Не в сказке (СИ)

Из-за двери раздался шум выходящих из зала людей. Их кастинг закончился. Еще пара минут и пойдет следующая группа. Мир тихо зарычал про себя, а потом рванул дверь. Страх бросил ему вызов. И Мир собирался его принять.

2.

Петр устроился довольно далеко от сцены, на которой, собственно, происходило действо. Ни лучика света, ни единого взгляда в его сторону. Да, кое-кто знал, кто именно будет играть лорда Генри, и это уже даже не обсуждалось. Как не обсуждалось право Страхова-старшего выбирать того, кто получит роль Дориана.

Десятеро. Ровные легкие шаги. Но только Мир сразу привлек внимание продюсеров и отца. И это в общем логично. Потому что так, как Мир, не способен двигаться никто. Так, точно он вообще не касается сцены.

Блядь…

Петр выматерился про себя, чувствуя, как поднимается из глубин души то самое, что заставило его снова встретиться с Миром. То самое, темное, жгучее, больше похожее на ненависть, но такое… сладкое чувство. Оно прошивало все тело насквозь, и отчего-то вдруг подумалось: так ли чувствовал себя Макс, когда впервые увидел Мира? Так ли чувствовал себя Влад Андреевич? Нет, старший Соколовский, наверное, все же не так. Вряд ли ему хотелось схватить тонкого звонкого мальчишку и, повалив на пыльный дощатый пол, оттрахать так, чтоб каждый нерв звенел.

Это было даже забавно с одной стороны наблюдать за собственными переменами. Сначала с удивлением, потом с некоторой долей скепсиса, а потом и со страхом. Петр усмехнулся невольному каламбуру. Как же, со страхом…

По просьбе отца он ненадолго вернулся из Тель-Авива, где снимался в мега-популярном сериале. Тот попросил помочь с подбором актеров для какого-то спектакля, мотивируя просьбу тем, что никто лучше сына не знает столько талантливого молодняка. Петр приехал. И на следующий же день был утащен Данькиной младшей сестрой на Московские недели моды. И вот там это и произошло. Аля сверкала глазищами и без умолку тараторила, что больше всего на свете хотела бы дефилировать по подиуму в шмотках от Ратмира Бикбаева, и что после того, как он ушел от Пластининой, уже успел засветиться, стать популярным среди «золотой молодежи», открыть собственный бутик, при том с благословения старика Юдашкина.

Он с трудом досидел до конца показа, и когда в конце модели выстроились, чтобы поприветствовать мастера — опешил. Совсем другим он помнил Мира. И вот этот вот молодой мужчина, такой уверенный, такой… другой — это Мир? Раздающий обаятельные улыбки, стреляющий глазищами, принимающий огромные букеты цветов… Это точно Ратмир?

Это был шок. Самый настоящий шок. Пожалуй, даже круче чем тот, который он испытал, когда понял, что больше не нуждается в Максе. К утру для себя он все решил. И пусть решение было на всю голову странным. Пусть это было попросту безумием, на самом-то деле. Плевать. Он позвонил своему агенту, попросил взять тайм-аут в съемках и остался. Чтобы сыграть лорда Генри в постановке отца при условии, что Дориана Грея укажет сам. И отец согласился. Слишком популярным к этому моменту стал Страхов-младший. Слишком многие хотели заполучить его в фильм. Или в театр.

Накатило. Схлынуло.

Петр открыл глаза и снова посмотрел на сцену. Что и требовалось доказать. Все смотрят только на Мира. Все всегда смотрят только на Мира. Соперников он не терпит. Есть только он. И никого больше.

********

Танец? Легко. Может, еще басню прочитать? Ах, нет, только спеть… Пожалуйста. Отца когда-то учили петь для театральной сцены, петь партии из мюзиклов. И в свою очередь он научил этому Мира. Пусть у него не самый сильный голос, но он умеет им пользоваться так, что это не кажется недостатком.

Мир поймал заинтересованный взгляд режиссера и усмехнулся про себя, чувствуя, как в крови бьется веселая злость. О, да, он знал, что привлекает внимание. ВСЕ внимание. Наивная улыбка, чистый взгляд — воплощение юного Дориана. И сразу следом — средоточие всех грехов и порока. Всего лишь чуть по-другому развернуть плечи и голову. Он был хорошим учеником Влада Соколовского и языком собственного тела овладел в совершенстве. Здесь и сейчас он сделал все, что мог. Мир кивнул в пространство и вместе с остальными участниками направился к выходу из зала. Их группа была последней, но результаты он точно ждать не будет. У него есть еще дела сегодня…

Петр проводил его долгим взглядом, но так и не двинулся с места. Дождался, пока отец закончит с обсуждением и откинется на спинку кресла, и только тогда соизволил подойти.

— Ты был прав. Интересный. Голос, правда, явно не унаследовал, но того, что есть — предостаточно. Очень сильно отличается от Максима. Слышал, тот пару месяцев назад заслуженного получил?

Страхов-младший пожал плечами и присел рядом. Заслуги друга, пусть некогда отчаянно любимого, царапали, хоть и не так больно, как могло бы показаться на первый взгляд. Он не завидовал. Макса, как и его самого, часто приглашали сниматься, и все-таки младший Соколовский по бОльшей части работал в театре. Остался помогать Дмитрию. Большое кино перед ним двери никогда не закрывало, хотя такой бешеной популярности, как Петр он и не добился, его режиссерский дебют — адаптация Берговского «Монпансье» — получила приз зрительских симпатий на Берлинском фестивале и в Каннах.

— Он снимает, а не снимается, — возразил отцу Петр. — В этом наша разница.

— С твоей стороны попытка влезть в эту постановку выглядит как маленькая месть Соколовскому.

— Нет, — покачал головой Петр. — Может быть, лет пять назад так оно и было бы. Но теперь — нет.

— А что изменилось? — Страхов-старший выгнул бровь, выразительно глядя на сына.

— Исключительно я. Так что ты решил?

— Беззилом будет тот парень из второй группы. Андрей Кадышев. Второй план мы тоже уже расписали. И да, мой дорогой лорд, твоим Дорианом будет Бикбаев-младший. Но боюсь, отношения с Соколовским ты испортишь этим основательно. Думаешь, он простит, что ты пытаешься переманить его друга в ДРУГОЙ театр? Думаю, и он, и Дмитрий предлагали пойти в «Луну».

— Знаешь, — Петр устремил совершенно пустой взгляд куда-то в сторону. — А мне все равно.

*****

Мир захлопнул дверцу машины за спиной и выдохнул, окунаясь в жару летнего дня. Почти бегом до крыльца офиса и наконец в прохладе.

— Ратмир Дмитриевич, — секретарь оказалась рядом в мгновение ока. — Звонили из «Американского подиума», им нужно точно знать, когда вы сможете дать им интервью.

— «Американский подиум»? — Мир резко остановился. Журнал являлся одним из самых культовых в модной индустрии, имел огромное влияние на рынке и игнорировать его внимание к собственной персоне не следовало.

— Да, — секретарь сверилась со своими записями. — Они хотели бы поговорить по поводу вашей последней коллекции.

— Завтра. В три часа дня. Уточни, где им будет удобней.

— Да, конечно, — секретарь — женщина в солидном возрасте мягко улыбнулась. К Миру она испытывала, в отличие от ее предшественниц, исключительно материнские чувства, чем и заслужила его бесконечную признательность.

— Я есть только по личному телефону, — Мир взялся за ручку двери своего кабинета. — Для остальных меня нет.

— Да, Ратмир Дмитриевич. Кофе?

— Нет. Спасибо, Антонина Сергеевна, — Мир благодарно ей улыбнулся и прошел в свой кабинет. Обрывки тканей, наброски от руки, фотографии моделей с различных показов, развешанные на стенах, метры бус, кружев, манекены… Его святая святых.

В двадцать пять, после парочки десятков шоу, бродвейских выступлений и дебюта в качестве режиссера-постановщика, он решил, что хочет чего-то нового. Какое-то время он пытался реализовать себя в ресторанном деле, но быстро понял, что это — не его. Готовить он по-прежнему любил, но бумажная рутина безумно утомляла.

В fashion-индустрию он попал случайно. Кира Пластинина, подруга детства Влада, увидела его на одной из светских вечеринок и пригласила в качестве модели на один из своих показов. Мир отработал на подиуме, а вечером того же дня, на вечеринке, посвященной показу, разговаривал с Пластининой. Поделился мнением о коллекции, мимоходом отметил, какие изменения он бы внес, а уже через пару дней получил приглашение стать одним из дизайнеров модельного дома «Кира Пластинина». И, к удивлению всех родственников, приглашение он принял. Конечно, сначала ему пришлось многому научиться, но сам процесс создания одежды неожиданно настолько увлек его, что он с легкостью выдержал процесс обучения кройке и шитью. Макс сначала смеялся над ним, но когда увидел эскизы, сделанные Миром, и то, с каким сияющим лицом тот демонстрировал свой первый костюм, смеяться перестал. И уже через два года за Миром закрепилась слава одного из самых стильных молодых модельеров, человека, «сумевшего соединить бунтарство юности с элегантностью и сдержанностью опыта». Бутик, собственные коллекции, свой стиль… ему было чем гордиться. Но останавливаться он не собирался. И эта постановка на самом деле была несколько… не вовремя. У Мира были грандиозные планы. Хотя… Возможно, Страхов-старший заинтересуется им, как художником по костюмам для постановки?