Греческая смоковница (Ягода созрела)

Услышав за спиной быстрый топот его ног, она сделала несколько шагов в воду и повернулась к нему навстречу. Он бросился в ее объятия и они, смеясь упали в воду. Он подхватил ее руками и одним движением поднял над водой, словно она ровным счетом ничего не весила. Патриция обхватила его руками за шею, взгляды их встретились. Губы потянулись навстречу друг и они поцеловались — так горячо и страстно, словно были в разлуке целую вечность.

Мокрые волосы ее, сейчас казавшиеся совершенно черными, блестели, в контрасте с ними черты ее лица казались еще более красивыми. Том наклонил голову и нежно поцеловал ее запястье. «Такая простая вещь, а никому из мужиков это в голову не приходило!» — с восхищением подумала в этот момент Патриция.

Держа ее на руках он вышел на берег и поставил ее на песок. И стал медленно садиться, ведя рукой по ее телу — от тонкой шеи, по нежной груди, покрытой такими возбуждающими мурашками от воды, по животу, размазывая текущие струйки, на мгновение замер на черных волосиках, в которых блестели жемчужины капелек, по стройному колену…

Она села рядом с ним, навалилась грудью на его грудь, он повалился на спину, заложив в блаженстве правую руку под голову, а левой обхватив ее за плечи. Они поцеловались. Патриция посмотрела ему в глаза и улыбнулась.

— Ты знаешь, — сказала она искренне, — мне кажется, что я влюбилась.

— Ты хочешь сказать, что еще не уверена? — удивился Том, и подумал, что насчет себя он уверен абсолютно.

— А с чего мне быть уверенной? — сказала Патриция и потянулась к нему губами.

Они снова слились в долгом поцелуе, кроме которого все остальное в мире для них перестало существовать.

Устав, Патриция положила голову ему на грудь и стала с удовольствием ласкать его сильное, мускулистое тело. Никогда прежде ей не доставляло удовольствия любоваться мужским телом и гладить его, но сейчас она испытывала странно-приятное, возбуждающее чувство.

Патриция дошла рукой до мужской гордости его и ей безумно захотелось поцеловать, поласкать языком так же, как он вчера ласкал ее возбужденную, трепещущую ложбинку. Она дотронулась несмело до лежащего в покое чувствительного органа и ощутила, как он под воздействием прикосновения наливается могучей силой. Ей еще больше захотелось коснуться губами.

Патриция подивилась своему желанию, но решила, что раз ей захотелось, то почему она не должна этого делать? Она вела другой рукой по его ноге, покрытой чернеющими волосками, не отрывая взгляда от заинтересовавшего ее места и теребя там пальцами. Стрельнула глазами на его лицо. Он лежал, безвольно вытянув руки и закусив губу. Он был полностью в ее власти. И ею охватило страстное желание отдать ему всю себя, всю без остатка. Она склонилась над пульсирующим в руке, напружиненным зверьком и обхватила губами.

Он застонал и весь напрягся, тело его от наслаждения стало наощупь словно выточенное из дерева.

Патриция подняла голову и улыбнулась ему, хотя глаза его были закрыты. Она снова поцеловала возбуждающую плоть, стала быстро ласкать языком, чувствуя как Том судорожно загребает пальцами песок, чувствуя сама необычайное, щекочущее удовольствие. Она вспомнила, что совсем недавно ее просили сделать то же самое, и сама мысль об этом вызывала у нее отвращение.

Тому было настолько хорошо, что он не мог выдержать долго. Он рукой схватил ее за плечо и потянул к своему лицу. Она покорилась, он впился губами в ее уста, повалил на спину, перекатился на нее. Она дрожала от возбуждения и нетерпения, хотя он еще даже не ласкал ее.

Том не стал испытывать судьбу и вошел в нее. Она обхватила руками его ягодицы и прижала с силой к себе, чтобы он вошел в нее как можно глубже, чтобы познал ее всю.

И он не обманул ее ожиданий, она вновь ощутила ошеломляющее счастье от близости с мужчиной. С Томом. С ее Томом.

Он сполз с нее, оставив лишь ласковую руку на холмиках ее груди, и улегся животом на песок. Она села, переполненная наслаждением, и провела пальцем по его спине. Вся спина была покрыта прилипшими песчинками и он казался заросшим бурой шерстью зверем.

Патриция случайно заметила метрах в пяти от них небольшую черепаху с янтарным панцирем. Черепаха замерла неподвижно и смотрела на влюбленных внимательным взглядом.

— Завидуешь? — спросила черепаху Патриция. — Правильно. Завидуй. Я — самая счастливая!

Черепаха развернулась и засеменила по песку. Патриция никогда не полагала раньше, что черепахи могут так быстро бегать.

Том поднял голову.

— Ты с кем разговариваешь, любовь моя? — спросил он нежно.

— С черепашкой, — серьезно ответила девушка, запустив пальцы в его мягкие, густые волосы. — Она позавидовала нам, обиделась и убежала.

Том рассмеялся, сел и прижал Патрицию к груди. Впереди еще был долгий прекрасный день, предназначенный для них двоих.

Вечером, когда Том ловил рыбу на ужин, Патриция, удобно устроившись на корме яхты, продиктовала в свой магнитофон:

— Иногда так бывает, наверное: на греческом острове, я познакомилась с необыкновеннейшим человеком. Его зовут Том, он красивый, ласковый… Мне с ним очень хорошо. Удивительно хорошо. И до сих пор не понимаю: то ли это так, потому что я влюбилась, то ли от того, что с ним так хорошо в постели. Но в конце концов какая разница? Если я влюблена — прекрасно, если нет — ну и что? Главное, что сейчас я счастлива. Каждый день для меня как будто новое открытие — что-то такое, чего я раньше никогда не знала. В любом случае, я не хочу с ним расставаться.

Глава четвертая. Ретроспекция вторая

Какое-то время Патриция с удовольствием вышагивала вдоль дороги, наслаждаясь прекрасным утром и пением птиц. Было еще рано и шоссе не заполоняли ряды машин. С обеих сторон дорогу окружали высоченные оливковые деревья с раскидистыми серо-зелеными кронами, меж деревьев буйно расцветали насаждения культурного виноградника. Однако через час ей надоело идти по шоссе с нелегкой сумкой на плече и она решила проголосовать.

Минут пять шоссе оставалось безлюдным, наконец показался небольшой синий Фиат с открытым верхом. Патриция активно замахала рукой. Машина сначала пролетела мимо, но все же остановилась у обочины метров через тридцать. Патриция побежала к автомобилю, он задним ходом стал приближаться к девушке.

Двое молодых мужчин, лет по тридцать, обернувшись смотрели на Патрицию.

Заметив их повышенное внимание, которое вряд ли было абстрактным и академическим, Патриция непроизвольно замедлила шаг, улыбка исчезла с ее лица. Но отступать было некуда. К тому же не в ее правилах отказываться от приключений — ради этого она и отправилась бродяжничать по стране.

— Хэлло. Доброе утро, — сказал темноволосый парень по-английски и вылез из автомобиля, чтобы помочь ей сесть.

Фиат был старый, из самых дешевых моделей, явно взятый в прокате. Совершенно очевидно было, что молодые люди туристы. Патриция решила точно проверить это и выдала затейливую тираду на греческом, смысл которой заключался в том, что молодые люди полные бараны по ее мнению. Но тон ее был дружелюбный и вежливый.

Она оказалась права — оба не понимали языка страны в которой находились.

— А мне все равно, что греческий, что китайский, — весело ответил темноволосый, курчавый мужчина, окидывая незнакомку оценивающим взглядом. — Но подвезти можем.

Он взял из ее рук тяжелую сумку и передал шоферу, тот положил ее куда-то позади своего сиденья.

Особого доверия мужчины не вызывали: худосочный, подвижный шатен в черной футболке с яркой надписью «Hevi metall» во всю грудь и дешевым аляповатым амулетом на шее, живо напомнил ей бездарных завсегдатаев дешевых баров, считающих себя подарком для любой женщины. Такие всегда очень много говорят, но когда доходит до дела, то лишь потеют и злятся.

Его товарищ казался полной противоположностью — коренастый блондин, волосы густые и нечесанные. Тяжелое лицо, покрытое угрями, говорило о его замедленной реакции и о флегматичном характере. Не совсем свежая светлая рубашка была расстегнута аж до пупа, открывая покрытую вьющимися рыжеватыми волосами грудь. На шее его тоже висел безвкусный медальон.