Таксидермист

ельны в этом возрасте?..

Он погладил по голове чучело с натянутой кожей. В его глазах промелькнул восторг человека, сотворившего очередной шедевр. Восторг, который не с кем было разделить. Пальцы таксидермиста, наслаждаясь, пробежали по нежной детской коже.

Потом он взял что-то со стола и неслышными шагами приблизился к Лидии. На его лице было написано участие и живой интерес к происходящему. Он сказал тихо и вкрадчиво:

- Я вижу, моя дорогая, что вы уже совершенно пришли в себя. Открою вам маленький профессиональный секрет. Я всегда делаю чучела из м-м-м... живых объектов.

Из-за его спины медленно появилась рука со сверкающим скальпелем. До этой секунды глубоко в подсознании Лидии еще теплилась надежда на то, что все это просто чудовищный фарс, который должен вот-вот прерваться. Она была готова заплатить за этот вечер даже смертельным испугом, если ему ЭТО доставит удовольствие, но умереть после всего, что с нею сделали, было против любых правил. Смерть делала абсурдным жестокий спектакль, но любая вещь, даже самая дикая, когда-нибудь случается на самом деле. И тогда уже не кажется случайностью... В своем доме таксидермист сам был и актером, и зрителем. Ему не хватало только декораций.

Замкнутое, замороженное ее безграничным отчаянием пространство операционной стало склепом, в котором Лидия была похоронена заживо. Здесь уже не существовало мыслей, как не существовало больше надежды. Только плоть и крики животного в ловушке безысходности.

Звуки "Смерти и Девушки" заглушали все.

Почему я?! - вопило все ее существо, хотя ничего нельзя было изменить. Лезвие скальпеля, холодное, как зимняя луна, неумолимо приближалось к ней, существуя отдельно от направлявшей его воли, а где-то за ним плавало улыбающееся лицо, отлитое из розовой пластмассы... Это было хуже, чем неизбежность. И гораздо хуже, чем смерть.

- Вы будете прекрасно смотреться в моей спальне, дорогая, - прошептал таксидермист с выражением величайшего эстетического блаженства на красивом, кукольно-гладком лице.

И сделал первый надрез.