Глаз урагана

алось освободиться от тяжести собачьего тела. Поскольку челюсти пса намертво сомкнулись на воротнике полушубка, Дина осталась в просторных брюках и свитере, не стесняющем движений. Но и не греющем, если на то пошло.

А холод нахлынул жуткий. Идти становилось труднее с каждым шагом. Оглядываться не было сил, и каждое мгновение она ждала того, что собачьи клыки вопьются в ее, теперь уже ничем не защищенную, шею… Температура понижалась стремительно, будто она попала внутрь холодильной камеры или оказалась на темной стороне планеты, почти лишенной атмосферы. И дышать стало Пыткой; иглы вонзались в носоглотку и трахею, а затем и в легкие…

Она поняла, что ее настигает стена немыслимого, невероятного холода. А хруст… Хруст объяснялся просто. По мере приближения «стены» деревья и кусты превращались в ледяные изваяния и разбивались, как хрусталь, от малейшего колебания атмосферы. Этот нарастающий неописуемый звук – почти нежный стеклянный звон – Дина все время слышала за спиной, пока продиралась сквозь застывающее, как цемент, пространство. Ей никогда не пришло бы в голову, что при запредельном морозе воздух тоже может оказывать сопротивление телу, словно корка из прозрачного льда. И она, конечно, не знала пока о том, чем закончится для нее эта короткая прогулка до двери (каких-нибудь тридцать – сорок метров) – если она вообще сумеет добежать! Обморожение лица и конечностей? Мелочь по сравнению с тем, что она вообразила себе очень ясно: ледяную статую, застигнутую в движении; самое ужасное, что внутри – еще что-то живое, успевающее осознать постепенную смерть, наступающую с поверхности; лопнувшие глаза, чернота, сжимающееся пятно сознания; вокруг – нечто худшее, чем зыбучий песок; окаменелые внутренности (затем промелькнул образ ископаемого животного, полностью сохранившегося в вечной мерзлоте); в довершение всего легкое касание ветра – и она рассыпается на тысячу осколков, а на их сверкающих гранях – идеальные срезы ее сосудов, кишок, извилин, кожи, волос, ногтей…

Позади нее что-то зазвенело, а через мгновение мимо пролетела какая-то красно-черная шрапнель, изрешетившая снег. Кажется, псу не повезло.

Но и ее ждала та же участь.

Однако где-то поблизости все же оставался призрачный источник тепла. Рядом с нею или даже ВНУТРИ нее. Эта вещь, болтавшаяся на шее… Разве не она была горячей, словно уголек, но не обжигала кожу, а излучала нечто, пронизывавшее тело насквозь и достигавшее самого сердца?..

Черный камень. Черный осьминог, запустивший в нее свои щупальца… Нечто, ставшее сутью ее замерзающего существа;

кусок мертвой субстанции, в который на минуту переселилась (спряталась?!) ее душа… Внутри камня тлело какое-то. совсем иное существование, и злобные ветры этого мира были не властны над ним.

«НИКОГДА НЕ СНИМАЙ ЭТО…»

Хорошо, что она забыла о предупреждении страшной старухи, явившейся в бреду или во сне, а то сняла бы обязательно. Теперь талисман стал ненадолго ее вторым, безотказным сердцем, и в нем пульсировала не кровь, а жизненная