Поход клюнутого

– Глотки дорезать будем? – буднично поинтересовался гоблин и окинул поле боя оценивающим взглядом.

– Не будем. – Торгрим заставил себя вспомнить, что он тут не пацан на посылках, а Десница Клангеддина, сам по себе воин такой, что не таким вот лишенцам стращать. – Глотки резать побежденным неумно и подло. В бою – да... в бою можно.

– Ай, только не заводись про традиции. – Бинго равнодушно махнул освободившейся рукой. – Не будем так не будем. А чего будем-то? Мясо с задов срезать под засолку?

– Поедем дальше, оставив все как есть.

– Чё, и помощь оказывать недобитым не станешь?

– Не стану. Я воин, а не карета целителя. Ни больше ни меньше. Бой провели – и пошли дальше.

– Ну хоть карманы-то обшмонать! Уж это как есть воинская традиция – кого свалил, того и обобрал.

Торгрим на миг задумался.

– Действительно, так и есть... хотя у нас воины и таким не занимаются – за ними идут собиратели, но где тут сыщешь собирателей. Как думаешь, сядет ли на меня кольчуга вон с того дородного?

Бинго глянул с сомнением. Дородный лежал без движения, да никак иначе и не мог, ибо гоблинский клинок стесал ему половину черепа. Брюхо у него было, конечно, выразительное, а под кольчугой еще толстенная вязаная рубаха, но в сравнении с дварфом он смотрелся рахитичным и болезненным... даже без учета трепанации.

– По плечам едва ли, а в длину как шуба будет. Впрочем, чем ничего, лучше такое... полу как-нибудь оборвем.

– Я кой-какими инструментами разжился, а на пути нам обещали и кузнеца посерьезнее. Может, он и с остальных возьмет железо, хотя бы на гвозди?

– Вот теперь слышу речь истинного гоблина, а то все «собиратели» да «бугенваген».

От такого комплимента Торгрима мощно передернуло, но возразить было нечего. Вольно следовать чистеньким и аккуратным традициям, будучи почетным клановым воином, когда каждый вокруг знает свое место и ты можешь себе позволить идти и рубить, зная, что за твоей спиной об остальном кто-то позаботится; но будучи сам себе (а еще и этому дикому, безумному, но не сказать что такому уж нескладному), головой действительно приходится на какую-то часть заделаться гоблином. Уж тех-то, похоже, по самодостаточности никто не настигнет!

– Меч подбери, – сурово приказал дварф. – Не тот! Хотя этот тоже. Вон тот, которым ты кидался давеча.

– Мураши загрызут! – захныкал Бинго истерично. – Это ты вон какой грозный, а меня враз порвут и к себе туда затащат, тебе стыдно будет, что на меч променял мою чистую, невинную душу!

– А на хрен ты его туда пихнул?

– Да я ж не нарочно! Говорю же, оно само забурляется, проклятие такое загадочное. Мог куда хошь пихнуть, все равно бы там оказался... или где похуже. Хочешь, с твоим топором повторю на спор?

– Протянешь к топору руку – немедля и ноги протянешь, – предупредительно отказался Торгрим, подвинулся к муравейнику и, подцепив выступом лезвия меч под гарду, выдернул его прямо вверх. Меч взлетел, вяло покачнулся в полете и плашмя шлепнулся Бингхаму под ноги. Встревоженные рыжие муравьи, сколько их ни удержалось на оплетенной рукояти, суетливо по ней забегали.

– Могучее колдуйство, – догадался Бинго восхищенно, но от муравьев на всякий случай попятился. – В другой раз тебе вовсе мешать не стану. Взамен помашу платочком из оконца, как добрая бабушка.

– Из какого оконца?

– Это по ситуации. Надеюсь, что из наиболее богато украшенного.

Бинго стащил с головы шлем, обнажив взмокшую от усилий башку, извлек из шлема подавленный макушкой подосиновик и меланхолично его зажевал.

– Совсем не мухомор. Никакого прилива сил.

– А ну, кончай колупаться! Собирай ценное – мечи, пояса, монеты. Кольчуги бы тоже со всех снять, чтоб неповадно было жадничать, да намаемся. Все равно уже только двоим. – Торгрим указал топором туда, где громоздился незадачливый арбалетчик с разрубленной головой. – Остальные еще могут оклематься... пускай наслаждаются.

– Этот вряд ли насладится. – Бинго пнул того, которого на лету выбил из сапог. – С перепугу-то я резковат бываю. Ну и этому говорливому перепало – глазами лупать, может, еще и будет, но едва ли что-то серьезнее.

– А если б на твоем месте был видный воитель вашего племени?

– То эти бы из леса высовываться постеснялись.

– Пожалуй, это было бы и кстати. А то я только что сообразил, что сэра Малкольма мы злостно подвели – мало ему от нас неприятностей! Я ж лично обещал, что постараемся выбраться за пределы королевства без происшествий.

– Так давай все-таки дорежем остальных, чтоб не донесли, а над парой надругаемся, дабы на залетных гзуров подумали.

– Да не в том дело, на кого подумают, а в том, что слово-то дано и не сдержано.

– Не пойман – не гзур. Мы и самому этому сэру Малому не признаемся!

Торгрим вздохнул тяжко, с укоризной:

– Дубина ты, гоблин. Честь – она сама знает, когда ей урон нанесен, независимо от того, остались ли свидетели.

– Это бы лечить надо, покуда в могилу не свело.

– Могила – не край, Бингхам! Все в мире неприятности оттого, что каждый порою допускает недопустимое и тем искажает мировые устои на малую толику. Один, другой, а там глядь – и уже детей приводить в мир боязно, ибо порядки нарушены, связи порваны, у власти такие, что рекорды по вероломству поставили, а добро и зло местами перепутались.

Бинго беспомощно развел руками:

– Что ж теперь? Давай вернемся, покаемся? Авось твою... нашу камеру еще не заняли, сядем там во искупление, станем сморкаться в бороды. Чур, я в твою буду, свою-то мне отращивать – значит допустить лишнее недопустимое, куды детей поведу после таких выкрутасов?

– Не станем мы возвращаться, пока дело не сделано. Но на ум принять недопустимость подобного следует! И как в следующий раз кто на тебя криво посмотрит, ты помни, что не шляешься дурак дураком, а являешь собою эмиссара важного человека, не только пройти должен, но и соблюсти все положенные приличия.

– Эй, ты ж присутствовал – я ли не соблюдал? Говорил вежливо, кулак показывал, грозился бугенвагеном!

– Да знаю я. Но, пожалуй, поторговаться стоило, а то и заплатить все ж таки. Вернуться-то мы еще успеем, не будучи никакими обещаниями связаны!

– К той поре они наши денежки спустят так, что десять лет не докопаемся. Не бери ты в голову, борода, вали на меня как на мертвого, а я стану переваливать на свое это... которое вокруг создает забурление. Никогда его и не скрывал, так что кабы благолепное поведение было важнее, нехай бы тот усатый посылал своих Унгартов.

– Да ладно, ладно, проехали. Собирай железо, и ходу отсюда!

Бинго покладисто припустился на сбор трофеев. Вдвоем вытряхнули дородного дружинника из кольчуги – гоблин перед тем опытно обернул ему вскрытый череп его же джупоном, чтобы не измазать доспех кровью; Торгрим приложил железную рубаху к плечам, отчего полы осыпались на землю, и постановил, что на безрыбье сойдет, а там можно будет и надставить при случае. Мечи Бинго собрал все вместе с ножнами. Ковку их Торгрим оценил как среднехреновенькую, если со всей дури хватить по Бингхамову горшку, меч скорее сломается, нежели прорубит. Пояс старшего с серебряной пряжкой Бинго попытался было нацепить поверх панциря, но тонкая кожа опасно затрещала, едва попробовал распустить пузо, так что снял и обернул им вязанку мечей.Торгрим подобрал оба самострела, снял колчаны с дюжиной болтов каждый. Предоставив Бингхаму обчищать карманы, одно за другим оттащил обобранные тела подальше от дороги в лесок, сложил в ряд. Не удержался – снял пояс с того, которому отрубил руку, и перетянул покалеченную конечность выше среза. Конечно, и добить мародеров грехом бы не было, но с другой стороны, каждый крутится как может, эти своего и так отхватили с лихвой, а что-то еще граф им устроит, когда до него дойдет.

– Много набрал? – осведомился дварф, вернувшись к лошадям.

– Маловато. – Бинго предъявил пригоршню мелочи и пару медных колец сверху.

– А по карманам?