Черная Мария

По телу Анхела прокатилась ледяная волна ужаса. Он принялся лихорадочно оглядываться, ища способ оповестить остальных. Над головой покачивались забранные в мелкую металлическую сетку электрические лампочки без колпаков. В дальнем углу громоздились пустые ящики. Этот вагон, отхваченный десятилетия тому назад от товарного поезда, служил в основном кладовой.

У Анхела зашевелились волосы на голове и на шее. Утирая с глаз пот, он снова бросился к окну.

В предрассветных сумерках хорошо была видна приближавшаяся Ванесса. Она была уже в пятидесяти ярдах и догоняла. На каждом шаге болталась обвисшая кожа, руки и ноги дергались, как зубья сломанной передачи. С такого расстояния нельзя было сказать, что на ее лице — гримаса или ухмылка. Но что-то брызгало и отлетало хлопьями с ее рук и ног — то ли кровь, то ли плоть, кусочки костей, обрывки одежды или все вместе.

Анхел не стал разглядывать подробнее.

Он бросился к двери.

Пока Лукас добирался до двери последнего вагона, он продумал свои действия до последней секунды. Он двигался быстро, мускулы напряглись, как в старые футбольные дни.

Его коронный косой проход нападающего-камикадзе.

В узком проходе не поманеврируешь. То и дело он натыкался ногой на подлокотник или обдирал подбородок. Но он пробирался к кухне, стиснув зубы, шел, отвоевывая каждый дюйм, пробиваясь к линии гола.

Подойдя, Лукас увидел Анхела с другой стороны задней двери.

— Лукас!!!

Заглушенный стеклом голос был полон страха. Он стоял на сцепке между кухней и вагоном-рестораном. Шириной меньше трех футов и скользкая от смазки, сцепка была опасной, ходить по таким рекомендуется лишь опытным железнодорожникам. Но судя по испуганному лицу парнишки, еле видному в рассветном сумраке, не безопасная позиция интересовала его в первую очередь.

— Л-л-лу... Лукас!

Распахнув дверь, он ввалился внутрь и пытался что-то сказать заикаясь.

— Спокойно, парень! — Лукас крепко схватил его за руку. Анхел держал помповое ружье и трясся как осиновый лист. Несколько секунд Лукас крепко сжимал его худенькое плечо. — Остынь.

— Там... там...

— Что?

Анхел ловил ртом воздух.

— Лукас! Там кто-то... цто-то... по рельсам... за нами!

Лукас легонько встряхнул его.

— Успокойся, Анхел. Тебе мерещится — ты просто очень устал...

— Нет! Нет, Лукас! Нет!

— Сынок, послушай, — сказал Лукас как можно мягче и убедительнее, словно успокаивая испуганное животное. Он не хотел, чтобы парень испортил ему всю игру. — Я просто пришел тебя сменить. Ты устал. Тебе нужно немного поспать.

Анхел пытался перевести дыхание, а глаза его горели ужасом.

— Но они идут за нами, вот сейцас!

— Кто идет?

— Старуха!

— Кто-кто?

— Та старуха из лимузина!

Лукас не сразу понял, что так напугало Анхела.

— Сынок, лимузин разбился в лепешку, — наконец сказал он. — Ты сам это видел.

— Это она, Лукас! — с трудом переводя дыхание, выкрикнул Анхел.

— Успокойся, Анхел.

Какое-то мгновение Лукас вглядывался в взволнованное лицо юноши. Спутанные волосы в полном беспорядке падали на расширенные от ужаса глаза. Изуродованные губы дрожали. С чего это он впал в истерику? Нет, на него это вовсе не похоже... Лукас внезапно почувствовал звон в ушах и мелкую дрожь в коленях. Эта тварь из лимузина, чем бы она ни была, могла вернуться. Может быть... Чем дальше, тем веселее. Тем лучше для плана, который задумал Лукас.

Он вгляделся в полумрак кухни и сказал:

— Дай-ка мне ружье!

Анхел протянул ружье Лукасу.

— Цто ты собираесся делать?

— Сменить тебя.

Анхел замер на месте.

— Тебе нельзя туда одному!

— Все будет в порядке!

— Туда зе нельзя!

Лукас отстранил Анхела и открыл дверь. Ветер хлопнул его по лицу, в нос ударил острый запах металла, скребущего по металлу.

Анхел схватил Лукаса сзади за ремень и потянул обратно, крича:

— Лукас! Просу тебя! Позалуйста!

Лукас резко обернулся и отшвырнул от себя Анхела. Ударившись о скамью, тот упал на пол.

— Извини, сынок, — сказал Лукас, — но я должен сделать это сам.

И перед тем, как повернуться к ветру и шуму, он кивнул Анхелу:

— Как сказал твой дядя, надо быть твердым в своей вере.

Лукас повернулся и шагнул на сцепку. Смазанное железо колыхалось под ногами. Бешено визжали внизу колеса. Как ножи на точильном круге.

Он захлопнул за собой дверь и ударил по ней прикладом, заклинивая замок.

Оставшийся в вагоне Анхел кинулся обратно к двери. Попробовал открыть — заклинена. Он завопил, но крик утонул в грохоте поезда.

Лукас повернулся и пошел вдоль сцепки.

Дверь в кухню была еще открыта. Лукас обернулся и за стеклянным окошком двери вагона увидел искаженное ужасом лицо Анхела. Парень колотил кулаками в толстое стекло, кричал, умолял, просил... Благослови его Господь!

Лукас взвел курок.

На глаза неожиданно навернулись слезы. Он подавил жгучее желание завопить, закричать, обращаясь к небесам. Ему самому казалось, что сейчас он забьется в истерике. О Господи, как он хотел надеяться, что поступает правильно! Слезы текли по его щекам, ветер срывал их и уносил прочь. Душевная боль была невыносима, казалось, она бросит его на пол и задушит. Но ярость дала ему силы идти дальше. Ярость и страх и любовь к друзьям, оказавшимся с ним в поезде.

Прицелившись в рычаг автосцепки, Лукас выстрелил.

Из-за сильной отдачи он чуть не упал. Выстрел оторвал от рычага шестидюймовый кусок маслянистого железа, но сцепка держалась. Древний, изъеденный временем рычаг был приварен к раме вагона и рассчитан на десятилетия вибрации. С яростным криком Лукас выстрелил снова. Рычаг сработал. С громким хлопком и шипением разорвались шланги. Кухня отделилась от поезда.

Дальше все происходило одновременно. В вагоне-кухне погасли все огни, перестук колес стал заметно реже, вагон будто ощутил собственную тяжесть. Лукас молча наблюдал, как уходит вперед поезд. Однако это происходило не так быстро, как он ожидал. Лицо плачущего Анхела за стеклом двери, как камея в раме, стояло перед ним в нескольких дюймах бесконечно долгие мгновения. Потом просвет стал расширяться.

Лукас повернулся и вошел в останавливающийся вагон.

Жертва... В темноте вагона это слово вспыхнуло в его голове с новой силой. Слово, сказанное раввином в телефонном разговоре с Софи, крепко засело в его памяти. Раввин сказал, что противодействие проклятию всегда связано с приношением жертвы — будь то животное, девственница или еще что-то. Лукас не был девственницей, но все же казался самому себе отличным кандидатом на роль жертвы. Ради своих друзей, оставшихся в поезде. Ради Софи. Ради своей собственной семьи. Ради себя самого. Он бежал всю жизнь. Настало время остановиться и рассчитаться.

Бледный рассвет начинал проникать в вагон сквозь зарешеченные окна крыши. Сквозь щели в стенах заструился неясный пока еще свет утреннего солнца. Пахло отсыревшими картонными коробками. Колеса все еще стучали по стыкам. По его расчетам, вагон должен был остановиться минут через десять, не больше.

Тогда он и увидит, сработал ли план.

И тут до его слуха донесся снаружи странный звук. Из-за задней двери.

Сначала звук напоминал лошадиное фырканье. И будто бы вместе с ним стук копыт. Потом исчез за стуком колес.

Лукас проверил ружье. Автоматическое действие — принятие желаемого за действительное. Теперь двенадцатизарядное помповое ружье было совершенно бесполезным. Что бы ни происходило, решать будет не оружие. К тому же, когда Лукас открыл казенную часть, она была пуста, как церковная касса.

Отбросив ружье в угол, Лукас выдвинул на середину вагона пустой ящик и уселся на него в ожидании приступа боли.

— Софи!

Анхел почти обезумел от ужаса. Он нашел Софи на полу вагона-ресторана в луже рвоты. Ее тело безвольно повисло на руках Анхела, который тряс ее изо всех сил, хлопал ладонями по щекам и отчаянно кричал, пытаясь привести в чувство.