Книги крови V—VI: Дети Вавилона

Барбара чуть не закричала, но ее внимание отвлек звук за спиной, из-за кулис, где был в беспорядке сложен реквизит иллюзиониста: глухой рык, вне всяких сомнений, тигриный. Она замерла. Говорят, существует какой-то способ остановить взглядом сбежавшего из клетки тигра, но Барбаре, родившейся и выросшей на Манхэттене, он не был известен.

— Сванн? — позвала она, все еще надеясь, что происходящее — причудливый фокус, исполненный персонально в ее честь. — Сванн, пожалуйста, встаньте.

Но иллюзионист недвижимо лежал там, где упал, а из-под него растекалась темная лужа.

— Если это шутка, — вспылила Барбара, — то дурацкая!

Не дождавшись ответа, она попыталась изменить тактику:

— Сванн, милый, ну хватит, пойдем же, прошу вас.

Из темноты за ее спиной опять донесся рык. Как же не хотелось ей поворачиваться и выяснять, где затаился тигр. Еще меньше она хотела, чтоб зверь прыгнул на нее.

Барбара осторожно оглянулась. Закулисное пространство съела темнота, и тигра видно не было. Однако его было слышно: его поступь, его ворчание. Потихоньку, шаг за шагом, она начала пятиться к авансцене. От зрительного зала Барбару отделял опущенный занавес, под которым она надеялась проползти, прежде чем тигр до нее доберется.

Как; только ее руки коснулись плотной тяжелой ткани, одна из закулисных теней потеряла свою двусмысленность и обрела четкий абрис зверя. Он не был красивым, каким казался за прутьями клетки. Он был огромным, смертельно опасным и голодным. Барбара опустилась на корточки и потянулась к кромке занавеса. Она никак не ожидала, что ткань окажется такой тяжелой, и все же ей удалось протиснуться под занавесом наполовину, когда прижатыми к доскам сцены ладонями и щекой она почувствовала: тигр прыгнул В следующее мгновение на ее оголенную открытым платьем спину плеснуло жаркое дыхание. Барбара закричала, когда тигр вогнал когти обеих лап в ее тело и потянул добычу к горячей пасти.

Даже после этого Барбара не сдалась. Она яростно пинала зверя, обеими руками выдирала полные пригоршни шерсти из его шкуры, она обрушила шквал ударов на его морду. Увы, перед его мощью любое сопротивление было бесполезно; Барбара отчаянно старалась, но ни на секунду не остановила зверя. Одним небрежным ударом лапы он разорвал ее тело, вспоров живот. К счастью для Барбары, с этой первой раной все ее ощущения утратили реальность и сосредоточились на нелепых вымыслах Ей вдруг почудилось, что откуда-то несутся аплодисменты и одобрительно ревет огромная аудитория, а из ее растерзанного тела хлещет не кровь, но фонтаны искрящегося света. Агония нервных окончаний происходила где-то вне ее. И даже когда тигр разорвал тело Барбары на три или четыре части, ее откатившаяся по сцене голова наблюдала за тем, как зверь рвет туловище, жадно отгрызает и глотает конечности.

В угасающем сознании женщины мерцал один вопрос: как же так может быть, что ее глаза все еще способны наблюдать эту последнюю трапезу? И единственным ответом было слово Сванна: «Магия».

Именно об этом думала Барбара — о том, что это несомненная магия, — когда тигр неторопливо и мягко подошел к голове и в один прием ее проглотил.

Гарри Д’Амур с удовольствием сознавал, что обладает неплохой репутацией в некоем узком кругу людей. В этот тесный круг, увы, не входили его бывшая супруга, его кредиторы или те анонимные недоброжелатели, что регулярно заталкивали собачьи экскременты в щель почтового ящика его офиса. Но женщина, с которой он сейчас говорил по телефону — ее голос так пропитался горем, будто она полгода плакала не переставая и вот-вот готова опять разрыдаться, — эта женщина откуда-то знала Гарри таким, каким он знал себя сам.

— Мне нужна ваша помощь, мистер Д’Амур, очень, очень…

— Я крайне занят. У меня несколько срочных дел, — ответил он. — А не могли бы вы подъехать ко мне в офис?

— Мне не выйти из дому, — сказала женщина. — Я все объясню. Прошу вас, приезжайте. Пожалуйста.

Она крайне заинтриговала его. Но его на самом деле ждали неотложные дела, и одно из них грозило обернуться братоубийством, если он не найдет решения. Гарри посоветовал женщине обратиться к кому-нибудь другому.

— Я не могу обратиться ни к кому другому, — продолжала настаивать женщина.

— Но почему именно я?

— Я читала о вас. О случае в Бруклине.

Упоминание о том блистательном провале — не лучший способ добиться согласия, подумал Гарри; но, безусловно, оно привлекло его внимание. Происшествие на Уикофф-стрит началось невинно — муж нанял его проследить за неверной женой — и закончилось полным безумием на верхнем этаже дома Ломаксов. Когда завершился подсчет тел и выживших служителей культа увезли, он остался один на один с поселившимся в душе страхом перед лестницами, и вопросов было гораздо больше, чем ответов. Он не любил, когда ему напоминали о тех ужасах.

— Мне не хотелось бы говорить о Бруклине, — произнес он.

— Простите, — проговорила женщина. — Но мне необходима помощь того, кто имел в своей практике случаи… необъяснимые. — Она на мгновение умолкла. Гарри слышал ее дыхание: легкое, но неровное.

— Прошу вас… — попросила она.

Во время повисшей паузы, когда оба молчали и звучал лишь ее страх, Гарри решил, каким будет его ответ.

— Я приеду, — сказал он.

— Я вам очень благодарна! — отозвалась женщина, — Я живу на Восточной Шестьдесят первой… — Он записал подробный адрес. — Прошу вас, приезжайте скорее. — И повесила трубку.

Гарри сделал несколько телефонных звонков в тщет-,ной попытке умиротворить двоих своих самых беспокойных клиентов. Затем надел пиджак, закрыл кабинет и стал спускаться по лестнице. На нижней площадке — он поморщился от едкого неприятного запаха. У самой двери встретил Чаплина — консьержа, поднимавшегося из подвала.

— Чем это пахнет? — спросил Гарри.

— Дезинфекцией.

— А по-моему, кошачьей мочой, — возразил Гарри. — Сделайте что-нибудь, хорошо? Мне дорога моя репутация.

И он ушел, оставив за спиной смех консьержа.

Здание из бурого песчаника на Восточной Шестьдесят первой улице сохранило первозданный вид. С отвратительным привкусом во рту, вспотевший и мрачный, Гарри стоял на выдраенной ступеньке крыльца и чувствовал себя полным неряхой. Выражение лица мужчины, открывшего дверь, не развеяло этого ощущения.

— Вы к кому? — поинтересовался мужчина.

— Меня зовут Гарри Д’Амур, — представился он. — Мне звонили.

Мужчина кивнул и без энтузиазма проговорил:

— Заходите.

В доме было прохладнее, чем на улице, и ароматы другие. От запаха духов резало глаза. Вдоль по коридору Гарри проследовал за унылой физиономией в большую комнату. Там, у противоположной стены, отделенная от вошедших восточным ковром (в немыслимую вязь его яркого рисунка было вплетено все, кроме ценника), сидела вдова. Траур и слезы не шли ей. Поднявшись навстречу мужчинам, она подала руку.

— Мистер Д’Амур?

— Да.

— Валентин приготовит вам выпить, если желаете.

— Будьте добры, молока, если можно. — Уже час его донимал желудок. Кажется, с того самого момента, как она упомянула Уикофф-стрит.

Валентин отправился за питьем; он все время сверлил Гарри бусинками глаз.

— Кто-то умер, — предположил Гарри, когда Валентин вышел.

— Умер, — снова усаживаясь, подтвердила вдова Следуя ее приглашающему жесту, он опустился напротив на диван, заваленный таким количеством подушек и подушечек, что хватило бы на целый гарем. — Мой муж.

— Простите. Печально…

— Некогда печалиться, — сказала она, каждым взглядом и каждым движением отрекаясь от своих слов. А он втайне порадовался ее горю: вуаль слез и усталости затуманила слишком яркую красоту. Доведись ему увидеть эту красоту во всем блеске — онемел бы от восхищения.

— Мне сообщили, что муж погиб в результате несчастного случая, — заговорила она. — А я убеждена, что это не так.

— Вы не могли бы… как ваше имя?

— О, простите. Моя фамилия Сванн, мистер Д’Амур. Доротея Сванн. Возможно, вы слышали о моем муже.