Спицы в колесе Сансары

— Госпожа Чу, — сказал он, — простите мою худость! Я принес вам скромное подношение, но совершенно забыл об этом, очарованный вами и вашим жилищем.

При этом Ли Пин достал кусок шелка и двадцать лян серебра и протянул их ведьме.

Та зарделась, словно невинная девушка.

— Мне это очень приятно, — сказала ведьма и взяла подарки. — Я хочу выпить за вас, господин каллиграф, и пожелать вам успеха в вашем предприятии.

Каллиграф погрустнел.

— Отчего с ваших уст исчезла улыбка? — ласково спросила его ведьма.

— Я вспомнил, для чего приглашен в ваш город, — сказал каллиграф.

— И для чего же?

— Я должен написать боевой иероглиф на знамени, которое будет вывешиваться в главном храме по священным праздникам.

— Так в чем же сложность?

— Когда я начал работу, моя кисть выводила все что угодно, только не положенные черты! Словно вмешалась чья-то злая воля!

— И вам, конечно, сказали, что это я мешаю вам писать иероглиф? — спросила ведьма.

— Да, — склонил голову каллиграф.

— Жители этого города не любят меня и часто оговаривают, — грустно сказала ведьма Чу. — Они не понимают моих дел и поэтому думают, что я творю зло. Но это не так! И вовсе не я мешаю вам писать иероглиф, господин каллиграф!

— А кто?

— Духи города! Но поверьте, есть способ их умилостивить. Я помолюсь за вас и принесу жертву. И тогда вы спокойно сможете приступить к работе.

— Моя благодарность вам будет безмерна, — поклонился каллиграф.

Они выпили еще по десять чашек вина, и каллиграф совершенно захмелел. И во хмелю ему показалось, что ведьма смотрит на него особенно нежно.

— Можно ли задать вам вопрос? — начал издалека подъезжать каллиграф. — Отчего такая прекрасная женщина, как вы, и не замужем?

— Ах, господин каллиграф, — грустно сказала ведьма и подперла рукой щеку. — Мужчины этого города сторонятся меня, потому что боятся, как бы я не околдовала их, а женщины клевещут на меня. Между тем мне, конечно, хочется замуж. Тогда всеми делами моего дома занимался бы, как положено, мужчина, а я сидела бы во внутренних покоях и пряла шерсть да вышивала.

— Я тоже не женат, — сказал каллиграф. — Все дела, разъезды…

— О, это большое упущение! — молвила ведьма, улыбаясь. — Хотите, я сосватаю вам самую лучшую девицу города?

— Ни к чему! — пылко воскликнул каллиграф и заключил в объятия ведьму. — Не нужны мне никакие девицы, если в вас я увидел совершенство! Будьте моей женой!

— Я согласна! — сказала ведьма. — Давайте же принесем клятвы пред алтарем предков и назовем друг друга мужем и женой.

Немедленно они принесли клятвы перед домашним алтарем, после чего стали считаться мужем и женой. Тут уж каллиграф не стал церемониться — подхватил на руки молодую женку и удалился с нею в спальню. Там они до первых петухов играли в тучку и дождик да изображали утку и селезня, резвящихся в одном пруду.

Наступило утро. Ведьма Чу разбудила Ли Пина.

— Мой господин, вам следует позавтракать и отправляться писать иероглиф. А я буду приносить жертвы духам города, чтобы они вам не мешали.

Каллиграф отдал должное трапезе, поцеловал молодую жену и пошел в управление храмовой службы, где его ждала работа.

На сей раз, когда он принялся писать, кисть была ему послушна как никогда. Он написал иероглиф, весь будучи в восторге от своего таланта. Когда он закончил, чиновники и храмовые служки сбежались полюбоваться красотой иероглифа. Немедленно сообщили правителю города, что каллиграф Ли Пин прекрасно выполнил работу. Тот наградил каллиграфа двадцатью слитками золота в виде долек чеснока, конем по имени Прекрасный Светящийся В Темноте Яшмовый Лев и тремя кусками отличного шелка. Каллиграф не стал медлить и со всеми подарками отправился в дом ведьмы.

Та поджидала его у входа. Едва каллиграф вошел, как она низко поклонилась ему и проговорила:

— Мой господин пришел! С удачей или неудачей?

— С большой удачей, дорогая. Сегодня я написал иероглиф, и вышел он великолепно. Это ты помогла мне.

— Я молилась и приносила жертвы, — улыбнулась ведьма. — Духи склонились в твою сторону. Более того. Знай, милый, что отныне, какое дело ты бы ни затеял, оно получится.

— Благодарю тебя. — Каллиграф обнял жену. — А не устроить ли нам пир?

— Все уже готово.

Они сели в зале и вдвоем пировали. Каллиграф пил вино и читал жене стихи, а она аккомпанировала ему на цине. Наконец вина они выпили достаточно и отправились в спальню, где снова предались страсти.

Так каллиграф провел в доме ведьмы не один месяц. И вот однажды явился гонец с письмом самого правителя Восточной столицы.

— Я понадобился правителю Восточной столицы, — сказал каллиграф жене, которая к тому времени уже была в тягости. — Я поеду и постараюсь вернуться как можно скорее. Ты же береги себя и нашего нерожденного ребенка.

Каллиграф приехал в Восточную столицу и сразу направился к правителю.

— Великий господин, — сказал он правителю, — вы вызвали меня, не сообщая причины, но я прибыл, полагая, что понадобится мое каллиграфическое искусство.

— А вот и нет! — рассмеялся правитель. — Я вызвал тебя по другому делу.

— Какому же, великий господин?

— Я решил женить тебя. И не спорь! Такому замечательному человеку, как ты, не след быть без жены.

Каллиграф сказал:

— Воля ваша, великий господин, но я уже женат, и жена моя в тягости.

— Великие духи! — выругался правитель. — Почему я обо всем узнаю последним?! Ну да ладно. Пиши своей жене разводную бумагу, и дело с концом. А потом женишься на девице, которую я тебе присмотрел.

— Я не буду писать разводное письмо. Я люблю свою жену.

— Ах так! — рассвирепел правитель. — Так ты преступник и идешь против моей воли! Эй, люди! Взять его и отволочь в тюрьму! Там он одумается.

Ли Пина избили палками так, что потрескалась кожа, надели на него кангу и бросили в тюрьму. И некому было вступиться за него. Так он провел в тюрьме несколько месяцев.

Между тем ведьме пришла пора родить. Она родила двойняшек — двух девочек — и нарекла их Чуй и Тинь, что в переводе означает «разлука» и «печаль». Едва оправившись от родов, ведьма препоручила дочерей заботам доверенных нянек и кормилиц, а сама стала собираться в Восточную столицу.

Прибыв в Восточную столицу, она по слухам узнала, что каллиграф Ли Пин сидит в главной городской темнице за то, что не подчинился требованиям самого правителя. Ведьма Чу немедленно отправилась в темницу. Подкупила надзирателя и темничного стража и проникла в камеру к мужу.

Каллиграф доживал последние дни. От постоянных побоев тело у него было в рубцах и кровоточило, от недоедания он исхудал так, что остались кожа да кости, и силы в нем было не больше, чем в ребенке.

— Милый муж! — зарыдала ведьма. — Что правитель сделал с тобой!

— Он хотел, чтобы я развелся с тобой и женился на представленной им девице. Но я не хочу никого, кроме тебя. Бедная моя жена! Родила ли ты?

— Да, благодарение богам, у нас родились две девочки, прекрасные как заря и яшма. Они здоровы и хорошо растут.

Каллиграф заплакал:

— Бедная моя жена! Бедные дети! Вам придется хлебнуть сиротской доли. Я не жилец на этом свете, милая.

— Ну это мы еще посмотрим! — сказала ведьма и достала небольшую тыкву-горлянку. — Выпей-ка этого, мой милый!

Муж выпил и почувствовал, как в нем прибавилось сил и бодрости.

— Что это?

— Эликсир даосских монахов, — сказала жена. — Я добыла его на горе Ляншаньбо. Пей, пей все до капли, и силы в тебе прибавится.

После этого ведьма взмахнула рукой, и в камере появился стол с едой и выпивкой. Она накормила и напоила мужа, а потом стала лечить его раны. Наконец исцеленный и успокоенный каллиграф уснул, а жена, уходя, на прощанье сказала ему:

— Скоро ты будешь свободен.

На следующий день с каллиграфа сняли кангу и перевели в тюремную больницу, где были хорошие условия. Жена же его отправилась к правителю.