Катаклизьма. Сетевая Сага (СИ)

"Гы-ы-ы!"

- С флагом, гад, бегал! Парламентёром прикидывался! Зубы нам, гад, заговаривал! - "Профессор" буквально рвал и метал.

Слесаря одобрительно - ж-ж-ж! ж-ж-ж! - загудели. Ужасный, смерти подобный, призрак давешней катаклизьмы, вдруг пригрезился им и, облачённый в тунику алкогольных паров, всецело завладел их умами. Давление в бурлящем котле протестующих душ в мгновение ока взросло и достигло предела: тронь, кажись, пальцем, - рванёт!

И... Рвануло!!! Рвануло!!!

Тень набежала на лица, - покорёжила, скривила, смяла. Гул голосов - грозный, протяжный - таящим в себе беду вороном заметался в зловонной, смердящей разлагающимися на полу останками пищи, атмосфере помещения. Стены встряхнуло от топота ног, сопровождаемого криком, - то слесаря, повскакав, засновали, суетливо забегали и, не жалеючи бранных слов, принялись на все корки ругать, сволоча и посылая по матери, обидчика их всеобщей любимицы, безвинной и кроткой девицы, Пелагеи Григорьевны, стрелочницы.

Сумятица, ежесекундно набирая силу, росла и ширилась, будто квашня [1] на дрожжах; угрозы в адрес Исидора Петровича нескончаемым потоком сыпались из разомкнутых ртов. Повальная - лихорадке под стать! - истерия слесарей нарастала, тон её повышался. И вот, наконец, настал апогей! Шум, исходящий из штаб-квартиры наружу, сделался столь значителен и громок, что даже сам невольный виновник его, наш давнишний знакомец Исидор Петрович, сибаритом сидящий в своём замечательном офисе, был, как то знают читатели, потревожен на малое время долетевшими до слуха его призывами к зверской расправе над каким-то, - глазам бы его не видать! лет на сто на Руси всякой сволочи припасено! - совершенно для него неведомым, гадом. Впрочем, как мы помним, он не нашёл тогда сколько-нибудь значимых причин для беспокойства, посчитав всё это - блажат-де слесаря! забавляются! - сущей мелочью, не стоящей его внимания. Да и стихло к тому же, - то "Профессор" громыхнул непредвиденно столь безудержной, полной ярости - от души! - матерщиной, помянув между делом и бога и чёрта, и мать, и отца, что дебош тут же взял и угас, уступив тишине, - отшумели бои! отшумели!

Тишь... Гладь... Благодать!

___________________________________________

[1] - Квашня - здесь: забродившее тесто, опара.

___________________________________________

***

Ажиотаж сошёл на нет, как вешний лёд.

Рабочая, деловая, обстановка заладилась, наконец, в штаб-квартире. За столом, у которого, волей "Профессора" сгрудившись в тесный - спаянный общим интересом - кружок, вновь расселись по лавкам слесаря, взяло старт, проходя в спокойном - без эмоций и спешки - ключе, совещание. Во главе угла обозначился один-единственный вопрос, а именно: настоятельная необходимость наведения слесарями должного - невзирая на лица - порядка в забуревшем сверх всякой меры руководстве депо. Будущность Исидора Петровича, сделавшись, с подачи много чего о нём порассказавшего Потапыча, предметом нелёгкого - шутка ли? ить всё же начальство! - обсуждения, повисла, готовая сорваться и рухнуть вниз, на тонком, как паутинка, волоске.

Четверти часа достало высокому собранию для выработки общего знаменателя, то бишь - дадим дорогу красному словцу! - консенсуса. Решили так: не стоит либеральничать; пора приспела начистить гаду (стружку с него снять!) рыло, а там и загнать его, прохвоста, за Можай! Повестка дня была исчерпана: на том совещание благополучно и закончилось. Итог удовлетворил всех.

"Лучше и быть не могёт! - довольные, потирали руки слесаря. - По всем статьям - самое то! Отведём душеньку! Покуражимся!"

Радовался народ! Ножи-топоры готовил-точил! Приплясывал в нетерпении! Боевым духом, царящим теперь в штаб-квартире, досыта упивался!

Воистину, несладкая - степной полыни горше! - долюшка ожидала Исидора Петровича за лихим, недалёким уже, поворотом Судьбы... Близился, - увы! - неотвратимо близился смертный час его!..

"Гы-ы-ы!"

8. Битва титанов.

Резко, рывком, распахнулась дверь. Наружу, на осеннюю предвечернюю улицу, из штаб-квартиры высыпала, сомкнувшись в густую плотную кучу, ватага слесарей. Разом, по-военному, перестроившись в колонну, ватага, ведомая "Профессором", двинулась, подметая лохмотьями изодранной в клочья одёжи землю, в сторону здания офиса, намереваясь подвергнуть его неожиданно-дерзкой атаке.

"Вау-у-у!"

Тяжёлая тележка, гружёная боеприпасами, - то были россыпи гаек, болтов, винтиков, шпунтиков, гаечных ключей и бог ещё ведает каких железяк, - громыхала середь колонны по кочкам. Тележку ту, натужно пыхтя и фыркая, - кто везёт, на том и едут! ай, лошадки! - тащили, накинув себе на взбугрившиеся от напряга плечи лямки, Кузьмич и Потапыч.

- Ничего, что тяжко! - бодрился мокрый, весь уже испотевший, Кузьмич. - Начхать мне на это! Вот довезём до места поклажу-то нашу, а там и потешимся: обстреляем гада железяками! Пущай прочувствует: с нами шутить не моги!

- Точняк! - особо не разглагольствуя, поддакнул, кольнув жёстким - дело делай! язык твой без костей! - взглядом партнёра, Потапыч. - Не моги!

Уловив настроение сотоварища по упряжке, Кузьмич замолк и только усерднее стал тянуть свою, семью потами политую уже, больно режущую плечо, лямку.

***

Отмеряя прохорями - миллиметр к миллиметру! сантиметр к сантиметру! - расстояние, идёт колонна слесарей! Ничто не свернёт её с пути! Ничто!!!

Берегись, Исидор Петрович!

Берегись!!!

"Гы-ы-ы!"

***

Нежность мучительно-жаркой волной окатила Исидора Петровича, окатила всё естество его, - всё то, что составляет его "я". Она была первой, эта волна. За ней хлынула вторая, - кипучая, ненасытная. За второй - третья, до того мощная, что подняв Исидора Петровича на самый гребень свой, - высоко-высоко! - понесла его, счастливого и удовлетворённого, к благословенному - антик-муар с мармеладом! - берегу Рая.

- Юленька, милая Юленька, - вглядываясь в томные, с бархатной поволокой, глаза лежащей рядом, в постели, женщины, благодушно размышляет вслух Исидор Петрович. - Ты доверилась мне, даровала мне себя, и я, в меру сил своих, принял твой сладостный дар, - я не мог не принять его! Ведь я, Исидор Петрович то есть, - мужчина! Этим сказано всё! Ни добавишь тут, ни прибавишь, ибо так оно всё и есть, - никак не иначе!..

...Потаённая комната - великая гордость Исидора Петровича! в недельный срок успел-оборудовал! из кожи вон лез! приналёг да и сделал! - погружена в полумрак. Лишь три свечи над изголовьем широкого, от стены до стены, ложа, - и только-то. Три огонька, два обнажённых тела, тихий джаз и, по-черепашьи ленивое, неторопкое, течение времени...