Похищение Елены

— …затмевает солнце!..

— Да, это я. Я слушаю, — со стоическим спокойствием кивнул он хозяину, разрешая продолжать.

— Как ваше бесценное здоровье? Хорошо ли вам спалось сегодня в нашей презренной лачуге, поселившись в которой вы обессмертили ее имя навеки? Достаточно ли покушал на завтрак овсяных хлопьев ваш благородный конь? Все ли подковы целы на его стройных, как молодая черешня, ногах?..

Волк стиснул зубы.

Сегодня они с хозяином караван-сарая виделись в первый раз, а это значило, что уж лучше бы ему было выслушать еще с десяток шатт-аль-шейхских обращений…

— Да, все нормально, спасибо, — сдержанно кивнул он, памятуя, что стоит ему проявить хоть каплю дружелюбия, как Маджид рассыплется в таких благодарностях, что его до вечера будет не собрать. Все-таки присутствие шурина калифа на его территории оказало странное воздействие или на его психику, или на его понятие о речевых оборотах высшего света. — Говори, чего надо.

— Ваше приказание выполнено, — склонился, излучая счастье и космическую гармонию, Маджид, и по его виду было ясно, что большей радости в жизни он себе представить не сможет и на смертном одре.

Волк захлопал очами.

— Какое приказание?

— Которое ваше светлейшество изволили дать недостойному вашему вечному слуге.

— Кому-кому?..

Маджид закатил глаза под лоб и обреченно вздохнул. Подход юного калифского родственника к сулейманскому речевому этикету был предметом его головной боли и страданий в тихие предутренние часы, когда все остальные слуги, измученные этим, уже впадали в неспокойный сон.

— Мне, — грустно выдохнул он.

Хорошо, что он не решился опробовать на практике пришедшее ему сегодня утром в голову изящное «ничтожный погонщик верблюдов обыденности перед сияющим дворцом вашего великолепия».

— Какое приказание ты конкретно имеешь в виду? — осторожно, на всякий случай внутренне готовясь к очередному словесному завороту, поинтересовался Волк.

К его удовольствию, на это раз хозяин, выбитый, наверное, из колеи патологической непонятливостью своего высокородного (или высокопороднившегося?) постояльца, отвечал просто:

— Которое вы изволили отдать перед вашим путешествием.

— Не помню…

— Вы сказали, что если обнаружится в ваше отсутствие ваш друг, то я должен проводить его в вашу комнату, предоставить ему все удобства, запереть его на большой замок, а ключ выбросить. Я все сделал, как вы приказывали, но боюсь, что замок скоро не выдержит нежелания вашего друга оставаться запертым…

Договаривал свою фразу Маджид уже одному коню.

Отрока Сергия как ветром сдуло — он промчался мимо него, чуть не сбив с ног, зацепил плечом косяк ворот и, даже не остановившись, чтобы пнуть их или выругаться, просвистел дальше, поднимая за собой по двору белесые клубы пыли.

Как и предсказывал хозяин, хлипкая дверь, не рассчитанная на богатырский лукоморский натиск, не выдержала и была вынесена молодецким плечом навстречу едва успевшему увернуться отроку Сергию.

— Иван!

— Сергий!

Лукоморцы заключили друг друга в объятия.

— Где ты был?

— Где я был!!!

— Ванюха!!!

— Серый!!!

— Нашелся!!!

Счастью и радости не было никакого разумного предела…

И тут царевичу удалось вырваться из объятий друга, и он, ухмыляясь во весь рот, как тыква на Хэллоуин, как бы в предвкушении чего-то хорошего, и убирая спутанные светлые волосы со вспотевшего лба, оглянулся по сторонам и, не видя кого-то, кого надеялся увидеть, обратился к Волку:

— А где… Елена Прекрасная?

Волк вдруг почувствовал, что у него внутри все оборвалось, а что не успело оборваться, то опустилось.

Пахнуло ледяным ветерком.

— Она… Вышла…

— Прогуляться? — все еще весело улыбаясь, спросил ничего не подозревающий Иванушка.

— Нет… Дальше. Замуж, — сказал как отрезал Серый и отвел глаза.

— Как… Что?.. Когда?!

— Да давненько уже…

— За кого? — И, помимо воли, Иван подозрительно вперился хищным взглядом в Серого.

Тот сначала не понял, но, когда до него дошло, он чуть не подавился собственным негодованием:

— Ну не за меня же!

Царевич слегка расслабился, но взора огненного с Волка не спускал.

— А за кого?

— За царя местного. Калифом называется. Но не это главное, Иванушка. — Серый ухватил друга за плечи и нежно потряс, доверительно заглядывая в глаза. — Самое главное, что калиф в выкуп за нее дал златогривого коня, того самого, и мы практически завтра можем отправляться домой, понимаешь?

Но, вопреки его ожиданиям (или, скорее, надеждам), Иван торжеством момента не проникся.

— Как. Она. Могла. Это. Сделать… — с трудом, останавливаясь на каждом слове, выговорил он.

На Иванушку больно было смотреть.

— Н-ну… Они познакомились и понравились друг другу… И на следующий же день поженились. Иван, ты не переживай так. Может, это любовь. Может, они счастливы.

— Может?! Что значит — «может»?! Ты хочешь сказать, что даже не знаешь, счастлива ли она с этим нахальным захолустным царьком? Ты даже не посетил ее ни разу?

Тут настала очередь возмутиться Серого.

— Что ты себе воображаешь — что я целыми днями теперь буду держать ее за руку? — воткнул он руки в боки и перешел в контрнаступление. — К твоему сведению, я на следующий день после свадьбы… через день… отправился тебя, дурня, искать Сулейман знает куда, а он: «посетил — не посетил», «счастлива — несчастлива»… Да кому это интересно! Это теперь ее личное дело, и не вмешивайся в семейную жизнь малознакомого тебе человека.

— Что-о-о? Малознакомого?.. Да мы собирались пожениться, если тебе угодно знать, — выпалил Иванушка и покраснел.

Врать он толком так и не научился.

— Ты за себя говоришь или за обоих? — беспощадно уточнил Волк, понимая, что наносит другу такой удар, даже сама мысль о котором еще десять минут назад ему бы и в голову не пришла.

Иван вздрогнул, как от боли, но ничего не ответил.

— Как она могла с ним познакомиться здесь, в Сулеймании? — натужно шевеля ставшими враз непослушными губами, неуклюже перевел он разговор в другое, более безопасное, как он думал, русло, рассчитывая какое-то время отделываться бездумными стандартными фразами, пока внутри все рушилось и пылало. — …Я нигде не читал, что в обычаях местных правителей устраивать приемы и приглашать на них неизвестных людей и приезжих, — растерянно взмахнул руками Иванушка, освобождаясь от ослабевшего захвата Серого.

И тут царевича посетила удачная (или неудачная, как посмотреть) догадка.

Он замер.

— Это… ты… все… устроил?..

Обманутый Иванушка страдал от ревности и жажды мести, но если бы Волк сейчас честно взглянул ему в глаза, как он это умеет вне зависимости от того, по какую сторону от правды он на данный момент находится, и соврал бы, что никакого отношения к этому не имеет, он бы от души поверил.

Но тот вспыхнул, отвел свои серые очи и не сказал ничего.

Для Ивана это было равносильно признанию вины.

Он набрал полную грудь воздуха, сжал губы, побагровел и с шумом медленно выдохнул через нос.

— Где она сейчас? — холодно спросил царевич сразу, как только ощутил, что сможет говорить, не пытаясь придушить своего друга.

— У любимого мужа во дворце, — не отказав себе в чувстве глубокого удовлетворения, произвел контрольный в голову Волк.

— Летим туда, — бросил Иванушка и, не дожидаясь ответа, развернулся на месте и зашагал к Масдаю, все это время молча наблюдавшему за сценой долгожданной встречи земляков.

— Но тебя не пустят! Ты не знаешь, где это! Она не захочет тебя видеть!

Беспомощные потуги Серого остановить друга отлетали от стальной решительности того, как горох от танка.

— Пусть она сама мне это скажет, — тихо произнес Иван и опустился на ковер. — Масдай, во дворец калифа, пожалуйста.

— Погоди, я с тобой, — вскочил на взлетающий ковер Волк, ненавидя всех и вся: себя, Ивана, Масдая, Ахмета Гийядина, но в первую очередь и сильнее всех Елену. — Без меня тебя собьют!