Бледный всадник, Черный Валет

анию глубочайшего космоса внутри друг друга, когда произошло самое яркое событие в их серой жизни – смерть.

…Сестра Саша Ксенофобная вскрыла своим розовым язычком еще более розовую раковину сестры Даши, проникла глубже… и неожиданно наткнулась на моллюска. Вернее, так ей показалось в первую секунду. «Моллюск» был упругим, покрытым слизью, которую Саша приняла за смазку, и заполнял собою всю каверну. Монахиня обрадовалась, вообразив, что это новая сексуальная игра – сюрприз от Даши, и еще активнее заработала языком. «Моллюск» проснулся.

Когда сестра Саша испуганно замычала, было уже поздно. Кто-то крепко держал ее за язык и продолжал его заглатывать. Мычание понизилось на два тона, когда «моллюск» добрался до женских губ и вцепился в щеки, которые начали рваться. Щупальце, похожее на желеобразную сосиску, провалилось в Сашину глотку и порцией ледяного коктейля опускалось по пищеводу. Монахиня сжала зубы, перекусила щупальце, а заодно и собственный язык, но «моллюск» уже впился в ее десны, нёбо, носоглотку и тянул, тянул, вибрируя, словно натянутая басовая струна.

Сестра Даша стремительно взбиралась на вершину кайфа. Раньше она и не подозревала в своей подружке подобных талантов. Так глубоко та еще никогда не феллировала. «О, дорогая! Ты понимаешь, где надо ласкать!» Тонкие чувства, толстые ощущения… «Разве сравнится с тобой какой-нибудь грубый эгоистичный мужик?!»

Сестра Саша, издававшая непрерывный стон боли, попыталась помочь себе руками, но в результате лишилась их. Руки тоже были втянуты в огромную расширяющуюся дыру.

О родах сестра Даша знала лишь понаслышке, однако с болью ей пришлось познакомиться лично. Кости ее таза размягчились за несколько секунд. Она посмотрела вниз и вскрикнула от ужаса. К тому моменту голова любовницы целиком находилась в ней, и снаружи оставалась шея с торчавшими во все стороны клочьями волос. Кроме того, Даша услышала мучительный стон ВНУТРИ себя. Впечатление было непередаваемым… Медленно нараставшая боль еще не соответствовала чудовищному состоянию двух тел, одно из которых раздирало другое пополам.

Кровь струилась по плечам сестры Саши, хрустевшим, словно крылышки свежезажаренного цыпленка. Даже сестра Даша уже не могла кричать – голова подружки уперлась в ее легкие и сплющила их. Два ротика жадно чавкали внутри, превращая внутренности в кашицу, выдавливаемую через все отверстия. Хуже всего было то, что обе монахини продолжали жить, не дыша.

В дыре исчезли мешочки грудей; ребра, пробившие кожу; живот с провалившимся пупом; треугольник темных волос. Дошла очередь до широченных Сашиных бедер. На кровати сидело нечто расплывшееся, человекообразное, с выпученными глазами и… четырьмя ногами. Из ушей, носа и рта существа сочился лилово-фиолетовый зловонный фарш, а из пор – горячий жир. Жир застывал, пропитывая простыни; в нем плавал кентавр, издохший от слоновьей болезни…

Свеча погасла. ОНО осталось сидеть в темноте, а кто-то выскользнул из кельи, воспользовавшись этой темнотой, взобрался на круглую