Князь орков

— В принципе, это совсем не важно, — сказал Бальбок. — Дело только в том, что я…

— Что еще?

—..что у меня уже не раз возникало чувство, что мы оба немного не такие, как остальные в больбоуге, — прошептал он, боясь, что его подслушают.

— Что ты имеешь в виду?

— Помнишь, когда мы еще были маленькими? Все молодые орки шли охотиться на троллей, и только мы должны были оставаться в больбоуге. Или когда все получали свой первый шрам, нам нанесли сразу два? Или когда…

— К чему ты клонишь? — строго спросил Раммар.

— Может быть, — сказал Бальбок, — остальные давно уже догадывались, что с нами что-то не так. Что мы другие, я имею в виду.

— Ну и бред! Правда, брат, ты столько всякой чуши наговорил за время нашего путешествия, но это уже чересчур. Мы орки — и дело с концом. Ничего другого я и слышать не желаю.

— А… если я тебе скажу, что я знаю это?

— Что ты знаешь — что?

— Я знаю твою тайну, — произнес Бальбок.

— Да какую еще тайну? — Раммар делал вид, что не понимает, а сам принялся нервно раскачивать цепь.

— Я всегда это знал, — признался Бальбок. — Вообще-то я не хотел тебе этого говорить, но поскольку жить нам осталось недолго…

— Что за тайна? — громче сказал Раммар; заговорщицкий шепот брата сводил его с ума.

— Я знаю, что ты не такой, как остальные орки, — тихо признался брату Бальбок. — Я знаю, что ты… что ты не ешь человечины.

— Кто такое сказал? — залаял Раммар.

— Я наблюдал за тобой. Всегда, когда подают человечину, у тебя либо нет аппетита, либо ты берешь себе другую еду — вот, например, как после битвы с северными варварами.

— Ты, отвратительный, жалкий, лживый… — принялся возмущаться Раммар, но потом передумал. — И давно ты это знаешь? — осторожно поинтересовался он.

— Всегда знал.

— И кому ты об этом рассказывал? Может, уже весь больбоуг знает, а?

— Никому. — Бальбок покачал головой, и она заболела. — Ты ведь мой брат, Раммар, твоя тайна в надежных лапах…

— Это меня радует.

— …но несмотря на это, мне очень неприятно иметь брата, который не ест человечины, — продолжал Бальбок.

— Тебе неприятно? — Раммар подумал, что ослышался. — Ты, жалкий умбал, что ты о себе возомнил? Думаешь, ты лучше? Я старался не обращать внимания на то, что у тебя меж ушами сплошной ветер, но если уж на то пошло…

Его перебил громкий хохот — это Корвин веселился, несмотря на свое ужасное положение.

— Что тут такого смешного? — сердито спросил Раммар.

— Вы бы себя слышали, — насмехался Корвин. — Два орка, которых волнует то, принадлежат ли они к своему племени. А один из них к тому же не ест человечины. Что вы за фигуры такие?

— Выбирай выражения, охотник за головами, — проворчал Раммар, — не то может статься, что я изменю своим привычкам.

— Вы, орки, настолько же глупые, насколько жадные. Ваш предводитель предал вас, все ваше опустившееся племя собирается вас сожрать, но все, что вы способны делать в такую минуту, — это причитать, размышляя о том, настоящие ли вы орки или нет.

— На нашем месте ты поступил бы точно так же.

— Ну уж нет. На вашем месте я думал бы о том, как уйти от вертела и сбежать из этой вонючей дыры.

— Сбежать? — Раммар выругался по-орочьи. — Такие глупости способен говорить только человек. Ты хоть видел, как файхок'хай нас связали? Не похоже на то, чтобы мы могли вот так просто взять и освободиться.

— И только поэтому вы готовы сдаться? Какие же вы простаки. Неудивительно, что мы проиграли войну, с такими-то союзниками.

— Это не орки войну проиграли, а люди, — внес ясность Бальбок. — Это же всем известно.

— Ах, вот как? Так я вам кое-что скажу: чем иметь таких союзников, как вы, уж лучше вести войну в одиночку.

— Вот как? — засопел Раммар. — Тогда позволь сказать тебе, охотник за головами, что ты — подлец, и мы лучше умрем, чем еще раз сразимся рядом с тобой.

— Так вперед, орочья морда. Вы как раз к этому и готовитесь. — Корвин издал горький смешок, и молчание снова воцарилось в темнице, в которую приспешники Рурака на скорую руку превратили кладовую.

Некоторое время никто из трех пленников не произносил ни слова.

— Охотник за головами? — подал наконец голос Раммар, и прозвучало это довольно-таки жалко.

— Да?

— У тебя, что, есть план?

— Вполне возможно.

— Так давай послушаем его, — потребовал Раммар, вытягивая вперед свою бесформенную голову. — Я весь орк. [9]

— А вы уверены? — насмешливо поинтересовался Корвин. — Придется вам смириться, что вы станете еще худшими орками, чем раньше. И никогда больше не сможете вернуться в больбоуг.

Долго раздумывать Раммару и Бальбоку не пришлось. Выбор у них был между бегством и перспективой быть сожранными себе подобными; знакомой вони их пещеры им все равно никогда больше не вдохнуть. Быстро переглянувшись, они пришли к согласию и мрачно кивнули друг другу (из-за чего у обоих сильно разболелись головы).

— Так слушайте внимательно, — прошептал Корвин. — Я не собираюсь сдохнуть в этих чертовых стенах и не желаю отдавать Аланну этому ненормальному колдуну.

— Ты хочешь освободить ее? — Раммар был настроен скептически.

— Вот именно. А еще мне нужна голова Грайшака. Гибель моей возлюбленной на совести у этой свиньи, и он более чем заслуживает смерти.

— Корр, — согласился с ним Раммар. — Я тоже такого мнения.

— Нужно держаться вместе, если удастся бежать, — напомнил Корвин обоим оркам и открыл им наскоро придуманный план.

Мерцающие отсветы факелов создавали в тронном зале древней цитадели королей жуткий призрачный свет.

В далекие дни эльфийского правления король и его свита находились здесь большую часть времени, здесь же заседал суд, здесь слагалась история царства, простиравшегося от южного берега моря и до самых склонов Северного вала, от Гнилых земель на западе в глубь восточных холмов.

Но все это было в прошлом. Эльфийская империя развалилась и там, где некогда блистала столица, драгоценнейшая жемчужина ее короны, сегодня буял гигантский лес, а столица превратилась в руины, гордые башни и зубцы покрылись вязкой сажей, свидетельствовавшей о присутствии зла. Там, где когда-то восседал эльфийский король, маячила худощавая фигура колдуна в черной-пречерной накидке, с длинной, до пояса, бородой. Глаза, глядевшие из-под капюшона, светились нескрываемой злобой. Рядом с троном стоял колдовской жезл, вырезанный из темного дерева, с черепом в качестве набалдашника, в глазницах черепа сверкали изумруды.

Придя в себя, Аланна тихо застонала. Первое, что она увидела, был взгляд колючих глаз, которые Рурак не отводил от пленницы. Эльфийка осознала, что лежит на алтаре из гладкого полированного камня, поверхность которого показалась ей такой же холодной, как лед Шакары. С нее сняли белоснежное платье, а вместо него надели неприметную черную рясу. Руки и ноги были связаны, во рту — грязная тряпка вместо кляпа, мешавшая ей закричать от ужаса.

Рурак выждал, пока жрица окончательно придет в себя. А затем схватил свой жезл, поднялся с алебастрового трона, спустился по ступенькам и угрожающе навис над Аланной.

Она уставилась на него широко открытыми глазами, вспоминая и вновь осознавая те страшные вещи, которые произошли за последние часы перед тем, как она упала в обморок. Вспомнила она и о том, что собирался сделать Рурак. Хотела что-то сказать, но из-за кляпа смогла только сдавленно замычать.

— Вы, наверное, спрашиваете, что здесь происходит, — предположил колдун, делая костлявой рукой движение, охватывающее тронный зал; так же, как и в сокровищнице, над тронным залом высился высокий купол, у стен стояли почерневшие статуи, а темнота по ту сторону окон заставляла предположить, что ночь уже наступила.

С купола капала та самая вязкая черная масса, которая встречалась Аланне и ее спутникам в других местах цитадели, а в центре круглого зала находилось такое же круглое отверстие, окруженное невысокими перилами, и через это отверстие падал луч голубого света, источник которого находился в самом высоком месте потолка-купола.