Океан уходит, океан приходит (СИ)

И хоть я уже была мертва, меня пробрал озноб. Не далее чем вчера, хотя я изо всех сил старалась выглядеть как можно более незаметно, ее взгляд остановился на мне. Ничего хорошего этот взгляд не обещал.

− Почему вы убиваете нас? − крикнула я, хоть и знала, что никто ничего не услышит.

Но Роззен уже шла дальше такими же широкими шагами. Я тащилась за ней, потому что меня словно волокло силой. Только годы спустя я поняла, что мы, тени, привязаны к людям, которые виновны в нашей смерти, и к тем, кто удерживает нас в мире живых. Связь с первыми рвется, как только ты узнаешь, как именно тебя убили − только самые упертые годами ходят за своими убийцами, на самом деле, не в силах никак отомстить или хоть немного испортить им жизнь… Со вторыми все сложнее. Именно поэтому меня вначале швырнуло от Зила к Роззен.

Я, конечно же, подозревала, что никого в Центре не лечат. В лучшем случае выйдешь оттуда этаким растением. Смертность тут была кошмарная, а никого это особенно и не волновало, ведь кто сюда попадал? Отбросы: странники и отступившиеся. Разве что родственники погибших иногда выражали недовольство, но это было редко: попавший в Центр считался позором семьи, и о нем стремились забыть как можно скорее.

Но я думала, что заключенных просто мягко и ненавязчиво подталкивают к мысли о суициде, не мешая и не ограничивая в доступе к снотворному. И для себя твердо решила держаться − ради Зила. Хоть и сомневалась, будет ли ему интересно растение по имени Зелвитт. Правда, растение должно было получиться спокойное и законопослушное, так что, вероятно, он как раз был бы доволен… Если бы кто сказал мне, что единственной моей зацепкой в этой паршивой жизни будет мой главный мучитель в отряде, ни за что бы не поверила. Он же ни на секунду не оставлял попыток сделать из меня «приличного бойца». Боялась я его просто невероятно. Потом смирилась. А в Центре только и мечтала, чтобы вернуться в отряд под этот всегда осуждающий взгляд.

Нам даже не дали попрощаться. Пару сьюмменсов он тогда попросту сшиб со своего пути, не реагируя на ордер, которым они размахивали у него перед носом. Сьюмменсы, которые отчитываются перед шестнадцатилетним среднеотрядцем, это, конечно, нонсенс, но такой уж Зил. Я поймала его взгляд и мысленно взмолилась: «Остановись. Я − пропащая, я же знала, что когда-нибудь до всех дойдет, что я — странница. И я сама себя выдала, притом очень глупо. Уж ты-то не порти свою жизнь. К тому же ничем ты мне не поможешь, если тебя тоже посадят». Очевидно, та же мысль пришла и ему в голову, и он замер.

Секунду спустя примчались близнецы Золлан и Зелла, очевидно, чтобы остановить любимого старосту от сопротивления государству, от очередной глупости, сделанной во имя никчемной слабачки Зелвитт. Почти вся группа сбежалась. Лица по большей части были встревоженные или непонимающие, но не торжествующие, что меня даже удивило. Особенно у близнецов, у этих-то ужасных насмешниц! А Зелта, мой главный недоброжелатель… Вот ее почему-то там не было.

И в этот момент я увидела ее, прямо тут, в Центре! Шла себе, как ни в чем не бывало, будто на прогулке.

А ведь нам всем был закрыт доступ в Центр. Тут имели право бывать лишь лица, которым исполнился двадцать один год, и то получившие звание врача, медбрата или научного сотрудника. К тому же репутация должна была оставаться безупречной. Все остальные могли попасть сюда лишь в качестве пациентов. Работа в Центре считалась очень престижной, пределом мечтаний для большинства моих ровесников. А тут вдруг Зелта, никогда не отличавшаяся особым умом, свободно расхаживает, и никто ее даже не остановит. И как только я увидела ее, мне, уже мертвой, стало еще хуже: озноб усилился, я словно замерцала, мне захотелось зажать уши руками и завопить. Крысиная рожа Зелты, конечно, никогда не вызывала у меня особой радости, но все же… Ко мне словно снова возвратились вся боль, весь страх, которые я испытала в том подвале.

Зелта испуганно вытаращилась на Роззен, когда они поравнялись. Они были вдвоем, ассистент и санитары где-то отклеились по пути.

− ИДИОТКА… − прошипела Роззен и вдруг отвесила ей пощечину. Да такую, что Зелта аж согнулась, схватившись за щеку. − Ты хоть представляешь, к чему могла привести твоя самодеятельность?

Зелта забормотала что-то в свое оправдание, не поднимая глаз и продолжая держаться за щеку, а Роззен продолжала кричать, но я уже не слышала их обеих. Меня словно бросило к Зелте, я вошла в нее, соединилась с ее сознанием.

И тогда мне все стало ясно. От мелочей до довольно важных вещей. Абсолютно все. Некоторые вещи были очевидны, но, будучи живой, я словно была слепа к ним.

Зелта − длинномордая и довольно тощая, а Роззен − крупная, с тяжелым подбородком. Но серые, почти бесцветные рыбьи колючие глаза − одинаковы.

Забавно. Нам всегда внушали, что после четырнадцати лет твои родители − уже не родители. Теперь твоя семья − отряд и наставники. А ты − собственность государства. Редкие визиты допускались, но не более. Родители не имели права в дальнейшем влиять на судьбу своих отпрысков. В том числе давать им свободные пропуска в такие учреждения, как Центр. Но законы, очевидно, писались не для Роззен.

Ох, как, должно быть, было досадно нашей наставнице, по совместительству уполномоченной по делам молодежи, по совместительству старшему научному сотруднику в отделе обнаружения нежелательных девиаций, этой все успевающей Роззен, которая, как мы слышали, еще и собиралась податься в политику, как же ей, наверное, было досадно иметь такую недалекую дочь, как Зелта. И эта ее тупая, злобная дочурка имела право расхаживать тут, как ей вздумается.

И вмешиваться в дела Центра.

Я смотрела в прошлое, где ее коротко стриженная башка мелькнула за чердачным окном и тут же исчезла. Она видела нас с Зи-Элом на крыше, тогда. Я почувствовала ее злость, ее бешенство, от которого ее чуть ли не разрывало. Зил был одним из вожаков в этой безумной, захлебывающейся в пубертатных гормонах обезьяньей стае, именуемой средним отрядом. Его связь с омегой, то есть со мной, многим была настоящим бельмом на глазу. Но все сдались, никто не осмелился возразить ему. Все со временем смирились, все кроме Зелты. Была ли это ревность, ведь абсолютно вся женская половина отряда мечтала согревать нашему старосте постель? Или отчаянная зависть к тому, что, как ей казалось, я не заслуживаю? Или просто застарелая обида − ведь Зил не дал ей прикончить меня в первый мой день в отряде? А может, все вместе.

Скрытым эуктором был парень в соседней палате. Об этом свидетельствовали особые знаки в его деле. Знаки писались втихую, чтобы сам эуктор не узнал о своей силе. Хоть Зелта и не блистала умом, выучить пару обозначений и подделать почерк не составило для нее труда. А также прокрасться в кабинет Роззен и вписать этот несуществующий диагноз в мое дело. Она знала, что никто из персонала лишний раз проверять не будет.

Роззен злилась не из-за того, что меня убили по ошибке, а потому, что каждый случай с эуктором, скрытым или нет − это событие. А значит, ненужное внимание. Абсолютно лишний интерес к тому, чем Роззен занимается тут на самом деле, в этих подвалах. Но она выкрутилась. Внутри Центра официально подтвердили, что я − эуктор, то есть вовремя устраненная угроза всему человечеству. Но из Центра эта информация не вышла.