Пятьдесят девственниц (СИ)

— Считай это предчувствием матери, но от него нужно избавиться как можно скорей! — не сдавалась Гелл. — Быть может, когда-то меня проклянут за то, что я открыла ему дорогу в мир!

— И в руки его не возьму, — ответствовал я. — Магические предметы сами выбирают себе хозяев, вот пусть и валяется здесь, пока кого-нибудь не найдет. Я же вложу ему в рукоятку пергамент с указанием его имени, дабы будущий хозяин ведал, чего от него ожидать.

Тут же я схватил чернильницу, перо и небольшой кожаный свиток.

— «Меч Девственник. Ковано Большой Гелл. Получил магию от Позднего Рассвета, что преобщился магической лиги в Хелловой Горе,» — зачитал я. — Мною специально написано это по-дварфски, ибо во-первых, буквы их кажутся мне, красивее наших, а во-вторых, меч твой не уступает и лучшим дварфским кузнечным работам.

О своем ученическом в гильдии магов ранге, я решил письменно не упоминать.

— Ты льстишь скромным моим способностям, добрый друг и милый любовник, — вздохнула Гелл. — Никогда не достичь мне и половины их мастерства. Сам же говоришь, что кузнечная гильдия является у дварфов одной из самых уважаемых и совершенно закрыта от посторонних.

Задумавшись над ее словами, я вдруг кое о чем вспомнил.

— Знай же, милая Гелл, — сказал я. — Что, коль скоро Северо-Западный проход открыт, дварфы будут ходить к нам, людям. И вот, я сейчас пишу еще два свитка. Один отдашь старейшине деревни, где неподалеку от руин дварфской крепости живет моя жена. Кузнеца у них своего нет, так что примут тебя с радостью, ты же сможешь со временем пристать к какому-нибудь дварфскому отряду. Второе письмо отдашь в Хелловой Горе с большим от меня приветом. Есть там некая дама, которой я помог решить один щекотливый вопрос насчет игорного долга. Дама уверяла, что ее муж будет очень мне благодарен. Семейство же их владеет не только рудниками, но и кузней.

— Милый Рассвет! — девица-кузнец даже прослезилась. — Если довелось мне понести от тебя, то я рожу и выращу твоего ребенка с превеликим удовольствием, ибо будет он напоминать мне о тебе!

Я несколько смутился подобным проявлением чувств, отчасти еще и потому, что, по ходу своих приключений, впервые задумался о таких последствиях моих отношений с девицами.

— Завтра же уйду отсюда, — продолжила Гелл. — Но, все же, я не могу остаться под одной крышей с этим мечом, хотя бы только на ночь, такой страх он в меня внушает. Давай же избавимся от него!

— Коли не терпится тебе сделать это, — в сердцах решил я, — так вынеси его и брось на перекрестке за вашим селом. Если он — вещь магическая, так пусть сам и ищет себе хозяина.

— Только ты меня проводи, — робко попросила она. — Боюсь я оставаться наедине с этим своим порождением.

Так мы и сделали, потом же вернулись в комнату к моим товарищам.

— Чего это вам не спится? — с неудовольствием спросила, проснувшаяся при нашем явлении Быстрые Глазки.

Мы тут же поведали ей историю с мечом.

— Не глупо ли? — рассмеялась она. — Постойте же, я пойду и подберу его. Денег у нас не слишком много осталось, а уж выгодно продать такой хороший меч я легко смогу. Ладно-ладно, он не будет ночевать с вами в доме, я его до утра припрячу.

Не прошло и четверти часа, как моя рыжеволосая спутница вернулась в великой задумчивости.

— Вы в точности оставили меч на перекрестке? — с подозрением спросила она.

— Клянемся тебе оба! — ответствовал я.

— Странно, но его там нет, — удивилась Глазки.

— Милый Рассвет, — сказала Гелл. — Хоть я и знаю теперь, что ты женат, но ложись со мной и будь, как со своей собственной женой. Ибо одно наше с тобой чадо уже пошло бродить по свету и неведомо, к добру это или к худу.

61

Следующем же утром мы расстались с Большой Гелл, подарив ей на память один золотой, что стало у меня некой традицией. Путь наш лежал на север, ее же — на юг, в деревню, где обитали наши с Крикуном столь одинаковые с лица супруги.

Селения стали попадаться чаще, путь становился легче, ибо мы уже могли рассчитывать на то, что какая-нибудь повозка, следующая в одну с нами сторону, подвезет по пути.

Вскоре начались земли родного нашего Королевства и я старался реже представляться магом, ибо это не только не вызывало должного почтения, но и наводило собеседников на всяческие в наш адрес подозрения.

Из приключений же упомяну только одно, когда повстречалась нам в придорожном лесочке юная крестьянская девица, на предложение расстаться с девством в поспешности задравшая подол, чем не преминули воспользоваться сначала я, а потом и Крикун. И этой девице, имя которой оказалось Верда, вручил я золотой, но уже через пол часа обнаружилось, что нас настигает погоня, состоящая из большого количества зловредного вида поселян с вилами и косами.

Впереди мчался отец девицы, громко позоря нас татями и насильниками, мы же, в поспешности унося ноги в надежде спасти жизни свои, возразить ему были не в силах.

Потом пришли в город Вонючая Гавань, бывший, как явствует сие из оного названия, портовым. Явившись же в прибрежный трактир, в изумлении обнаружили десяток стоящих вдоль берега виселиц с полуразложившимися телами.

На недоумение наше, достойный трактирщик охотно пояснил, что, полгода назад Королевский флот перехватил в море изрядную пиратскую ватагу, возвращавшуюся из дварфовских земель. Многие морские разбойники погибли, предпочтя смерть плену, многие же были захвачены живьем и количество их было поделено между всеми портовыми городами, дабы в каждом повесить хотя бы десяток, чтобы иным не повадно было.

Предводитель же пиратский, прозвищем Свирепая Акула, видя, что сражение проигрывается им ужасно, обнялся со своим горячо любимым братом и так, обнявшись, оба прыгнули в пучину морскую, дабы поглотила она их.

Двум же супостатам удалось избежать заслуженного наказания, и, как показали под пытками плененные пираты, они-то и есть самые отчаянные и жестокие из всех. Злодеи эти, в изуверской своей хитрости чуя западню, остались на землях дварфов, когда вся ватага пошла оттуда назад, и по ныне пиратствуют во Внутреннем море, наводя ужас на всех честных мореплавателей.

Потом же трактирщик указал нам на пришпиленный к стене королевский указ, где черным по белому обещалось не менее ста золотых за капитана Быстрые Глазки и шкипера Бес В Ребро любому доносчику, с приказом, по изловлению, повесить обоих на главной площади столицы, а потом разрезать тела на части, дабы в каждый портовый город попало по кусочку.

Кроме того, с целью пресечь пиратство, Королевство наше оккупировало порт Жемчужный, как всем известную пиратскую вотчину.

— Какая двуличная сволочь — дварфский король! — сердито сказал я шепотом, когда все мы оказались в снятой нами комнате. — Не мог же он не ведать, что после того, как мы выполним наш уговор, в море нас перехватит Королевский флот?

— Все короли одинаковы, друг мой, — хмуро ответила Глазки. — Этот, по крайности, расплатился честно и честно же предложил остаться у него всем, кто откажется от пиратства. Согласись, когда мы были у дварфов, нас никто не преследовал, хотя, я уверена, наш монарх был не прочь захватить нас.

— Да, — согласился я. — Но почему же мы оказались худшими из худших? Мы пиратствовали недолго, а теперь, послушать, так ужасней нас и злодеев не сыщешь!

— Потому что мы до сих пор на свободе, — как ни в чем не бывало ответствовала Быстрые Глазки. — На кого и валить вину, как не на сообщников, которые до сих пор не пойманы. Будем надеяться, ложь эта хоть немного облегчила участь наших бывших товарищей. Что же касательно нынешнего нашего разбоя, так сам посуди: на кого валить пропавший с грузом корабль? На небрежение капитана? На жадность судовладельца не заботящегося о ремонте и хорошей команде? Да нет, на пиратов, конечно!

— Ужасно! — вздохнул я. — Мне так не хочется, чтобы меня вешали и резали на куски!

— Ничего страшного, — усмехнулась моя спутница. — Будешь теперь учителем грамотности, а имя твое будет — господин Фонарщик. Его ты никогда не перепутаешь. Гарл же и Трина — твои детишки от первого брака. Я же — их мачеха и твоя молодая жена, на которой ты женился овдовев.