Из глубины души (ЛП)

— Но школа… свидетельство о рождении… — она покачала головой. Это было невозможно.

— Я учил себя сам, почти всему.

Кайова наполнил сковороду беконом, положив мяса столько, что хватило бы им обоим с лихвой.

— Мой дед прятал меня в горах после того, как меня отлучили от матери. Когда я стал старше, он оставил меня там, чтобы я заботился о себе сам. Но у меня всегда были книги. Телевизор. Я не был лишен цивилизации.

Аманда моргнула в шоке.

— Это не детство.

— Я и не был ребенком, — он снова посмотрел на нее, его взгляд ничего не выражал. — Я был животным, мисс Мэрион. У деда не было выбора, кроме как защищать меня, потому что этого требовала его честь. Его кровь течет в моих жилах, нравится ли это ему или нет. Он сделал все возможное.

В его голосе звучало смирение. Без сожаления, без упреков, без гнева или боли. Просто смирение.

— Ты не животное, — отрезала она, дрожа от шока при мысли, что кто-то мог обращаться с ребенком так жестоко. — Я же сказала, что мне жаль. Я… — она испустила тяжелый, глубокий вдох. — Я испугалась, Кайова. Я отреагировала, и это было неправильно.

Он уставился на нее долгим взглядом, прежде чем отвернуться, проигнорировав ее слова, как будто это не имело значения.

Боже, ей становилось все тяжелее. Желание в теле Аманды все росло и росло.

— Скажи мне, — сказал он затем, повернувшись к ней спиной, пока бекон шипел на плите. — Что ты сделаешь, когда забеременеешь от меня, притом что прекрасно будешь знать, что ребенок будет больше животным, чем человеком? Ты сможешь прижать его к груди и обнять его, как любящая мать? Или ты отдашь его чужим людям на воспитание? Ты дашь ребенку свое имя? Или попытаешься убить его, прежде чем он сможет сделать свой первый вдох?

Кайова быстро открыл упаковку с бисквитами и выложил их на противень. Аманда уставилась на него с ужасом в глазах.

— Я не выберу аборт, — прошептала она.

Он снова посмотрел на нее и молча поставил противень в духовку.

— Ты отдашь мне моего ребенка?

Вот они. Эмоции. Она увидела их на секунду — злость, прикрытая болью. Проблеск ярости мелькнул в его глазах, прежде чем он спрятал чувства за маской безразличия.

— Нет, — сказала она, понимая, что ребенок, каким бы он ни был, будет ею любим.

Кайова уперся руками в стол и медленно кивнул, а потом уставился себе под ноги на несколько долгих мгновений. Когда он снова посмотрел на нее, блеск желания в его глазах заставил Аманду сделать шаг назад.

— Если ты слышала, то знаешь всю правду, — сказал он жестко. — Ты — моя пара, ты привязана ко мне, нравится нам это или нет. Я не позволю тебе уйти.

Она медленно покачала головой.

— Ты позволишь, — прошептала она тихо. — Потому что ты не хочешь женщину, которая навязана тебе, Кайова. Женщину, которая не разделяет твои мечты, потребности и будущее. А я не хочу твоего будущего, — сказала она с болью. — У меня тоже есть мечты.

— А твой ребенок, от которого ты не хочешь отказываться, — зашипел он. — Какую роль ты отведешь ему?

— Мой ребенок будет просто моим. Моим. Я бы любила его, я бы дала ему мое имя. Я бы души в нем не чаяла.

— А как же его отец? — в глазах Кайовы сейчас открыто пылала ярость.

— Что ты хочешь мне сказать? — спросила она в отчаянии. — Ты пытаешься задеть меня, чтобы вызвать чувство вины и заставить меня чувствовать себя ответственной за то, что творится? Но я не виновата.

— Это ответ ребенка, — выдавил он. — Взрослый человек будет приспосабливаться, Аманда. Ты права, когда это закончится, тебе, скорее всего, лучше уйти. Ребенок никогда не сможет принять меня, мою жизнь или трудности, с которыми ему обязательно придется столкнуться в детстве. Но это мой ребенок, леди. Будь я проклят, если к моему ребенку будут относиться, как к животному. И он не будет расти без отца.

Она боролась с дыханием, пытаясь контролировать бурление крови в жилах. Возбуждение снова росло в ней, но сейчас она не могла себе позволить такой слабости. Только не сейчас.

— Ты ведешь себя неразумно, — сказала она. — Я даже не знаю тебя. И, чтобы быть совершенно честной, ты мне не очень нравишься. Разве это хорошая база для того, чтобы заводить ребенка?

— Ну, меня завели гораздо в менее привлекательных условиях, — он перевернул бекон резким движением лопаточки. Что она могла сказать на это?

— Волки будут приняты в обществе после голосования по Закону о Породах…

Жесткий, горький смех сорвался с его губ. Кайова повернулся к ней и уставился на нее своими черными глазами.

— Волки? — спросил он ее негромко. — Какое это имеет отношение ко мне, Аманда?

Она нервно облизала губы.

— Ну, ты же…

Он покачал головой прежде, чем она закончила.

— Нет, детка, — сказал он очень мягко. — Не Волк оставил свое семя в твоей тугой киске. Я — один из тех старых гадких Койотов. Как тебе, нравится такое?

Глава 14

— Койоты среди Пород считаются отщепенцами, — задумчиво сказал ее отец Александру во время одной из дискуссий по поводу Закона о Породах, проект которого предоставили президенту Кошки. — Говорят, что они бездушные. Безжалостные. Они были созданы, чтобы быть тюремщиками, чтобы быть послушными собачками для ученых и военнослужащих, которые присматривают за другими Породами.

— Можно ли как-то адаптировать проект закона, чтобы исключить их? — спросил ее брат, его бледно-серые глаза задумчиво пробежались по стопке бумаг, разложенных на столе в гостиной отца.

— Мы не можем исключить их, не вызывая лишних вопросов, — отец медленно покачал головой. — Лидер кошачьего Прайда предложил рассмотреть их вопрос отдельно. Кошачьи Породы присматривают за другими Породами, когда это необходимо.

— Это будет трудно сделать… — пробормотал Александр.

— Разве они не люди, Вернон? — мягко спросила ее мать. — Человечество может принять многое, даже селекцию. И вы ведь говорите здесь о людях, а не о животных.

Делани Мэрион обладала голосом нежным, как шелк, и сердцем мягким, как маршмеллоу. Но ее слова всегда были разумными. Когда Аманда выбирала специализацию, именно аргументы ее матери на семейном совете и помогли ей определиться с профессией учителя.

— В этом случае у нас нет другого выбора, кроме как молиться, чтобы твои слова оказались правдой, — ее отец вздохнул, запустив пальцы в густые седые волосы. — Но с Койотами будут проблемы, Делла, могу поспорить. Я чувствую.

Инстинкты отца никогда его не подводили.

— Они — животные, — заявил Александр, его голос был ледяным, глаза — тоже. — И там будут не просто проблемы, там будут большие проблемы. Мы должны просто разрешить Львам убить их всех, и избавить нас от этих бешеных собак, коими они и являются.

Воспоминание было не из приятных. Аманда съела приготовленный Кайовой завтрак, чувствуя, как похоть снова поднимается внутри. Воспоминания причинили ей боль.

Кошачьи Породы в мире приняли достаточно приветливо. История их создания, издевательств, которым подвергли их создатели, информация о том, что их намеревались использовать в войне — все это ужасало. Тот факт, что многие Породы готовы были скорее умереть, чем убить, и то, как они боролись за свою свободу, помогло им частично искупить свою вину в глазах общества. Но с Койотами была другая история. Они были созданы и обучены для охраны и охоты на себе подобных. Отчеты об их зверствах ужасали. Они были злобные, кровожадные, жестокие — как и их создатели.

Но Кайова не был таким. Он был человеком, пусть странным, призналась себе Аманда, но не кровожадным. Если бы он был зверем, он бы помог похитителям вместо того, чтобы спасать ее. Лидер Кошачьей Породы, кажется, принял его достаточно хорошо. Аманде даже показалось, что Кайова ему понравился.

— Перестань так напряженно думать.

Кайова забрал пустую тарелку и пододвинул к Аманде стакан с молоком.