Катаклизьма. Сетевая Сага (СИ)

Освещённая бьющим сквозь окна - в глазах смешинка! - солнцем, штаб-квартира деповских слесарей утихомирилась: затих звон посуды, пресеклись (а ну-ка молчок! роток на замок!) разговоры; слесаря же, превратившись в слух, поголовно развесили уши и замерли, тараща на рассказчика осоловело-шальные, коровьи какие-то, глаза. Даже муха, последняя оставшаяся в преддверии близкой уже зимы муха, и та, спустившись на рваный край жестянки с измазанной в томатной жиже килькой, застыла, ожидая, похоже, что же там скажет этот, с крупным, как Монблан, носом, явно волнующийся, не знающий даже с чего и как начать, человек.

Вот он отперхался. Пройдясь туда-сюда, присел на лавку, но тут же встал; несвязно бормоча под нос прошёлся вновь, потом ещё. С напрягом бросил слово, за ним другое, третье и... - завязалась речь.

Мы же, любезный наш читатель, приведём из неё единственно те моменты, что кажутся нам важными. Не станем тратить время на предысторию проникновения Потапыча в машинное отделение известного нам тепловоза, поскольку здесь и так всё ясно, и досконально нами изучено и разжёвано. Давайте-ка лучше, отойдём уже в сторонку и насладимся наконец ораторским искусством нашего рассказчика.

Стоит, стоит посмотреть, как, вышагивая с забранной за спину левой рукой и просунутой за борт спецовки правой, - ни дать ни взять, мусье Бонопарте!!! - лучась как клёвая энергосберегающая лампочка, - ярко и обильно! - исторгая из сверкающих зрачков серых мышиных глаз важность и достоинство, курским соловьём (!) заливается перед ошарашенной донельзя аудиторией много видевший и много слышавший свидетель!!!

Упиваясь впечатлением, отразившемся на лицах, - как обухом по башке долбануло!!! - Потапыч громогласно продолжает:

- ...И тут на меня накатило, ребята! Взыграло! Да что же тут, думаю, деется! Да то же никак Пелагею Григорьевну мнут и буровят НА ДИЗЕЛЕ, девицу-то нашу любезную! - На этих словах аудитория ахает! Из безобразно раззявленных ртов рвётся наружу и грозно рокочет неистовый вал возмущения. - Я к хахалю ейному - шасть! "Ты что же творишь, гад такой? Да рази ж так можно?"

- А он?

- Манатки схватил и - бежать!!!

- Неужто убёг???

- От меня не сбежишь! НЕ ТАКОВСКИЙ!!! Нагнал да в мордасово ка-а-а-к шандарахнул!!! Ба-бах!!! - расплывшись в улыбке, Потапыч, красуясь под взглядами слушателей, манерным кульбитом извлёк пятерню из-за пазухи, да с ходу, не медля, и грохнул, - как припечатал! - сжавши её в солидных размеров кулак, по столу. Убедительно вышло!!! Броско!!! Эффектно!!! У иных слесарей кожу будто морозцем продрало!!! На столе что-то хрупнуло, что-то горько и жалобно звякнуло и потекли, заструились, огибая скопище омерзительно-грязных тарелок, нежные, чистые и, будто взгляд младенца свежие, хрустальные адамовы слёзы [1]: то безутешно плакали, бесцеремонно поваленные навзничь не на шутку разошедшимся рассказчиком, разодетые в модные цветастые сарафаны ярких этикеток, милые сердцу русскому, пузастые красавицы бутылки!!!

___________________________________________________________________

[1] - Адамовы слёзы - автор не берётся с точностью статиста доложить любезному читателю, из каких пластов времени дошло до нас это интересное выражение. Факт, что до революции 1917 года оно уже бытовало в солдатской среде, где и зародилось. Адамовы слёзы - это иносказательный синоним слова "водка" и именно его, оное слово, и означает. Давайте-ка запомним, о други, данное выражение и станем, с сего прекрасного момента, потреблять, закусывая хрустящим огурчиком, не какую-то там водку, а "слёзы", "адамовы слёзы". О, Боже! Как поэтично! Аж за душу, кхе-кхе, берёт! Мои зелёные глазки немножко отсырели!.. Я... умолкаю...

___________________________________________________________________

- Ну, ты силён, Потапыч!!! Уважаю!!! - то подал свой голос молчавший дотоле "Профессор". Сидел себе раздувшись, как курица на яйцах, а тут, гляди-ка - вякнул, похвалил!!! Видать, услышанное пробрало до печёнок!.. Пробрало, вишь!!! - А что же после сталось??? Рассказуй!!!

Метнув в сторону "Профессора" исполненный признательности взгляд, Потапыч продолжает:

- Ну прям как ПОРОСЯ визжала Пелагеюшка: истошно так - не приведи Господь! Сердешная! Оно понятно, натерпелась! Исказнил её стервец проклятый! Буквально исказнил!!! Мне зенки мутью-то кровавой и застило! Озверел!!! "Накось, - кричу, - душа твоя пригорелая, гостинчик от меня фартовый получи!!!" - и пинками его!!! да под задницу!!! эх, и отпотчевал!!! эх, и отпотчевал!!! До отвалу накормил!!! Долгонько будет помнить Потапыча поганая задница!!! Эх, и долгонько!!! У-у-у!!! У-у-у!!! Задница!!!

"Гы-ы-ы!"

Крики одобрения - "Молодец, Потапыч!!!", "Наш человек!!!", - воспоследовавшие за этими, казалось из самого сердца идущими, незатейливой простоты словами, были столь сильны, что, вырвавшись из стана деповских слесарей, далёко-далёко, - насколько глаз хватает, а то, могёт быть, и дальше, - разнеслись по округе, распугивая наглое чёрно-синее вороньё, прикорнувшее, было, на деревьях. "Кар-р-р! Кар-р-р!" - вопило вороньё, выкручивая в воздухе дикие беспорядочные пируэты. Реактивными мессершмиттами "МЕ-262" метались мерзкие птицы над штаб-квартирой, то стремительно пикируя вниз, то истошно завывая на бреющем полёте. Тарарам подняли превеликий!!! Мстительно, - а не мешайте-ка нам отдыхать! - обстреляв штаб-квартиру исторгнутыми из желудков колобашками - фу, вонища! - крылатые твари трусливо умчались прочь. Гадины такие!

"Гы-ы-ы!"

В округе приятно затихло, устаканилось: спокойствие - слава тебе, Господи! - восстановилось.

Ну а речь Потапыча пошла своим чередом:

- И всё бы ничего, да только дал я маху! Оплошал! Запнулся на радость гаду! Должно, сам чёрт ему помог! Мне б изловить его, а я вот брякнулся! Да головой! Да об пол! Понятно, обеспамятел. Когда в себя пришёл, его уже и след простыл! Ну, прыткий гад! Как мышь! - Потапыч горестно вздохнул.

- Выходит, что не твоим-то рылом мышей ловить! Не твоим!!! - ворчливым тоном, с хрипотцой, заметил расстроенный до глубины души "Профессор".

- Выходит, не моим...

"Гы-ы-ы!"

- А что же Пелагея? Она-то как?.. - задал вопрос один из слесарей, Кузьмич, чернявый, кряжистый - в плечах косая сажень - мужичок.

- Да и она ж, бедняжка, куда-то запропала, - Потапыч, обескураженно сморгнув, развёл руками (дескать, что с меня возьмёшь?), - а я вот, прямиком в больницу!..

- Ну, дела-а-а...

Как-то вдруг, разом, в штаб-квартире утвердилась тишина. Нехорошая тишина! Чего-то приуныли, заметно приуныли слесаря! Тягучие и вязкие, как патока, думки зашевелились да заворочались в коробушках ядрёных черепных. Впору так-то медведю-топтуну в стынь февральскую в берлоге ворочаться! А тут, вишь, думки! Должно, привиделось им что-то за тёмной пеленой канувшего в лету времени, да примерещилось, да и такое, что, может статься, кошкой на душе скреблось, неимоверно терзая душу человечью. Неимоверно!!! Не катаклизьма ль им завиделась? Не тот ли, достойный сожаления, нещадный мордобой, поводом которому, как нам известно, явился досадный инцидент, так неожиданно побеспокоивший безоблачное допрежь того существование милейшей стрелочницы, Пелагеи да свет Григорьевны, девицы? Поди, узнай! Одно сказать, - греховен мир, греховны помыслы людские. На том, кхе-кхе, земля стоит! Увы!..