Книги крови V—VI: Дети Вавилона

А Мироненко? Что с ним? Он один из них или он жертва? Заслышав голос за спиной, Баллард резко обернулся и увидел, как кто-то, похожий на русского, скрылся в тумане. На этот раз он не пошел следом, а побежал, и его проворность была вознаграждена. Фигура вновь проступила перед ним, и он, рванувшись, схватил ее за пиджак. Добычей оказался Мироненко, который вертелся вокруг Балларда, изрыгая рычание. Лицо его было таким, что Баллард чуть не закричал: рот напоминал рваную рану; зубы чудовищной величины; глаза, как щели, залитые расплавленным золотом; вздутия на шее еще больше разбухли, так что голова уже не возвышалась над туловищем, но срослась с телом без какого-либо перехода.

— Баллард, — улыбнулось чудовище.

Его голос воспринимался с большим трудом, но Баллард уловил в нем отзвуки Мироненко. Чем больше он вглядывался в бьющее энергией тело, тем страшнее ему становилось.

— Не бойся, — сказал Мироненко.

— Что у тебя за болезнь?

— Единственная болезнь, какой я когда-либо болел, — это забывчивость, и теперь я от нее вылечился.

Он гримасничал, будто каждое слово находилось в противоречии с рефлексами его звукового аппарата.

Баллард коснулся пальцами виска. Несмотря на его сопротивление, шум все нарастал..

— Ты ведь тоже помнишь, так ведь? Ты такой же.

— Нет, — выдавил Баллард.

Мироненко дотронулся до него щетинистой лапой.

— Не бойся, — проговорил он. — Ты не один. Нас много, братьев и сестер.

— Я тебе не брат, — ответил Баллард.

Шум в голове был страшен, но лицо Мироненко еще страшнее. Баллард брезгливо отвернулся и двинулся прочь, однако русский не отставал.

— Ты знаешь, какова на вкус свобода, Баллард? А жизнь? Это потрясающе.

Баллард не останавливался, у него пошла кровь носом. Он не обращал на нее внимания.

— Только поначалу больно, — продолжал Мироненко. — Потом боль проходит…

Баллард шел, опустив голову, глядя в землю. Мироненко понял, что его слова не действуют, и отстал.

— Тебя не примут обратно! — крикнул он. — Ты слишком много видел.

Гул вертолетов не смог заглушить эти слова. Баллард понимал., что в них есть правда. Он шел, спотыкаясь, и сквозь какофонию в голове слышал голос Мироненко:

— Посмотри…

Туман немного рассеялся, сквозь его лоскуты просматривалась парковая стена. Сзади вновь раздался голос Мироненко, понизившийся до рычания:

— Посмотри, во что ты превратился.

Турбины ревели. Балларду казалось, что ноги его сейчас подкосятся, но он продолжал идти к стене. Когда до нее оставалось несколько ярдов, опять заговорил Мироненко, но слов было уже не разобрать, только глухой рык. Баллард не удержался, чтобы не взглянуть на него. Он посмотрел через плечо.

И вновь туман окутал его, но какое-то мгновение — долгое, как вечность, и все же слишком короткое — он видел то, чем стал Мироненко, во всем великолепии, и вой турбин переходил в визг. Баллард прижал ладони к лицу. Тут прогремел выстрел, затем другой, и дальше — целая очередь. Он упал на землю — и от слабости, и чтобы спастись от пуль. Открыв глаза, он увидел несколько человеческих фигур, движущихся в тумане. Он забыл о преследователях, но они не забыли о нем. Они пришли за ним в парк и вступили в гущу безумия: люди, полулюди и нелюди потерялись в тумане, и всюду царило кровавое смятение. Он видел стрелка, ведущего огонь под прикрытием тени и награждающего пулей в живот каждого, кто выскакивал из тумана; видел существо, появившееся на четырех ногах и удравшее на двух; еще одна тварь пробежала с раскрытой хохочущей пастью, держа за волосы человеческую голову.

Шум приближался. Опасаясь за свою жизнь, Баллард поднялся на ноги и попятился к стене. Рычание, крики и визги продолжались, и каждую секунду он ожидал, что его настигнет либо пуля, либо какое-нибудь чудовище. Он добрался до стены живым и попробовал вскарабкаться на нее. Однако сил не хватило. Ему ничего не оставалось, как идти вдоль стены до калитки.

За его спиной продолжался карнавал масок и превращений. Его помутившееся сознание на мгновение обратилось к Мироненко. Переживет ли он или кто-нибудь из его стаи эту бойню?

— Баллард, — произнес голос из тумана. Он не мог видеть говорящего, но узнал голос. Он слышал его в бреду, когда голос лгал ему.

Он почувствовал укол в шею: человек подошел сзади и ввел иглу.

— Спи, — сказал голос, и с этими словами пришло забытье.

Поначалу он не мог вспомнить имени этого человека. Мысли блуждали, как потерявшийся ребенок в поисках родителей, хотя говорящий постоянно взывал к его вниманию и обращался к нему, как к старому другу. И правда, искусственный глаз человека казался Балларду знакомым: он двигался значительно медленнее второго. Наконец вспомнилось и имя.

— Вы Криппс, — сказал Баллард.

— Безусловно, я Криппс, — ответил тот. — Что, память пошаливает? Не волнуйся. Я ввел тебе успокоительное, чтобы ты не свихнулся. Хотя, думаю, это излишне. Ты держался молодцом, Баллард, несмотря на явные провокации. Когда я думаю о провале Оделла…

Он вздохнул.

— Ты что-нибудь помнишь из последней ночи?

Сначала перед мысленным взглядом Балларда было лишь слепое пятно; потом воспоминания стали всплывать одно за другим. Огромные фигуры, движущиеся в тумане.

— Парк, — сказал он.

— Я вытащил тебя оттуда. Одному богу известно, сколько людей там погибло.

— Еще один… русский?..

— Мироненко? — подсказал Криппс. — Я не в курсе. Я отстранен от должности, ты же знаешь. Рано или поздно мы снова понадобимся Лондону. Особенно теперь, когда они знают, что у русских есть служба, подобная нашей. Мы, конечно, разведали об этом, а потом, после того как ты встретился с Мироненко, заинтересовались им. Я устроил наше свидание. И когда я увидел его лицом к лицу, я уже знал Что-то было в его глазах. Какой-то голод.

— Я видел, как он переменился…

— Да, зрелище не для слабонервных, верно? Освобожденная энергия. Мы разработали программу, чтобы обуздать эту энергию, заставить ее работать на нас. Но есть трудности с контролем. Нужны годы подавляющей терапии, шаг за шагом истребляющей желание трансформации — так, чтобы в итоге получился человек со способностями зверя. Волк в овечьей шкуре. Мы думали, что справились с задачей. Что, если убеждения не удерживают человека в подчинении, должен действовать болевой отклик. Но мы ошиблись. — Криппс встал и подошел к окну. — Теперь придется начинать сначала.

— Саклинг сказал, что вы ранены.

— Нет. Просто понижен в должности. Меня снова вызывают в Лондон.

— Но вы ведь не собираетесь туда?

— Теперь собираюсь, когда нашел тебя. — Он оглянулся на Балларда. — Ты — мое алиби, Баллард. Ты живое доказательство того, что моя методика жизнеспособна. Ты несешь знание о своем состоянии, хотя терапия еще не завершена.

Он снова повернулся к окну. Дождь хлестал в стекло, и Баллард почти физически ощущал его на голове, на спине: холодный свежий дождь. В один счастливый миг ему показалось, что он льется вместе с водой до самой земли, и воздух наполняется запахами, поднятыми ливнем с тротуаров.

— Мироненко сказал, что…

— Забудь Мироненко, — сказал Криппс, — Он мертв. Ты — последний из старой команды. И первый из новой.

Внизу раздался звонок в дверь. Криппс посмотрел из окна на улицу.

— Все в порядке, — сообщил он. — Делегация. Прибыли умолять нас вернуться в Лондон. Ты должен быть польщен. — Он пошел открывать дверь. — Оставайся здесь. Не нужно, чтобы тебя видели сегодня. Ты утомлен. Пусть подождут, а? Пусть попотеют.

Баллард слышал, как Криппс спускается по лестнице. В дверь снова звонили. Он встал и подошел к окну. Свет предвечернего неба казался таким же утомленным, как и сам Баллард; несмотря на нависшее над ним проклятие, он и город все еще оставались в гармонии. Внизу на улице из-за машины появился человек и подошел к входной двери. Даже в этом ракурсе, под острым углом, Баллард узнал Саклинга.