Флаг вам в руки!

! Я продержал его слишком долго, не докладывая о заговоре, и королевские службы сочли меня сообщником! Вот оно! Они решили, что я… Нет, только не это!!!

Законник бросился к двери и принялся в нее молотить кулаками, презрев головную боль.

— Это ошибка! Чудовищная ошибка! — кричал он, упав на колени. — Я не знал!..

Дверь, скрипя, уперлась в его ногу. В камеру просунулась голова часового.

— Господин Засудирен, вы проснулись? — робко произнес тюремщик, глядя в молящие глаза начальника. — Вы вчера, простите великодушно, напиться изволили. Мы сочли нужным уложить вас на мягкое… Господин Засудирен, что с вами?.. Врача!

В соседней камере недовольно заворочался прапорщик Дубовых. Его утренний сон был испорчен. Палваныч поминал самыми недобрыми словами буйного узника, который опустился до того, чтобы кричать сатрапам об «ошибках, чудовищных ошибках».

— А я думал, хоть в тюряге отосплюсь, — проворчал прапорщик, встав и приступив к легкой гимнастике.

Следующее пробуждение лохенбергского законника было значительно приятнее. Он сполз со своей домашней постели.

— Срочно допросить смутьяна! — твердил Засудирен, одеваясь и торопясь на работу. — И как можно быстрее — в Стольноштадт.

Не ждали часовые начальника в конце рабочего дня… Но бутыль браги спрятать успели. Впрочем, законник был столь возбужден, что не заметил бы и бочки эля.

— Ты и ты, — он показал на двух тюремщиков. — За мной. Скрутить и обыскать заключенного Пауля.

Прапорщик и не думал сопротивляться, а когда понял, что лезут в карманы, было поздно.

Засудирен смотрел на золотые вещицы, извлеченные из карманов Палваныча, и видел себя на олимпе судебной власти. Не веря своим глазам, он касался самопрялочки, мотовильца и колечка. Гладил пальцами драгоценный металл, а перед мысленным взором вспыхивал червонными буквами текст секретного королевского циркуляра: «Разыскивается похищенная принцесса Катринель. Особые приметы: золотые волосы, красавица. Возможно, одета в пеструю шкуру и вымазана сажей. При себе имела три золотые вещи, а именно…»

Законник сгреб вещицы принцессы и направился в кабинет, бросив на ходу охранникам:

— Оставить связанным, завтра на рассвете конвоируем в столицу. Лично повезу!

Пока Засудирен перечитывал циркуляр, держа его в дрожащих руках, да лелеял ювелирные вещдоки, прапорщик валялся в камере, пытаясь освободиться. Палваныч, конечно, понял: золотишко, найденное при нем, было с историей. С такой, что этот судейский болван чуть из штанов от радости не выпрыгнул.

— Обыскал бы сразу, рыло юридическое, было бы тебе счастье, — пыхтел прапорщик. — А я каков? Нет бы перепрятать… А кто знал, что он спохватится? Л могли в другую камеру перевести… Поздно гадать, когда в карикатуре по самый профиль…

Палванычу удалось развязаться. Он сгреб в центр стола вещи, вываленные из мешка и карманов, да так и оставленные солдатами до утра.

Расчерченный решеткой квадрат лунного света, падающего из окна на стол, осветил прапорщицкие «сокровища» .

Хлам не