Любимый ученик Мехмед (СИ)

— Так вот, значит, что! Значит, он хотел тебя… как женщину… Да как только посмел!!! Я велю, чтобы ему отрубили голову!

Никто вокруг не произнёс ни слова, и тогда в дело вмешался мулла, до сих пор молчавший:

— Мехмед Челеби, это очень серьёзное обвинение. Можем ли мы полагаться на свидетельство двух жалких оборванцев и одного… — он посмотрел на Андреаса, — одного язычника? Язычник не может свидетельствовать против правоверного, а Йылмаз-бей — правоверный и пользуется очень большим уважением в городе. Многие достойные жители Манисы охотно подтвердят, что Йылмаз-бей не мог задумать никакого гнусного дела. Их свидетельства будут весомее, чем свидетельство этих троих.

— Я наместник в здешних землях, — ответил ему принц. — Я здесь верховный судья, и если я решу, что свидетельств достаточно, никто здесь не может это оспорить.

— Ты ещё никогда не пользовался своим правом судить, Мехмед Челеби, — напомнил мулла. — Нужно ли начинать сейчас? Я советую тебе просто забыть об этом происшествии, чтобы не вызвать возмущения жителей Манисы. Подумай, будет ли доволен твой отец, если вся эта история дойдёт до него.

Мехмед задумался:

— Я согласен забыть только в том случае, если Йылмаз-бей принесёт мне извинения и обещает, что его люди больше никогда не придут ко мне, чтобы красть моих людей. И пусть он извинится перед ним тоже, — принц кивком указал на Андреаса.

Это звучало вполне разумно, однако мулла продолжал возражать:

— Мехмед Челеби, я полагаю, что сперва нужно всё выяснить. Почему ты веришь каким-то оборванцам, которые говорят, что их послал Йылмаз-бей? А вдруг они лгут? А вдруг они пришли сюда по своей воле, чтобы украсть что-нибудь, но оговаривают уважаемого человека, надеясь избавить себя от наказания? Да и словам язычника трудно верить, даже если бы он имел право свидетельствовать. Я очень удивлён, слыша, что такой достойный и уважаемый человек как Йылмаз-бей может делать непристойные предложения.

Принц недоверчиво хмыкнул:

— Если ты сомневаешься, тогда иди и спроси Йылмаз-бея, — Мехмед, по-прежнему с саблей в руке, указал острием клинка куда-то в даль. — Спроси, что его слуги делали в моём лагере среди ночи. И спроси, чем он так обидел моего учителя-грека, что мой учитель-грек больше не хочет к нему ходить. Посмотрим, что ответит Йылмаз-бей.

— Хорошо, завтра я спрошу, — сказал мулла.

— Нет, — возразил Мехмед. — Иди сейчас же. Дело срочное.

— До завтра оно подождёт, — возразил мулла.

— Или ты сейчас же пойдёшь, или я сам пойду и спрошу, — принц продолжал тыкать саблей куда-то в даль. — Меня пытались обокрасть! Хотели украсть человека, который мне служит. Я оскорблён! Это не может ждать до завтра!

— Хорошо, Мехмед Челеби, — мулла, наконец, сдался. — Я пойду, спрошу и принесу тебе ответ.

Когда мулла Гюрани с прислужником, несшим факел, направился к шатрам Йылмаз-бея, принц некоторое время смотрел вслед своему главному наставнику, а затем подошёл к неудавшимся похитителям. Опущенная сабля в руке принца взметнулась вверх и медленно прочертила длинную алую полосу на правой щеке одного из них, а затем и второго:

— Это вам на память о нынешней ночи, — с усмешкой сказал Мехмед и добавил, обращаясь к охране: — Стерегите их пока, а дальше посмотрим.

Принц, наконец, вернул саблю владельцу, а затем обернулся к Андреасу, по-прежнему пребывавшему в крайнем смущении от всего случившегося, и ободряюще улыбнулся.

Андреас уже давно не оказывался в подобном положении и думал о том, что после этой истории отношение всех вокруг непременно изменится: «Теперь будет совсем не просто убеждать людей, что я не тот, кем являюсь. Я под подозрением». Поглощённый этими мыслями, он даже не заметил, что возле него стоит лекарь, который уже успел осмотреть его рану.

Грек заметил лекаря только тогда, когда тот с поклоном доложил принцу:

— Рана не опасная, мой повелитель. Её не следует перевязывать. Царапины быстрее заживают, если их держать на открытом воздухе. Нужно лишь промыть и смазать мазью.

— Ты сделаешь это в моём шатре, — сказал Мехмед. — Принеси туда всё необходимое, — а затем взял Андреаса за руку: — Пойдём, учитель. Остаток ночи ты проведёшь подле меня. Мне так будет спокойнее. Я не смогу заснуть, если начну думать, что с тобой может ещё что-нибудь случиться.

Принц, по-прежнему держа учителя за руку, оглядел всех вокруг спокойным, уверенным взглядом, как если бы хотел спросить: «Кто-нибудь из вас полагает, что я веду себя недостойно? Никто? Я так и думал».

Муллы рядом не было, а больше никто, даже охрана, не смотрел косо, и Андреас воспрянул духом, уже не чувствуя себя изгоем.

— Учитель, я не знаю, что бы со мной было, если б я тебя потерял! — громко продолжал принц, но когда они подошли ко входу в его шатёр, учитель всё же спросил:

— Принц Мехмед, ты уверен, что моё место здесь?

— Да, — с улыбкой ответил тот, — я хочу оказывать тебе милости как самому дорогому другу.

Внутри уже ждал лекарь, который промыл и смазал царапину на шее, а меж тем челядинцы уже расстелили на коврах постель, на которой Андреас спал в другом шатре. Постель оказалась расстелена в трёх-четырёх шагах от постели самого Мехмеда, хотя вокруг ещё оставалось много свободного места.

— Ложись, учитель, — повелел принц, снимая тюрбан и не без удовольствия взъерошивая рыжую шапку собственных волос.

Уже забравшись в свою постель, мальчик снова улыбнулся Андреасу, а затем упал головой на подушку, но вдруг издал странный звук, похожий на шипение, перевернулся на бок и пояснил:

— Мулла наказывал меня сегодня за то, что я спорил с ним из-за тебя. Я совсем забыл об этом, но спина пока помнит.

Меж тем слуги погасили все светильники кроме одного дальнего, висевшего на опорном столбе, и удалились.

— Учитель, — почти сразу зашептал Мехмед по-гречески, — там, перед входом в шатёр я говорил не совсем правду. Ты рядом, и я сейчас не беспокоюсь за тебя, но всё равно не смогу заснуть.

— Почему? — спокойно спросил Андреас.

— Потому что ты рядом, — взволнованно шептал Мехмед. — Учитель, мы ещё никогда не оказывались так. Мы спим почти бок о бок.

— Вот и спи, — ответил грек, нарочито зевая, но принц не унимался и продолжал:

— Александр Великий и его друг Гефестион, когда ходили вместе в походы, тоже ночевали в одном шатре, да?

— Да, — ответил Андреас, шутливо добавив: — Причём Александру и Гефестиону как-то удавалось заснуть. Вот и ты спи.

— А Ахиллес и его друг Патрокл, которым подражали Александр и Гефестион, тоже ночевали в одном шатре? — продолжал спрашивать Мехмед.

— Иногда, — сказал грек. — И у них тоже получалось заснуть.

— Учитель, — принц мечтательно вздохнул, — я не засну.

— Тогда утром скажешь мне, храплю я или нет, — ответил Андреас, повыше натягивая на себя одеяло. — Мне давно хотелось это узнать.

— Что узнать? — спросил Мехмед. Очевидно, он не понял слова «храпеть».

Грек повторил просьбу по-турецки, а принц укоризненно проговорил:

— Учитель, зачем ты всё шутишь?

— Потому что ты хочешь, чтобы я вёл себя безрассудно, а я сегодня только это и делал. И видишь, что получилось?

— Учитель, но ведь теперь всё хорошо, — возразил принц.

Андреас не ответил, однако Мехмед никак не желал угомониться:

— Учитель, протяни ко мне руку.

— Нет.