Змея, что пьет гранатовую кровь (СИ)

И как жаль, почти оскалившись, шипит Одри, что я не знаю, какой разврат устроил мой будущий супруг, наказывая веров. И, по словам очевидцев, предавался он этому самому разврату с большой охотой.

— Вам лучше уйти.

— К тому же…

— Уйдите.

Одри внезапно теряет весь свой запал. Осознает свои слова и ужасается. Закрыв рот ладонью, вихрем женщина уносится из комнаты.

Я же чувствую себя… холодной и пустой, будто земля, спящая под снегом. Каждое движение требует невероятного напряжения.

Чашку Одри я вымыла с добавлением отвара полыни (этот препарат хранится в моей медицинской сумке), чтобы смыть следы магического воздействия. О произошедшем разговоре не следует знать никому постороннему.

Сил практически не осталось, потому я взяла наемный автомобиль. Зайдя в свой дом, я прислонилась к двери и закрыла глаза. От всех сомнений и печальных мыслей у меня заболела голова. Почему все именно так? Аларик ведь целовал меня искренне.

Я кусала губы, вспоминая оскорбительные слова. Неужели я действительно заслужила их? И действительно ли мой принц…

Глупости. К чему тогда клятвы.

Но это может быть правдой. Что же делать теперь?

Вздохнув, я сняла пальто, сапожки и прошла в малую столовую, откуда слышались приглушенные голоса родителей. Мне кажется, или они обеспокоены чем-то?

— Доченька, ты вернулась вовремя, — леди Сиенна поманила меня, чтобы поцеловать.

Я поздоровалась с родителями. Окинув взглядом сервированный стол, заметила, что ужин они не закончили.

— Что-то случилось?

Отец продемонстрировал свой коммуникатор.

— Со мной связался ван Альберт. Он говорит, что дело не терпит отлагательств, и ждет нас сейчас же.

Какой тяжелый день.

Мы выехали, не медля. Всю дорогу у меня дрожали руки. Я боялась беды.

И не зря. Когда распорядитель провел нас, выяснилось, что в личных своих покоях правитель не один.

Альберт серьезен и даже будто опечален чем-то. Черная рубашка подчеркивает бледность его кожи. А вот гость…

Оборотень. Глаза карие с прозеленью и темно-рыжие волосы, собранные в хвост.

Сквозь линии мертвенно-золотых теней, отбрасываемых масляными лампами, мы подали друг другу руки.

Обманчиво-ленивая грация его движений завораживала. Но я спешила поддаваться.

— Князь веров Мариус Таммари, — очень, очень, очень спокойно представил мужчину правитель. — Томас, Сиенна, Лидия, у него есть важные новости для вас.

Вряд ли она мне понравится. Как не понравился сам Мариус. Его огонь был разрушителен по сути своей. Возможно, оборотень не слишком хорошо контролирует временами свою животную суть. Это признак слабости.

— Да, это так, — вер насмешливо усмехнулся, демонстрирую клыки. — Я заявляю свои права на эту женщину, Лидию.

Его откровенный, развратный взгляд очень меня злил. Замечательно, что на посещение домов, где жили представители Высоких родов, зачастую требовалось разрешение самого вана. Не хотелось, чтобы горький миндаль голоса Мариуса остался на ткани моих платьев и моих простыней. Тем более, что произносил он слова совершенно невозможные.

— Вы предлагаете мне греть ваше ложе, князь? — я иронично приподняла бровь. — Лестное предложение, но вынуждена отказать. Мой будущий супруг, боюсь, этого не одобрит.

Матушка смотрит на Мариуса презрительно и надменно. Да, я также не могу понять, почему этот наглец посчитал меня шлюхой. Всем хорошо известно, что имеют в виду оборотни, говоря о своих правах на женщину. Отец призывает силы, приготовившись к драке.

Альберт прячет ледяную улыбку в бокале с крепким красным вином.

Вер же отвечает безмятежно:

— Если ты говоришь о принце итилири, то должен разочаровать.

Брошенный небрежно, на пол летит охотничий нож с рукоятью, инкрустированной гранатами.

Тот самый, который Аларик носит на бедре. Тот самый, которым он резал для меня хлеб там, в Феантари.

Вер смотрит не скрываясь, жадно.

— Он мертв.

***

Ложь, это ложь, безо всякого волнения подумала я.

Где мой коммуникатор?

Пальцы леди Сиенны, тонкие, перламутровые будто, на запястье отца.

Родители, кажется, говорят что-то веру и Альберту, но это наверняка не имеет никакого значения.

Камни-передатчики не находят сигнал.

Мускус и пачули делают воздух густым, плотным, и я почти не могу дышать.

— … ты сам подписал себе приговор…

Унесите же эти благовония. Я не могу дышать!

— … мы сможем противопоставить…

Я едва не закричала от отчаяния, заполнившего меня, будто пустой сосуд.

Замолчите же все!

Крик уже стыл на моих губах, но вдруг я услышала голос Аларика. В своем сознании.

Не пугайся, когда увидишь меня.

Я вскочила, заламывая руки.

— Где ты?

Подобная экзальтация мне, в общем чужда, но напряжение изматывало нервы просто ужасно.

— Ты сказала что-то?

Мариус весьма снисходителен к женским слабостям. Например, к тому, что я смею открывать рот.

— Моя будущая супруга сказала, что я не совсем, чтобы мертв. Не стоит преувеличивать.

Оказалось, что за спиной Альберта есть тайная дверь. Ван повернулся, приветствуя дроу, и в глазах его плескалась злая, жестокая радость.

Я будто разрывалась на две части — одна я хотела броситься к Аларику, обнять его, а другая — застыла в ужасе.

Потому что мой принц действительно выглядел мертвым. Серая кожа, и глаза совершенно жуткие, как расплавленный металл — белоснежный с черным. Я вижу изувеченную плоть, новые раны на его теле. Ровную алую линию на шее.

Сама я этого не припоминаю, но матушка рассказала мне после, что на губах моих змеилась улыбка, когда я наблюдала за тем, как Аларик, откровенно издеваясь, душил оборотня. По венам разливается лунный холод — отец активировал защитный кокон для меня и для матушки.

Узкие ладони — я могу различить даже самый мелкий шрам на костяшках — сдавливают горло вера, и пальцы дроу полны силы тяжелой мертвой крови.

Мгновение мнимой свободы — и новый круг пытки.

Мариусу удалось перекинуться почти полностью (думаю, магия моего мира блокировала неким образом вторую его суть), только от этого пользы было немного. Вер сопротивляется отчаянно, зрачки его горят изумрудным. Мариус рычит, он в бешенстве, что его когти почти не причиняют вреда телу итилири, будто тот из мрамора выточен.

Наигравшись всласть, Аларик бросает вера о стену. Глухой стук удара.

Пальцы дроу — я все еще могу различить даже самый мелкий шрам на костяшках — сжимают пряди оборотня. Еще один удар.

Ван подает дроу цепи, и холодный блеск зачарованной стали прекрасно оттеняет теплый оттенок волос Мариуса. Он связан очень крепко.

Воины итилири, вышедшие из потайной двери, избавили сцену от лишнего участника.

Двое с пленным скрываются в мерцающем тускло переходе, а тот, кто остался, поворачивается медленно ко мне.

У него глаза цвета светлого янтаря. Резкие, хищные черты. И в белоснежных, собранных в косу волосах — изогнутое полумесяцем лезвие. Измятый металл кирасы, разорванные волокна мышц и обнаженные кости реберной дуги.

Он улыбается едва заметно.

— Мне пора.

Глухой, тихий голос, как песок, почти физически царапает кожу.

— Да.

Во взгляде Аларика — невыразимое чувство. Боль. Печаль. Скорбь.

Они просто шагают друг в друга, соприкасаются руками — и блондин исчезает.

Принц же выглядит смертельно раненым, но — живым.

Он жив.

Дроу подходит ко мне и опускается на колено, целуя мои ладони.

Взволнованные голоса родителей. Смех вана. Не задумываясь о том, какое могу произвести впечатление, я самым натуральным образом рыдала.

От страха, что могла потерять его. И от радости, что он все же здесь, со мной.

Аларик обнял меня за талию.

— Лапушка, не плачь. Прошу тебя, не плачь. Я в порядке.

— Да в каком порядке? — я кричала. — У тебя почти что горло перерезано!

Принц поднялся на ноги. Повинуясь сумасшествию чувств, он покрывал мое лицо поцелуями, и я с не меньшим желанием ему отвечала.