Любимый ученик Мехмед (СИ)

Во дворец Андреас возвращался вместе с принцем, но счастье омрачалось мыслью о предстоящей разлуке. Молодого учителя ещё до отъезда на верблюжьи бои предупредили, что в следующем полугодии он не получит жалование за три месяца из шести, потому что в это время принц будет отсутствовать во дворце и, следовательно, не станет заниматься греческим. В конце января Мехмед должен был уехать из Манисы в Эдирне, а оттуда отправиться в албанские земли вместе с турецкой армией, возглавляемой неким опытным военачальником. Султан Мурат отправлял своего четырнадцатилетнего сына в поход, «дабы наследник престола на собственном опыте узнал, что такое война».

Часть V Война и противоборство

По дороге из Манисы в Эдирне, откуда Мехмед должен был выступить с войском, он не раз слышал, что албанские земли — это дикие места, где нет ничего, кроме гор, но к западу от этих гор есть море. По морю плавают торговые суда, а вдоль гористого берега есть много гаваней, где собирают пошлину с морских торговцев, получая большие доходы, и именно поэтому турецкие воины уже не первый раз шли в горы в завоевательный поход. Кто владеет горами, тот легко завладеет и побережьем.

Зима в албанских землях была гораздо суровее, чем в Манисе. И даже суровее, чем в Эдирне. Пусть на земле снег не лежал, оставляя видной тёмно-бурую траву, но с неба, закрытого серыми облаками, то и дело сыпался мелкий снег — плотный и колючий, как песок. Порывы ледяного ветра подхватывали его и швыряли в лица пеших воинов, конницы и обозных слуг.

Иногда это прекращалось, и тогда можно было, не щурясь, разглядывать горные громадины, возвышавшиеся справа, слева и впереди. Некоторые из них носили снежную шапку, окутанную облачной дымкой, и это напоминало гору, под сенью которой стоял дворец и город в Манисе. Вспоминалось Мехмеду и то, что его мать родом как раз из албанских земель, поэтому он, глядя на тёмные горы и хмурое небо, думал: «Неудивительно, что она такая печальная».

Наверное, принц, размышляя об этом, тоже выглядел хмурым, потому что время от времени слышал слова вроде:

— Не грусти, Мехед Челеби. Военачальник должен быть бодрым, чтобы вселять бодрость в сердца своих воинов.

Так говорил Али-бей — бородач с весёлыми глазами, умеющий непринуждённо рассуждать об опасности и смерти. Его назначили повелевать войском, но также и наставлять принца в военных делах. Этот наставник, взяв Мехмеда с собой в поход, прежде всего, стремился вселить в подопечного бодрость, хоть и признавал, что турецкие армии третий год терпят одно поражение за другим в здешних краях, потому что албанские жители вели войну не по правилам.

Чуть ли не каждый час можно было ожидать, что из-за поворота, скрываемого горным склоном, выскочит албанский конный отряд и, нанеся быстрый удар пехоте, умчится прочь прежде, чем турецкая конница сумеет его догнать, причём такие происшествия казались особенно досадными, поскольку означали — дозор, высланный вперёд и могший предупредить о появлении врага, перебит.

Так же дерзко враг атаковал обозные телеги, а ночью нередко угонял стадо овец, которые предназначались для пропитания турецких воинов. А ещё случалось, что здешние жители, «подобные злым джиннам», устраивали засаду прямо на склоне одной из гор и сыпали оттуда стрелами, а турецкая армия ничего не могла сделать, потому что на склон было невозможно забраться с дороги, по которой шло войско.

— Они нарочно постараются вымотать нас, — говорил принцу Али-бей, — а когда решат, что мы устали от мелких стычек и испытываем нехватку в пище, они запрутся в своих неприступных крепостях и станут ждать, когда мы уйдём. Они почти никогда не устраивают сражение. У них слишком мало людей. Но тем или иным способом истребить значительную часть наших воинов, пока мы ходим тут, эти проклятые горцы могут.

Чтобы не допустить такого поворота событий, следовало пройти как можно дальше вглубь албанских земель, оставаясь незамеченными. Для этого надо было избегать широких торговых трактов, тянувшихся по равнинам и вдоль больших рек, а, чтобы не заблудиться на окольных дорогах, требовался проводник.

Вот почему в одной из турецких крепостей, стоявших на границе с албанскими землями, предводитель войска хотел найти человека, хорошо знающего местность, однако с этим возникло неожиданное затруднение.

Минувшим днём Мехмед наблюдал, как Али-бей горячо спорил с комендантом маленькой крепости, возле которой они встали лагерем. Оказалось, что воина, очень пригодившегося армии в прошлом году, уже нет — убили, а больше никто не знает местные тропы, кроме самого начальника крепости, но он отказывался идти и говорил:

— Как я оставлю вверенный мне пост?

Наконец, было решено, что начальник крепости будет с ними в дороге лишь полтора дня, а затем вернётся, и тот нехотя согласился.

Он с самого начала показался Мехмеду странным, потому что не раз говорил, что в горах опасно, однако зачем-то повёл с собой своего тринадцатилетнего сына, покорно шедшего по каменистой дороге рядом с отцом и десятком воинов из крепости, которых начальник взял с собой, чтобы не возвращаться в одиночестве.

Мехмед, несмотря на все советы ехать в середине войска, то и дело выезжал вперёд, желая посмотреть на хрупкого мальчика, укутанного в овечий тулуп, явно великоватый. Из-под большой войлочной шапки, плотно натянутой на голову, смотрели огромные карие глаза. А ещё Мехмед не мог не любоваться тонкими тёмными усиками, которые уже пробивались над верхней губой. Было холодно, поэтому губы у мальчика часто оставались бледными, но когда извилистая дорога становилась круче, и требовалось тратить больше сил, чтобы идти вперёд, губы приобретали ярко-розовый оттенок, и щёки тоже румянились. Принцу хотелось подружиться с красивым мальчиком, пусть ненадолго, но тот всё время держался возле отца и ни с кем не говорил.

Так минул день, настало утро второго, и войско уже почти готово было двинуться дальше, как вдруг появилась неприятельская конница. Всё случилось так же, как обычно, судя по рассказам. Она стремительно ворвалась в лагерь, секла мечами всех, кто попадался ей на пути, и сыпала стрелами.

Мехмед выскочил из шатра, вытащил из ножен саблю, но к нему уже бежал Али-бей, тоже с обнажённой саблей, держа в другой руке щит:

— Нет-нет-нет, Мехмед Челеби. Спрячься! Спрячься!

Принц не успел опомниться, как со всех сторон набежали турецкие воины, прикрывая большими щитами и его, и себя. Даже над головой принца кто-то держал щит. Мехмед перестал видеть, что происходит вокруг, только слышал крики, звон металла, свист стрел где-то совсем рядом.

— Наверное, они выследили нас ночью по свету от костров, — сказал один из воинов, прикрывавших Мехмеда щитом.

Помня рассказы Али-бея, принц живо представил, как один из горцев стоит на скалистом склоне, вглядывается во мрак ночи и вот видит в одной маленькой долине целую россыпь огней — турецкое войско. Затем горец сам зажигает огонёк, и вот такой же огонёк зажёгся на соседней вершине, а затем ещё на одной, подальше, и вот уже в городе, который расположен неподалёку, готовятся к вылазке.

Увы, но обходиться без костров турецкая армия не могла. Мехмед уже успел испытать, как холодно в горах в ночное время. Аж пальцы ног немели от холода, а без огня было бы ещё хуже, но в эти четверть часа, пока продолжался налёт на лагерь, принцу казалось, что можно было и потерпеть. Мехмед, хоть ему и говорили, не мог поверить, что в горах, если не зажигать огня, зимней ночью можно замёрзнуть насмерть.