-сегацу осталось четыре минуты, я запинаюсь на полуслове. Ты тоже умолкаешь и с внезапным любопытством глядишь на экран. А потом мы начинаем смеяться. Не потому, что так надо по приметам, а просто… просто потому что смешно.}

}Вина мы выпили по два глотка, и сейчас ты наполняешь бокалы до половины. Теперь надо дождаться, чтобы начал звонить колокол. Вообще, если я правильно понимаю, сюда должен донестись звон из ближайшего храма, он в паре кварталов, но по телевизору уж точно не пропустим.

Сто восемь ударов. Шесть человеческих пороков, и у каждого восемнадцать оттенков. Если бы каждый удар и правда уничтожал по одному, мир был бы гораздо лучше. А если уничтожает, откуда они в следующем году берутся вновь? Жадность, зависть, легкомыслие, злость, глупость, нерешительность. Не знаю, какой худший.}

}Полночь.}

}- С Новым годом, Рицка, - произносишь ты под колокольный звон, слабый - от окна и чуть громче - от телевизора.

- И тебя, - мне почему-то зябко. - С Новым годом, Соби.

У тебя в глазах отражаются точки гирляндных огоньков, полумрак делает взгляд непонятным. Ты отставляешь бокал:

- Рицка, ешь, ты же только поклевал.

- Я больше не могу есть, - я смеюсь. Хорошо, что сейчас не видно, как щеки горят. - И завтра не буду…

Черт, надо отвернуться, наконец! Я нервно сглатываю. Твоя рука забирает у меня бокал, очень вовремя, потому что он накреняется. Потом ты дотрагиваешься до моего кошачьего уха и с улыбкой отводишь глаза:

- Не смотри так.

- Почему? - у меня, наверное, в горле пересохло, получается хрипло. - Соби?

- Да?

- Почему не смотреть? - повторяю я полушепотом.

- Потому что… - ты вздыхаешь, потом смеешься: - Не имеет значения. Конечно, смотри, если хочешь.