Князь орков

Чудовище издало дикий, оглушительный рев, от которого мурашки побежали по коже, и взмахнуло окровавленным топором — и у Лорето возникло чувство, что взгляд бушующего над всей битвой был устремлен прямо на него.

— Клянусь Дальними Берегами, — тихо пробормотал он, а потом словно разверзлась тьма и поглотила войско эльфов.

На стенах цитадели появился большой котел — и, прежде чем Лорето или кто-либо другой успел предупредить об опасности или дать приказ к отступлению, на эльфов, несших таран, полилась кипящая смола.

Крики воинов были ужасны. В следующий миг на стенах вновь полыхнул огонь, и вниз понеслись горящие стрелы. В мгновение ока площадь перед воротами превратилась в бушующее море пламени, яростно пожиравшее все, до чего могло дотянуться.

Лорето видел, как солдаты бежали прочь, похожие на живые факелы, видел карлика, борода которого занялась, и он пронзительно кричал и визжал, а в это время пламя уничтожало его лицо. В нос эльфийскому князю ударил запах горелой плоти, его затошнило. Он беспомощно наблюдал за тем, как наследники Фаравина гибли в огне и в дыму.

Его охватила паника, мешая ясно мыслить. Предводитель эльфов стоял неподвижно. Уже давно он перестал отдавать приказы об атаке, порядок в стройных рядах эльфийских воинов нарушился. Одни были мертвы или ранены и, извиваясь, ползали по земле, другие с криками обращались в бегство. Совсем немногие оставались на своих позициях, но и они умирали в горящей смоле или под градом стрел.

— Господин! — До ушей Лорето донесся издалека чей-то голос. — Господин, что прикажете?..

Лорето потребовалось время, чтобы сквозь охвативший его туман ужаса понять: это к нему подошел лучник, совсем молодой эльф семидесяти или восьмидесяти лет, вопросительно и неуверенно глядевший на него.

— Что прикажете, господин? — повторил лучник. — Наши мечники и союзники из Царства карликов находятся в крайне бедственном положении. Мы должны напасть, господин, и помочь нашим братьям по оружию!

— Помочь… — эхом в устах Лорето прозвучали слова воина, глухо и бессмысленно. После всех ужасов, которые он видел, эльфийскому князю не хотелось помогать другим или даже пытаться изменить что-то в этой неравной битве. Он не хотел кончить свою жизнь так, как Итель, не хотел стать жертвой орка-варвара, секира которого не знала уважения к превосходству или к возрасту эльфийской культуры.

Все, чего хотел Лорето, это взойти на корабль, плывущий к Дальним Берегам, а для этого он должен выжить…

— Нет, — сказал он поэтому, и в его голосе было столько твердости и решительности, что он сам себе удивился.

— Нет? — Молодой лучник поднял брови. — Что это означает, господин?

Лорето обратил взгляд к Вратам, где продолжали сражаться и умирать. Хриплый рев орков наполнял ночь, ему отвечал крик раненых и отчаянные призывы нападающих.

— Это означает, что битва проиграна, — спокойным голосом пояснил эльфийский князь. — Мы отступаем.

9. Оунхон-айрун

Пляшущие отсветы пламени, бушевавшего перед воротами цитадели, проникали через высокие окна тронного зала; были слышны крики орков, звон оружия и хрипы умирающих. Но Рурак Палач ни на что не обращал внимания.

Колдун стоял с закрытыми глазами, погруженный в глубокую медитацию, бормоча слова на древнем, запретном языке. Черное острие магического кинжала указывало на Аланну, лежавшую на жертвенном камне и удерживаемую неумолимыми стражами.

Файхок'хай насмехались над ней. Наблюдая за тем, как эльфийка отчаянно барахтается в своих путах, они заливались раскатистым смехом. Расширенными от ужаса глазами Аланна глядела на клинок, угрожающе раскачивавшийся над ней, и последними словами ругала себя за то, что отвернулась от Шакары и перечеркнула свою прошлую жизнь. Ну зачем ей понадобились разнообразие и приключения? В своем легкомыслии она предала все: вместо того чтобы хранить тайну о Тиргас Лане, доверенную ей, именно она станет тем, кто вновь высвободит дух Темного Эльфа через собственное жертвоприношение. Амбер погрузится во тьму, как уже было когда-то, — и виновата в этом будет эльфийская священнослужительница благородных кровей…

Глаза ее застилали слезы отчаяния, мысленно она молила предков и космический порядок о прощении за все, что натворила в своем высокомерии и легкомыслии. Но ироничный смех орков и черный клинок, зависший над ее грудью, казалось, говорили, что прощения не будет…

На мгновение тронный зал заполнился бледным светом — Луна вышла из-за туч и слабо осветила Сокрытый Город — и мгновением позже в комнате промелькнула молния, появившаяся прямо из ниоткуда.

Смех орков тут же смолк.

— Курул! Курул! — бормотали чудовища, и в их подернутых кровавой поволокой глазах читался страх.

Древний тронный зал наполнился ледяным дыханием, проникавшим под одежду и сквозь кожу; эльфийка моментально продрогла до костей. Холод сменил неестественный ветер, перешедший в вихрь — в древних стенах поднялась буря. И в жалобном завывании ветра Аланне послышался пронзительный, ликующий хохот — или ей показалось?

Тысячелетняя пыль, щепки трухлявого дерева, свечи и мелкие осколки камня — все поднялось, закрутилось в диком урагане, центром которого был алтарь. Рурак, со своим черным кинжалом склонившийся над Аланной, стоял в эпицентре вихря; ветер даже не касался его. А орки в панике озирались, истошно вопя, и наконец, когда из ниоткуда снова полыхнули молнии, сломя голову бросились наутек. Файхок'хай, может, и были самыми лучшими и храбрыми воинами своего племени, но, когда сам Курул показал свою силу и послал молнии, их охватил ужас.

Рурак не обращал на них внимания. Колдун по-прежнему с закрытыми глазами бормотал слова призыва. Аланна сомневалась в том, что он вообще заметил, что творится вокруг, и, несмотря на свой страх и отчаяние, решила, что это возможность для побега. Так же, как была, связанная, она хотела скатиться с алтаря, чтобы избежать смертоносного клинка, который мог обрушиться на нее в любой миг.

Ей удалось повернуться, и она собиралась уже сползти за край камня, когда случилось нечто неожиданное. В зале снова сверкнули молнии, но на этот раз они сконцентрировались на кинжале, который Рурак держал в поднятой руке, другой судорожно вцепившись в посох.

Яркие молнии ударили со всех сторон в черный клинок и, казалось, слились с ним воедино — и одна молния, не яркая и не слепящая, а, наоборот, непроглядно черная, вылетела из острия оружия и ударила в Аланну. В мгновение ока эльфийка потеряла способность двигаться. Ее наполнила тлетворная энергия, тело содрогалось в конвульсиях.

— Нет! — закричала она, терзаемая болью и охваченная ужасом, понимая, что ощущает силу Темного Эльфа.

Рурак открыл глаза и словно безумный уставился на Аланну.

— Маргок! — воззвал он, перекрикивая рев и неистовство бури. — Повелитель Тьмы — явись!

— Я здесь, верный мой слуга! — послышался голос, не имевший тела и, казалось, оседлавший ураган. — Делай то, что должно! Отними жизнь, чтобы я мог вернуться в мир смертных!

— Да будет так! — закричал Рурак и хотел уже вонзить кинжал в сердце эльфийки…

Настолько быстро, насколько позволяли их измученные конечности, Раммар, Бальбок и Корвин неслись по коридорам.

Оба орка чувствовали себя не очень хорошо: ноги едва держали их после того, как они много часов провисели вниз головами. Корвину тоже с трудом удавалось передвигаться после пыток, которые учинил ему Грайшак; повязка на его лице насквозь пропиталась кровью.

Но троица спешила, подгоняемая желанием отомстить мучителям и помешать их планам.

Вооружены они были только гномьим копьем, которое нес Корвин. Оркам пришлось бы полагаться только на клыки, когти и кулаки, если бы им встретился противник. То, что сражаться придется против себе подобных, мало смущало Раммара и Бальбока. Рурак и Грайшак совершили ошибку, предав их, а в таких вещах орки шуток не понимают…