Похищение Елены

— Но, по нашим обычаям, мужчина не может развестись с женой, не обеспечив ей достойного существования. То есть мужа, как всегда трактовали этот закон мы. Этот же интеллигентный юноша, похоже, из хорошей семьи, может, даже торговой, он недурен собою… наверное… если его отмыть, одеть и накормить… И если бы мы с тобой не развелись, то за то, как он смотрит на тебя, нам, как порядочному человеку, пришлось бы его казнить.

— Но Ахмет!.. Ты должен спросить сперва мое мнение, согласна ли я…

— Зачем? — искренне удивился Ахмет Гийядин. — Мы калиф. Мы решили. Твой брат тоже не против.

— Я про…

— Подойди сюда, юноша, — поманил калиф пальцем Ивана, не обращая внимания на попытки бывшего родственника высказаться.

Иванушка, не понимая до конца, что происходит, и не зная, радоваться этому или сопротивляться, сделал два нерешительных шага вперед.

— Объявляем вас мужем и женой, — поспешил закончить торжественную церемонию Ахмет Гийядин Амн-аль-Хасс. — А чтобы вы ни в чем не нуждались, примите от нас этот скромный подарок — приданое Прекрасной Елене.

И калиф снял с правой руки все шестнадцать перстней и ссыпал их в карман Серому, обалдело и безмолвно взирающему последние десять минут на происходящее.

— Живите дружно, — посоветовал он молодым.

Наверное, близость долгожданной развязки придала близкому к голодной смерти калифу сил, и он легко подхватил свою недавнюю супругу — усладу дней его и ночей — и перенес ее на Масдая.

— До свидания, друзья наши, — сделал он шаг назад и помахал им рукой. — Будете через несколько лет проездом в нашем калифате — милости прошу пожаловать в гости, всегда вам будем рады, как родным, если окажемся дома. Прощайте!

И Масдай, не дожидаясь команды, плавно поднялся вверх, обогнул три лохматые пальмы и взял курс на караван-сарай.

— Бумеранг, — только и смог вымолвить Серый, уныло опустясь на бортик фонтана во дворе караван-сарая.

— Что? — не понял Виктор, остановившись рядом.

— Бумеранг, — повторил Волк. — Это такая штука, с которой охотятся дикари Оссии. Ее бросаешь, а она возвращается назад. Если по дороге не прибьет никого.

— Это ты о чем? — все еще то ли недоумевал, то ли притворялся Огранщик, и Сергий сердито мотнул головой:

— Да так просто…

— А-а… Ну если просто… Ты уже сказал джинну, что царевич Иван нашелся?

— Сказал. Завтра после завтрака — или сегодня после ужина? — отправляемся наводить порядок у тебя дома. Главное — мы должны их достать оттуда, пока наверху еще темно.

— Да-да, конечно, — с энтузиазмом поддержал Виктор. — Я вспоминаю свое первое утро — и до сих пор вздрагиваю. Ослепительное великолепие Солнца не должно застать их врасплох.

— Тебе б не царем быть, а стихоплетом, — пробурчал себе под нос недовольный в силу паршивого настроения всем и вся Волк. — Кстати, я что-то так и не понял — как называется твоя страна? Ну я имею в виду, та, которую когда-то лишили воды карлики.

Огранщик задумался.

— Не знаю, — с удивлением признался он через пару минут. — Ее название никогда вслух не упоминалось людьми. Старики, наверное, еще помнили, а до нас уже и не дошло. Когда мы говорили о ней, мы всегда называли ее просто: «Там, наверху»… Или «Мертвый Город». Как же давно я не был дома. О Сергий, Сергий, если бы ты только знал, как я скучаю по прохладе переходов и галерей, по уютному, домашнему мраку коридоров, по камню вокруг, с которым так хорошо и свободно дышится…

Огранщик осекся и виновато покосился на Серого.

— Я все еще считаю Подземное Королевство своей родиной, — смущенно пожал он плечами. — Как глупо… Наверное, все-таки требуется время, Сергий Путешественник, чтобы по-настоящему свыкнуться с мыслью, что мы теперь будем жить на поверхности, под Солнцем, как все остальные люди, как жили наши предки…

— Свыкнетесь, — невесело усмехнулся Волк. — У вас выбора не будет.

— Ты уже придумал, как освободить мой народ?

— Не так чтобы очень, — нехотя сознался тот. — Прилетим туда, вытащим всех на свет белый, а там уж суп от мух отделим.

— А кстати, почему ты назвал меня царем, Сергий Путешественник? Ты что-то перепутал — я не царь, я огранщик. Правда, говорят, очень хороший, — скромно похвастался заодно Виктор.

— А свои правители среди вас, людей, там, внизу, есть?

— Н-нет. Шахтеры есть. Крестьяне есть. Гончары есть. Сапожники есть. А правителей нет. Нами всегда карлики правили, ты же помнишь.

— Ну вот. Вы же не хотите, чтобы карлики вами и наверху правили?

— Нет, конечно! — чуть не выкрикнул Огранщик, не успел Серый и договорить.

— Значит, народу нужен царь. Вот тебя и назначим. Ты не против?

— Я не знаю. Я никогда никем не командовал. И тем более не правил.

— Заодно и попробуешь. Не обещаю, что понравится, но должен же кто-то делать и тяжелую работу, — повел плечом Волк. — Не всем же ткать-ковать-пахать.

— Ну если ты так считаешь… Я постараюсь, — все еще сомневаясь в правильности принятого решения, неуверенно проговорил Виктор.

— Вот и договорились, — хлопнул Серый его по коленке.

Тут он хотел было встать, считая, что разговор окончен, пора бы и спать, но Виктор, секунду помявшись, набрался смелости и легонько придержал его за рукав.

— Сергий… Дозволь мне такую дерзость… Задать вопрос… Но я хочу понять…

— Валяй, — вяло махнул рукой Волк и отвернулся, догадываясь, о чем может пойти речь.

— Почему ты не кажешься веселым? Ведь твой друг, которого мы уже и не чаяли видеть, нашелся, вернулся целым и невредимым, перенеся такие опасные приключения и путешествия, которые в моей голове и не укладываются. Ты так долго искал его, так хотел увидеть, и вот теперь ты не рад. Почему? Из-за своей сестры?

— Если бы у меня была такая сестра, как эта выдра, я бы попросил Шарада забрать меня к себе, — покривился Серый и сплюнул. — Не нужен он этой Ленке, что тут неясного. И Ленка ему не нужна. Только он этого понимать не хочет, в отличие от тебя, и даже не пытается. И не слушает, когда ему умные люди советы дают. Пожалеет, да поздно будет, — мрачно предрек смутные беды грядущего Волк и рывком поднялся на ноги. — Пошли спать, ваше будущее величество. Уже вставать через три часа, а у нас еще ни в одном глазу. Это пусть царский сын наш с балкона под звездами стишки бубнит сам себе под нос — а у нормальных людей есть занятия и поважнее.

И, поежившись от ночного холодка, Серый поднял воротник куртки, засунул руки в карманы штанов и побрел, не оглядываясь, к дому.

Разбуженный дружеским пинком в дверь своей комнатки, Иванушка, не открывая глаз, приподнялся на лежанке, поежился от утренней прохлады, на ощупь нашел на полу сапоги и снова обрушился на подушку, придавленный то ли подзадержавшейся усталостью, то ли тяжелыми мыслями.

Прошло уже почти пятнадцать часов с момента их памятного визита к калифу, а он все еще не пришел к окончательному выводу — радоваться ему надо или огорчаться.

С одной стороны, он теперь оказался женат на своем идеале, к своему и идеала изумлению. С другой стороны, его новоявленная супруга назвала все это экспресс-обручение ничтожным фарсом и отложила все важные решения до их совместного возвращения в Лукоморск, правда не сказав и однозначного «нет». Но оставила за собой право передумать в любую минуту. И наконец, с третьей стороны, с самой нехорошей, его друг, его единственный, верный надежный и преданный друг, на которого он положился, как на самого себя, и верил, как самому себе, и даже больше, его бесшабашный бродяга, сорвиголова Сергий предал его. Он знал, как Иван любит Елену Прекрасную, и все же выдал ее замуж за этого нелепого Ахмета при первой же возможности. Он утверждает, что для него же старался, что получил за нее коня, ради которого все это путешествие и затевалось. Но как он мог! Обменять человека на животное, пусть и с золотым хвостом! Обменять его Елену! Да хоть на десять коней! Хоть на сто! Хоть на тысячу!!! Хоть на всех коней Земли!!! Ну, Сергий… Ну зачем ты это сделал? Зачем? Что же ты сотворил с нашей дружбой?! Что же мне теперь делать?..