Повесть эльфийских лет

Первые полчаса юноша честно пытался исполнять указание: чинно сидел на единственном свободном стуле и ждал, когда же за ним придут. Сейчас, когда он столь внезапно оказался на свободе (ну или почти на свободе), возвращаться в тюремную камеру лишь из-за того, что сделал что-то не так, совсем не хотелось.

Но вскоре терпение Ирдеса лопнуло. Полукровка уже и на стуле крутился, и, подняв голову, пытался разглядеть потолок, едва заметный в свете магического необжигающего огонька, пляшущего на подставке в дальнем углу, и свои пальцы разглядывал… А потом просто не выдержал и потянулся к ближайшему вороху бумаг. Вытащил наугад одну папку, взвив клубы пыли, откашлялся, вытер губы рукавом и с удивлением разглядел на темной ткани капельки крови. Впрочем, разбираться, что да как, эльф не собирался. Он пролистнул несколько страниц, заглянул в конец сшива и скучающе скривился.

В архиве хранились старые уголовные дела. Причем, судя по той папке, что попала в руки Ирдеса, дела нерасследованные, нераскрытые и забытые за давностью лет. Видимо, городская стража не нашла лишнего помещения и не придумала ничего лучше, кроме как привезти сюда все эти ненужные бумаги, готовящиеся к сожжению. А в том, какая судьба уготована всем этим папкам, можно и не сомневаться: на обложке красовалась размашистая надпись: «Сжечь по истечении пятнадцатилетнего срока». Эльф вновь открыл последнюю страницу и понятливо кивнул: если отсчитывать от даты составления документа с описью, это дело следовало уничтожить чуть меньше трех лет назад.

Дышать становилось все труднее. Парень зевнул и небрежно отложил бумаги в сторону: не было никакого желания рыться в столь древних записях. Из неплотно сшитой папки вылетел, мягко спланировав под ноги Ирдесу, порыжевший от времени лист. Юноша поднял бумажку, перевернул ее, собираясь спрятать на место, и замер, пораженно разглядывая обнаруженный документ. Неизвестный художник искусно набросал портрет. Причем девушка, изображенная на этой картине, была парню очень хорошо знакома… Это лицо, часто виденное на многочисленных портретах в особняке дона Кевирта, уже несколько лет преследовало юношу во снах. Лицо матери Ирдеса.

На этот раз эльф просматривал папку внимательнее.

Из текстов многочисленных документов выходило, что чуть меньше восемнадцати лет назад на Роховой улице поздно ночью был обнаружен труп офицера городской стражи Никаса Герада – посмертный портрет прилагался. Как удалось выяснить, за полчаса до смерти этот молодой темный эльф вышел из дома Аллии Даарен (судя по номеру страницы, которую сейчас держал в руке Ирдес, дальше лежал именно этот портрет. Впрочем, парень и без него знал, как выглядела его мать), и больше господина Герада живым никто не видел.

Получалась весьма странная и интересная картина. Которая, впрочем, пока что отказывалась складываться воедино.

Полукровка задумчиво закусил губу. Поперхнулся, сплюнул на пол темный комок и отвернулся, размышляя, что еще можно почерпнуть из этого старинного дела. Ничего не придумав, он осторожно перелистнул последние страницы плохо прошитой папки… И нащупал приклеенный к обложке запечатанный конверт, в котором явно прощупывался какой-то крошечный твердый предмет.

Вскрыть конверт так, чтобы не порвать бумагу и не повредить сургучных печатей, оказалось легко: благо опыт по нелегальному изучению переписки господина Алоиза Кевирта имелся. Потом осталось лишь потрясти сверток над столом, и на гладкую поверхность выпал крохотный, не больше ногтя, позолоченный ключик, украшенный на головке филигранью.

Ирдес удивленно всмотрелся в этот миниатюрный предмет, пытаясь понять, на кой черт его надо было приобщать к делу… Но тут за дверью послышались шаги, и парень поспешно спрятал находку в сапог, бросив само дело обратно в стопку.

Уже через пару-тройку минут полукровка оказался на улице. На город спустились сумерки. Эльф попытался заикнуться о том, что в момент задержания у него было при себе несколько монет серебром, но получил чувствительный тычок по ребрам, от которого в груди что-то недовольно квакнуло. Парень счел за лучшее больше не говорить о потерянных деньгах. Про кинжал, украшенный по клинку гравировкой и отобранный все той же городской стражей, тоже пришлось забыть.

Оказавшись на свободе, эльф собирался пойти домой. Но от свежего воздуха помутилось сознание, перед глазами все плыло и качалось. Юноша смог сделать лишь несколько шагов. Отойдя от тюрьмы, он оперся о стену, пытаясь сохранить равновесие. Получалось плохо.

Парень вновь поперхнулся, в горле что-то громко заклокотало… Полукровка мотнул головой и, твердо решив, что ему необходимо отлежаться дома, попытался пойти вперед. По сторонам он не смотрел, лишь себе под ноги, стараясь не упасть. Идти с каждым мигом становилось все сложнее, перед глазами стелился багровый туман…

Ноги вдруг подкосились, и Ирдес рухнул на колени. Грудь буквально разрывалась от кашля.

Эльф и сам не запомнил, сколько он так простоял, даже не пытаясь подняться: казалось, в голове стучал огромный кузнечный молот, отзываясь резкой гудящей болью. Ладонь, которой юноша опирался о стену, соскользнула, и он согнулся, упершись локтем в землю и надеясь, что ему удастся не упасть…

Город потонул в ночном мраке. Где-то вдали светился одинокий, почти потухший фонарь. Весь мир сжался до булыжников мостовой под ногами.

Тонкая тросточка с металлическим набалдашником стукнула о камень. Причем стукнула где-то поблизости, шагах в трех, но Ирдес не мог даже поднять голову, чтобы осмотреться.

– Хэнт? – брезгливо протянул мужской голос где-то в вышине. – Кто это? Что случилось?

Пятно света, отбрасываемое небольшим фонарем, метнулось поближе к Ирдесу, остановилось возле его колена.

– Пьяница какой-то, дон Дашен, – пророкотал второй голос. – Сейчас я его уберу.

Юноша попытался поднять голову:

– Я н-не… – дальше он не смог говорить, вновь подавившись кашлем. Эльф успел разглядеть лишь, что подошедших было двое. Крепкий бистивилах держал в руке фонарь со свечой. Лицо его спутника было скрыто в тени.

Обнаженный до пояса собакоголовый словно и не расслышал мычание Ирдеса. Он шагнул вперед, и свет одинокого огарка заплясал на загорелой коже полукровки.

– Подожди, – вдруг нетерпеливо обронил его спутник. – Хэнт, покажи мне лицо мальчишки.

Ирдес почувствовал, как его схватили за волосы, резко дернули вверх… Но спорить уже не мог – силуэты странных ночных путешественников вдруг смазались и потонули в мареве обморока.

В себя парень приходил долго. Еще до того, как он что-то увидел, появились запахи: пряные и приторно-сладкие. Казалось, они были настолько плотными, давящими, что их можно будет увидеть. Но вокруг царила тьма.

Потом появились звуки. Это был чей-то разговор. Но слышался он какими-то кусками, обрывками.

– …с ним?.. – Этот голос, кажется, был знаком. Но кому он принадлежал?

– …раз говорил… самое обычное прокля… – ответил ему визгливый голосок. Его Ирдес точно раньше не слышал.

– …и насколько?..

Дребезжащий смешок рассыпался горстью потрескавшихся бусин:

– …три часа проживет, и то хоро…

– …часа?! Да ты с ума…

Новый смешок:

– А вы не зна…

– До недавнего момента не знал. – Это была первая фраза, услышанная целиком.

Яркий свет резанул по глазам. Ирдес вскинул руку, закрывая лицо от слепящих лучей, скривился от резкой боли за грудиной и закашлялся, хватая ртом воздух: пряные запахи буквально душили.

Но странное дело, когда он отвел руку от глаз, оказалось, что он сидит в мягком глубоком кресле в какой-то комнате. Единственным источником света являлся крохотный огарок в тяжелом бронзовом подсвечнике, стоявшем возле его ног. Само помещение практически потонуло во мраке, и в дрожащем, неверном свете свечи был виден лишь узорчатый паркет.

В пятно света шагнул высокий мужчина, склонился над скорчившимся в кресле юношей:

– Живой?

Судя по всему, именно он разговаривал с тем, визгливым. Но вспомнить, где именно он слышал этот голос, парень пока что так и не мог.