Черная Мария

— Твой папаша — хороший ниггер, — прошипел человек из дыма и снова принялся избивать старуху.

С каждым ударом глаза монстра вспыхивали все ярче. Зеркальные очки переливались магниевым блеском. Наглым, радужным блеском. У ног призрака рыдала Ванесса, морщинистое лицо искажали ярость и боль.

— Хороший ниггер — мертвый ниггер! Поскольку твой папаша мертвее мертвого, значит, он очень хороший ниггер!

На глаза Лукаса навернулись слезы. Отчаяние сдавило грудь. Этот скрипучий голос воскресил боль, которую он испытал на похоронах отца. Парализующую боль. Боль, отнимавшую слова. Боль, которая заставляла его знать свое место. Боль, которая заставляла его бежать, бежать всю его взрослую жизнь.

Но теперь пришло время остановиться.

— Хватит! — сказал Лукас. Голос его донесся из дальней дали.

Человек с серебряными глазами лишь насмешливо дернул головой и продолжал избивать женщину.

Лукас прошел оставшиеся футы. По мере его приближения призрак, казалось, увеличивался в размерах. Раздувшись от ярости и разинув невероятно огромный рот, он свирепо расхохотался, обнажив черные и острые как бритва зубы, высунув змеиный извивающийся язык.

Добро пожаловать в ад!

Лукас застыл как вкопанный, ощущая на лице гнилой ветер, черный холод, исходящий от дымного человека. Из сарая вырывались щупальца дыма, и они пахли могилой. Они обвивались вокруг Лукаса и обдавали его волной ужаса, еще более холодного, чем ненависть.

Лукас глянул прямо в лицо Дьяволу и вновь обрел голос:

— Я СКАЗАЛ, ХВАТИТ!!!

Откуда-то снизу до его слуха донеслись какие-то странные звуки. Взглянув себе под ноги, он увидел, что старуха смотрит на него полными слез глазами. Ярость ее сменилась благоговением. Казалось, она не верила, что он вернется.

— Томас... ты вернулся...

От страха у Лукаса подгибались колени, но он продолжал смотреть на старуху, не в силах вымолвить ни слова, не в силах сдвинуться с места. Ему казалось, что сейчас он потеряет сознание, но он не отрывал глаз от старухи. Что-то в ее страдающем голосе...

— Ты вернулся...

И тут с Лукасом что-то произошло. Он задрожал. Все вокруг замерло, как на экране остановленного видеомагнитофона. Потом его словно ударило током.

Лукас снова взглянул в мутные глаза и понял, что это. Жалость! Вместо ненависти он испытывал сейчас к этому искалеченному существу жалость. И тут он понял: весь ужас, страх, видения, призраки — все это исходило от этой искалеченной старухи!

Источником была она.

Лукас посмотрел вверх. Человек из дыма исчез, исчез и сарай. Остался только сгусток теней, медленно смыкающийся, как гигантский черный ирис. Стягивающийся. Пока не осталась только старуха, обрамленная черной спиралью, и глаза ее сверлили Лукаса. Они ждали. Ждали ответа.

— Ты вернулся...

И тут он заметил еще что-то в лице старухи. И это что-то пронзило его сердце. Внезапно перед его глазами предстала совсем другая женщина — рассерженная, обиженная, одинокая. Раненная не силой черной магии, а самим Лукасом. Его страхами и предубеждениями.

Это была Софи.

Лет через двадцать, мучимая горькими воспоминаниями, Софи тоже превратится в старую деву, оставленную чернокожим, которого она всегда любила. Теперь он знал, что делать.

— Да, — мягко произнес он. По его щекам текли слезы. — Я вернулся.

И он протянул руку.

...в кончиках пальцев закололо... покалывание перешло выше по ее рукам... заполнило собой ее вены... ее сотрясала противоположная магнетическая сила... в ней проснулось давно забытое... спавшее почти полвека...

...нежность...

И в тот момент, когда Лукас нежно взял Ванессу за руку, магия внезапно лопнула по швам.

Лукаса чуть не сбило с ног. Мимо него со свистом полетели обрывки одежды, костей, тканей... Галлюцинация охлопывалась как карточный домик, слезали тени, открывая старые раны. Уходил, извиваясь, столб дыма, уносимый шквалом голосов, бесплотных заклинаний, шепотов...

— ТЫ ВЕРНУЛСЯ...

Изо рта старухи вырвались первые языки пламени, закружились во тьме, вылизывая воздух, всасывая в свой водоворот весь черный дым и магию. Лукаса отбросило назад. Ноги у него подкосились, он тяжело ударился о пол и задохнулся.

Запахло машинной смазкой и дизельным топливом. Сквозь разбитое окно на крыше сочился бледный рассвет. В проеме сорванной с петель двери виднелся самый обычный утренний пейзаж Колорадо. Лукас понял, что снова оказался в вагоне. Каким-то образом все видения — вся схватка — заняли в реальном мире считанные секунды.

А что важнее, вагон останавливался.

Ванесса вспыхнула ярким пламенем. Из ее головы вырвался огненный столб. Шатаясь на кривых, тонких ногах, она поднялась с пола. Она воздела к небесам скрюченные руки, открыла рот, и вверх взметнулся огненный факел, лизнул потолок и зазмеился по крыше. В вагон хлынул дневной свет. Старуха, вскинув скрюченные руки, с раскрытыми в экстазе горящими глазами, купалась в огне. От глаз ее исходили желтые лучи, как от старинных фар. Изодранная одежда чернела на глазах. Рот раскрылся в предсмертном вопле.

Воздух содрогнулся.

Лукас закрыл лицо руками. По всему вагону поползли языки пламени. Пугающие и красивые, они пожирали темноту. Лукас хотел, пытался остановить взгляд на фигуре в огненном нимбе, но пламя поглотило все. Глаза опалило жаром. Дыхание обжигало легкие. В желудке возобновился пожар. Он поднялся на ноги. Суставы кричали от боли, жилы звенели от напряжения. Все тело было будто обварено кипятком. Но он еще мог двигаться. С трудом, но мог.

В нескольких футах от него Ванесса обратилась в чистое пламя.

Вагон был готов развалиться. Пламя ревело, словно ураган. Лукас понял, что надо действовать. Обе двери пылали. Пол проваливался. И тут он заметил участок стены, где еще не горело. Набрав в легкие побольше воздуха, он наклонил голову и как камикадзе ринулся на стену.

30. Последний танец

Пригородный поезд компании «Амтрак» был в трехстах ярдах, когда отцепленный вагон загорелся.

— Господи! Смотрите! — закричал Анхел, высунувшись из окна локомотива и глядя вдоль всего поезда на загоревшийся вагон, отцепленный Лукасом. Поезд теперь двигался задним ходом — впереди вагоны, за ними тепловоз.

— Я вижу его! — крикнула Софи. Она тоже изо всех сил высовывалась из окна, чтобы получше разглядеть страшный пожар. Всего несколько минут назад ей удалось уговорить Барни остановить поезд и двинуться обратным ходом. Конечно, в тот момент, когда локомотив остановился, Софи ожидала, что придется глотать огонь. Каким-то чудесным образом этого не случилось. Кажется, они с Анхелом каким-то образом исцелились.

— Сейцас мы вреземся в него! — снова закричал Анхел.

— Помедленнее, Барни! — крикнула Софи, перекрывая шум. Слезы застилали ей глаза.

Вдруг из объятого пламенем вагона вырвался кто-то в горящей одежде, упал на железнодорожную насыпь и откатился на несколько футов.

— Великий Боже! — воскликнул Барни, глядя в зеркало, как поезд приближался к горевшему вагону. — Кто это, черт возьми?!

Софи изо всех сил вглядывалась в неясный силуэт, лежавший на насыпи, пытаясь определить, кто это.

— Подожди-ка!

— Кто это? — тревогой отозвался стоявший рядом с ней Анхел.

Софи усмехнулась:

— Да это Лукас!

— Лукас! — крикнул Анхел.

— Слава Богу! — прошептала Софи. Теперь она ясно видела, что это действительно Лукас, скатившийся в дренажную канаву. Его одежда частично горела, но он уже почти сбил пламя. Похоже, он практически не пострадал.

— Боже милосердный, кто это?!

Барни глядел на горящий вагон.

Улыбка Софи исчезла.

— Прибавь скорости, Барни! — приказала она.

— Как это — «прибавь скорости»?

— Быстрее!

— То есть...

— Прибавь скорости!!!

Барни повиновался. Тридцать, тридцать пять, сорок миль в час. Теперь пылавший вагон был уже всего в сотне ярдов от приближавшегося к нему поезда. Вдруг на его провалившейся посередине крыше появилось нечто, объятое пламенем.