Пятьдесят девственниц (СИ)

Гелл нам всем сразу же понравилась, потому как, узнав, что мы из страны дварфов, тут же принялась обильно нас привечать и угощать. Увидев же на моей шее серебряный знак с изображением молота и наковальни, она начала оказывать мне всяческие знаки внимания и почтения.

Как мог, я объяснил доброй девушке, что, хоть я и маг, по дварфским законам имеющий право входить в любую их гильдию, но в гильдии кузнецов ни разу не был, ибо в этой, столь закрытой для всех посторонних, гильдии побывать мне было недосуг, но она продолжала оказывать мне всяческие знаки внимания.

Дождавшись же пока спутники мои улягутся спать, она вызвала меня в свою кузницу и распалила горн, дабы ночная прохлада не беспокоила нас.

— Ах, сударь, — сказала она и извлекла из самого темного угла кузни сверток. — Взгляните на это.

Я взглянул и увидел самый прекраснейший меч из всех, каких я когда-либо видел в своей жизни.

— Я работаю над ним уже три года, — сказала Большая Гелл, — и, все-таки, чувствую его незавершенным. И, коль скоро, никакие мои старания не улучшат его, я знаю только одно — меч этот должен стать магическим, иначе же он не будет завершен никогда.

59

В восхищении я осмотрел идеально отполированный длинный узкий клинок, чуть ближе к рукоятке украшенный изображением единорога. Вид этого гордого животного, являющегося так же символом девственности навел меня на некоторую мысль.

— Послушай, уважаемая Гелл, не буду тебе лгать, ибо поклялся никогда не пользоваться магией для плутовства, познания мои колдовские не столь велики, как оно может со стороны показаться, — осторожно начал я. — Вопрос же, который я задам тебе, покажется, может быть, не из тех, что благодарному гостю приличествует задавать хлебосольной хозяйке. Постарайся не обижаться, ибо на этот вопрос есть у меня особая причина.

— Спрашивай, мой добрый волшебник, а я обещаю не держать обиду, каких бы странностей ты не коснулся, — согласилась девица-кузнец, глядя при том на меня столь уважительно, что я даже смутился.

— Мог бы я попробовать подержать сей клинок в магическом свете моего жезла, хотя и совершенно не уверен в результате, — объяснил я и, на всякий случай, уточнил. — Нет ли у тебя на примете жениха и не собираешься ли вступить в брак?

— Нет же, а что с того? — пожала широченными своими плечами Гелл, касательно же магического света заметив, что была бы бесконечно благодарна мне за такой труд.

— Так ли хочется тебе сделать этот меч магическим, что ради этого ты бы и девства своего не пожалела? — подвел я разговор к интересующему меня предмету.

— Ах, сударь, — нахмурилась хозяйка. — Вы, и правда, коснулись вопроса, не совсем приличествующего к задаванию девицам, и необычного, учитывая ваши и мои годы.

Годы свои я чрезмерно преклонными не считал, но возражать Гелл счел ненужным, а стоял и ждал ее решения.

— Верно ли я поняла, что в обмен на свою услугу, вы заберете мое девство? — спросила она подумавши.

— Не в обмен, — покачал я головой. — Хочу лишь заметить, что у меня в твоем девстве такая же потребность, как у тебя — желание сделать свой меч магическим.

— Должна признать, — в задумчивости сказала хозяйка, — что, покуда меч этот не завершен, никакие иные дела не идут мне в голову. Чьими же силами вы хотите лишить меня девства?

— Знаешь Гелл, — несколько обиженно сказал я. — В тебе говорит отсутствие опыта. Поверь, чтобы справиться с этой задачей, и моих собственных сил предостаточно.

— Быть может, я несколько смущена, — призналась девица-кузнец. — Но не пойдем же мы туда, где расположились на ночлег твои спутники? Делать то, что мы задумали, на глазах у посторонних мне не хотелось бы.

— А чем плохо здесь? Задуй же светильники, если робеешь, достанет нам и того света, что идет из горна, — предложил я ей.

— Сударь, такую работу мне еще делать не приходилось, — для удобства занятий кузнечным ремеслом, Гелл одевалась исключительно по мужски и сразу же начала развязывать пояс на штанах. — Вы уж подскажите, что да как.

— Покуда у тебя отлично все получается, — похвалил я. — Снимай же, заодно, и сорочку, ничто не способствует задуманному больше, чем вид нагого девичьего тела. Садись на этот табурет и обопрись спиною о стену.

— Неужели же вам обязательно нужно теребить меня и трогать во всех неприличных местах? — робко укорила девица вскоре.

— Конечно же! — пылко подтвердил я. — Ну можно ли было подумать, что твоя большая грудь столь же тверда, как твои мышцы и, притом, соски ее столь чувствительно и охотно отвечают на мои прикосновения? А этот милый лобок столь беззащитный и невинный!

— Господин маг, — пробормотала она. — У меня между ног жарко, как будто там кузнечный горн распалили. Я же, сейчас, убегу от стыда.

— Есть и от этого средство, — сказал я. — Давай-ка свои ножки мне на плечи.

— Знал бы мой покойный отец, что я вытворяю в его собственной кузнице, — пролепетала девица. — Вы уже начали?

— Не вытворяй он такое же с твоей матушкой, тебя бы и на свете не было, — успокоил я хозяйку. — Это еще не начало, милая Гелл, мы только-только обносим вокруг твоего горна заготовку, которую собираемся туда поместить.

— Осторожней, сударь, осторожней! — ахнула Гелл. — Не суйте же с такой силой.

— Совсем не стоит зажиматься, милая сударыня, — посоветовал я. — Бояться уже нечего, все заслоны сняты, осталось лишь наслаждаться.

— Все? Я уже недевственна? — спросила Гелл, когда, поцеловав ее в последний раз, я утомленно отстранился.

— Никаких сомнений, — подтвердил я.

— И теперь ты можешь заняться моим мечом?

— С превеликим удовольствием! — проведя пальцами в том месте, которое она только что именовала своим горном, я увлажнил их смесью моего семени и ее крови, потом поднялся на ноги и, проведя ладонью над мечом, торжественно возвестил. — Нарекаю тебя Девственником, возьми столько силы, сколько сможешь!

Затем я засветил свой жезл и коснулся им клинка.

Что произошло потом, трудно было понять. Ужасная тяжесть вдруг навалилась на мои плечи, где-то в районе сердца образовалась, как бы, ледяная пустота, голову стиснуло раскаленным обручем. Жезл мой потух и, совершенно лишившись сил, я рухнул на каменный пол кузни с ужасом думая только о том, что вот сейчас, кажется, врежусь головой в наковальню.

60

— Что с тобой, милый Поздний Рассвет? — хлопотала надо мной перепуганная хозяйка, отирая лицо ледяной водой.

— Я кажется еще жив, — удалось мне открыть глаза, вслед за тем я попытался засветить свой жезл.

Я уж думал, что лишился его навсегда, но с третьей попытки ощутил, что он светится как и прежде.

— Глянь, что с этим мечом, — попросил я Гелл.

Та в поспешности зажгла несколько ламп и в страхе охнула.

— С ним что-то не то? — пытаясь подняться на ноги, спросил я.

— Он… Он совершенен, — благоговейно прошептала все еще нагая девица. — Он полностью завершен и… Он пугает меня.

— Стоит ли бояться изделия собственных рук? — как мне тогда показалось, резонно возразил я, потом же взглянул на меч и непроизвольно отшатнулся, ибо столь отчетливо вспомнил перенесенные только что ужасы. — Нет-нет, бояться его не стоит, но я, знаешь ли, несколько утомился.

— А собственного сына можно бояться? — не спуская с меча настороженного взора, спросила Гелл. — Когда он вырос, перестал нуждаться в материнской опеке, стал могуч и прекрасен, а ты вдруг понимаешь, что совершенно не знаешь, что у него на уме.

— Если ты мать, то я, уж точно — его папаша, — попытался пошутить я, но потом призадумался. — Знаешь, магические предметы — они, будто обладают собственной волей. Они — будто живые существа.

— Забери его! — потребовала Гелл. — Забери его и увези с собой. Достаточно с меня этого страха. К тому же, глядя на него, я понимаю, что ничего более совершенного, мне в своей жизни не создать!

— Вот глупости! — возмутился я. — Ты еще молода и у тебя впереди много чего. Меч же мне не к чему, что я рыцарь, что ли?