ПП. Благие намерения (СИ)

— Испытывали, — мягко, как буйному, сказала она, — Проблем в мире много, а нас таких, готовых помогать, только двое. К нам постоянно являются экзальтированные личности с надуманными катастрофами, а то и вовсе с пустяками. На таких слегка надавишь — и уже беда не кажется такой большой, и желание загрести жар руками ближнего своего исчезает. А раз так, то и проблема не стоит нашего внимания. Можешь обижаться сколько хочешь, — тетушка расплела толстую русую косу, встала, подошла вплотную к парню и протянула руку, — Ну что, примешь трубку мира, или так и будешь изображать гордый столб на краю утеса?

Ерш поколебался, зачем-то посмотрел на меня и, покорившись судьбе, пожал теплую ладошку мисс Плам.

— Вот и славно, — тетушка вернулась в кресло и снова потянулась к свиткам, — Запомни, дорогуша — у дурака и шутки дурацкие.

Я поспешила увести оборотня на кухню, пока тот искал глубинное значение слов Матильды. Знакомство с дядькой Кимшем можно и отложить, хорошенького понемножку.

— Вот видишь, — назидательно приговаривала я, доставая из ледяного куба большую блестящую кастрюлю, банку сметаны, сырую рыбину и копченый окорок, — У страха глаза велики, а у тебя так вообще с блюдце. Ну проверили — не умер же?

— Они со всеми так? — спросил Ерш, уселся за массивный дубовый стол и стал с интересом наблюдать за моими действиями.

— Только с теми, кто хочет получить от них помощь, — сгрузив окорок на стол, я вручила парню разделочную доску и широкий нож, — Хочешь стать клиентом — пройди проверку и докажи, что достоин усилий.

— Ну и самомнение…

— При чем тут самомнение? — я уперла руки в боки, и холодная рыбина смачно шлепнулась о мое бедро, — Тетушки — одни из сильнейших ведьм Европы, дергать их по пустякам — все равно что просить Доминго спеть на детском утреннике! Клиенты разные попадаются, иногда и такие, что изначально притащатся с какой-нибудь ерундой, а потом еще неделями капают на мозги. Проверка таких отсекает, вот и все.

Я открыла дверцу винтажной духовки и ласково кис-киснула. Послышалось урчание, и здоровенный, размером с хорошего барсука жар-кот перевернулся на другой бок и шумно зевнул, показывая острые золотые клыки. По его огненно-рыжей шерсти пробегали искры, усы потрескивали, а большие круглые глаза отбрасывали красноватые блики на полкухни. Ерш присвистнул:

— Ничего себе!

— Таких во всем мире всего шестнадцать, — я скормила коту рыбину и почесала размякшего пушистика за ухом, — если не считать остальных жар-зверей.

Кошак потянулся, шкрябнул когтистой лапой по стенке духовки и весь, от хвоста до кончика носа, вспыхнул ярким пламенем, мгновенно накалив металлическую пластину, заменяющую обычные газовые горелки. Я аккуратно закрыла дверцу.

— А пироги вы где печете? — спросил Ерш, пытаясь разглядеть зверюгу сквозь толстое темное стекло.

— А пироги мы ему на пузо кладем. Он форму лапами обнимает и засыпает, так пламя тише и пирог не горит.

Я звонко шлепнула по протянутой руке парня.

— Почему тебе можно его трогать, а мне нельзя? — слегка обиженным голосом поинтересовался оборотень.

— Пальцы лишние? У него шерсть — чистый огонь, от руки бы остался ароматный шашлык на косточке.

— Но ты-то его трогала!

Ну что за Фома неверующий! Я подошла к парню, молча отобрала нож и демонстративно воткнула себе в правую ладонь. Точнее, попыталась воткнуть. Ерш издал странное горловое бульканье, когда широкое лезвие с громким скрежетом согнулось, не оставив на руке и царапины. На мгновение кожа исказилась, проявив сложный рисунок та-моко [13], а потом снова разгладилась.

Оборотень гулко сглотнул.

— Понятно… — протянул он, довольно быстро приходя в себя, — Татуировка Брони, да? А какая именно?

— Медная, — соврала я таким тоном, что умный Ерш решил повременить с расспросами на эту тему, хотя вид у него был, как у шкодного мальчишки в кондитерском магазине. Или археолога, откопавшего древнее, нетронутое временем капище. Жажда «познать и попробовать» потихоньку вытесняла с насиженного места госпожу Паранойю.

Кастрюля на плите угрожающе забулькала, грозясь выплеснуть содержимое прямо на пол, по блестящим бокам с шипением поползли кроваво-красные струйки. Я торопливо переставила посудину на стол голыми руками, даже не потрудившись взять полотенце, и только недовольно зашипела — броня-броней, а боль по-прежнему чувствуется.

— И что там такое? Рагу из лягушек под соусом из улиток? — съехидничал Ерш, впрочем, заинтересованно принюхиваясь к густому мясо-овощному духу.

— Уже закончилось. Только борщ, и тот вчерашний, — я достала из шкафа глубокие тарелки и щедро разлила ароматную, ярко-красную амброзию, зачерпывая для парня побольше мяса, — хотя он даже лучше на следующий день.

Ерш скептически приподнял бровь, явно не представляя меня в роли повара, однако к еде приступил. После двух ложек его нельзя было и за уши оттащить — что-то, а борщ я варю мастерски. Ел оборотень быстро, но аккуратно, не чавкал, не фыркал, не разбрызгивал жижу и не разговаривал с полным ртом. Он вообще почти не говорил, но мне это даже нравилось.

— Вкусно, — благодарно пробормотал парень в коротком перерыве между первой и второй порцией, — А хлебушка можно?

Я едва не хихикнула. «Хлебушка»! А с какой нежностью прозвучало, просто прелесть!

На кухню, громко шкрябая когтями по гранитному полу, прошлепал Броми. У бульдога был такой вид, словно он забрел сюда случайно и вообще не помнит, зачем проснулся.

— О, еще один голодный рот! — обрадовалась я, — Плам тебя еще не кормила?

Броми ответил фирменным «вообще-никогда-сиротинушку-не-кормили» взглядом и даже попытался повилять крошечным обрубком хвоста. Пока я готовила ему еду, бульдог подошел к Ершу, шумно обнюхал ботинки и, явно посчитав оборотня безобидным добрячком, стал клянчить кусочек окорока. Выглядело это так: наглый пес встал на задние лапы, передние вместе с головой положил на колени гостю и, ежесекундно зыркая на окорок, начал пускать слюни. Такая тактика вкупе с трогательной приплюснутой мордой и трагически повисшими ушами почти всегда давала плоды. Вот и Ерш не устоял, зачем-то втянул носом воздух, загадочно хмыкнул и отщипнул кусочек мяса для несчастной животинки. Руку при этом держал правильно — ладонь раскрыта, пальцы не растопырены.

— Знатная зверюга, — одобрительно заметил оборотень, когда Броми оставил его ради миски овсяной каши с вареной говядиной.

— Других не держим, — улыбнулась я, — Еще борща?

— Да, пожалуйста, — Ерш с готовностью протянул тарелку для третьей порции. Сама я давно наелась, и теперь собирала на подносе все необходимое: две большие кружки, сахарницу, молоко, лимон, маленький заварочный чайник, две пиалы с медом и вишневым вареньем, тарелку с тремя видами печенья и варварски разломанную плитку бельгийского молочного шоколада. Большой медный чайник уже закипал на плите, и я как раз отрезала половину от оставшегося яблочного пирога, как парень неожиданно серьезно сказал:

— Знаешь, я ведь чуть с ума не сошел в этом доме.

— Это с непривычки, — я села обратно за стол и прикрыла глаза. Несмотря на усталость, я чувствовала себя неожиданно комфортно, особенно с учетом наличия едва знакомого мужчины в непосредственной близости. Ерш с аппетитом поедал мою стряпню, Броми умиротворенно чавкал кашкой, кипел чайник, едва слышно потрескивали усы жар-кота, за окном завывал холодный зимний ветер… Маленькая кухня наполнилась благостным спокойствием, в котором растворялись заботы и треволнения этого долгого дня.

Незаметно для себя я стала клевать носом и очнулась от громкого шипения и сдержанной ругани. Ерш уже сложил грязную посуду в раковину и теперь пытался сладить со старинным изогнутым краном, который извивался, как змея, и плевался в незнакомого оборотня кипятком.

— Блин, прости, забыла, — я подошла к разом успокоившейся кухонной утвари и, положив правую ладонь в центр раковины, левой ухватила парня за локоть, — Это Ерш, он свой! Слышите, свой!