Дорога затмения

— Но вы, надеюсь, позволите мне приходить сюда иногда?

Вопрос был задан словно бы вскользь, и Сен-Жермен поспешно ответил:

— Ну разумеется. Это ведь ваш дом. — Он прикусил язык, однако бестактная фраза была уже произнесена. Индианка нахмурилась.

— Не в моих правилах кому-либо навязываться, — сказала она. — Если мое присутствие нежелательно, я докучать вам не стану.

Сен-Жермен умоляюще вскинул руки.

— Нет-нет, уважаемая Падмири. Вы неправильно истолковали мои слова. Вы вольны навещать меня в любое удобное для вас время именно потому, что, вселившись в ваш дом, я вместе со своими вещами словно бы сделался его частью и нахожусь полностью в вашем распоряжении, благословляя вас за проявленную ко мне доброту.

Витиеватость сказанного успокоила Бхатина, озадачила индианку, а самого Сен-Жермена заставила внутренне передернуться. «Вот до чего дошло дело, — сказал он себе. — Ты разучился беседовать с порядочными людьми».

— Ладно, — после короткой паузы кивнула Падмири. — Поговорим о другом. Скажите, Сен-Жермен, почему мой брат принимает в вас такое участие? — Переливчатый дымчато-сердоликовый шелк ее юбки прекрасно гармонировал с просторной красновато-коричневой блузой.

— Я не совсем уверен, — пробормотал Сен-Жермен, не зная, какого ответа от него ожидают, — но думаю, что какое-то отношение к этому имеют драгоценные камни, которые он купил у меня.

— Драгоценные камни? — Падмири произнесла это так, словно речь шла о чем-то не достойном упоминания.

Сен-Жермен попытался прояснить свою мысль.

— Думаю, он не прочь совершить еще одну сделку. Во всяком случае, мне был сделан подобный намек.

— А у вас они есть — эти камни? — Владелица дома казалась разочарованной и подняла руку, давая знать евнуху, что беседа подходит к концу.

— Нет, но они у меня будут, — прозвучало в ответ.

Женщина удивленно вскинула брови.

— Что значит будут? Откуда же вы их возьмете?

— Ну а иначе зачем же мне все это? — спросил Сен-Жермен, обводя загроможденную комнату выразительным взглядом. — Я ведь алхимик, уважаемая Падмири. Алхимия — это не только поиск секретов изготовления золота и закалки булатной стати. — Он видел, что в ней пробуждается любопытство. — Есть задачи поинтересней. Взять, например, выращивание драгоценных камней. Это кропотливый процесс и в итоге не очень-то прибыльный, ибо золото изготавливать проще, быстрей. Однако он дарует исследователю ни с чем не сравнимое наслаждение проникновения в новые, еще не изведанные области знания. Да и не он один, моя госпожа. Из корок хлеба получается сильнодействующее лекарство, из толченых раковин — красители, способные менять цвет в зависимости, например, от погодных условий. В ближайшее время я намерен заняться камнями, но ими отнюдь не исчерпывается список того, что я хотел бы исследовать, получив надежную кровлю над головой.

Лицо Падмири вдруг напряглось.

— Мой брат знает об этом?

— Нет, но, возможно, подозревает. — Ответ лишь усилил тревогу владелицы дома, и Сен-Жермен попытался исправить свой промах. — Я ведь не собираюсь отчитываться перед ним.

— Однако его станут извещать о каждом вашем движении. Домашние шпионы не спят. Как только вы вырастите свои камни, он найдет способ выудить их у вас, а потом заставит все повторить еще и еще раз. — Падмири слепо уставилась на оконные ставни. — Если не он, найдется кто-то другой!

Руджиеро бросил на своего господина встревоженный взгляд, но тот показал жестом, что все в порядке, и вновь обратился к Падмири:

— Одно ваше слово, и я уеду. Я не хочу доставлять неприятности тем, кто меня приютил.

Отрицательно мотнув головой, индианка сказала:

— Простите, я думала о своем. Вы и не представляете, что значит пережить смерть всех своих близких! Зачем они только затеяли этот мятеж? Погибли все. Виновные, не виновные — все! По улицам текли ручьи крови, и скот отказывался переступать через них. Мой дядя, добрый и никому не делавший зла человек, попытался укрыть от преследователей своего старшего сына. Старика вытащили из дома, положили на колесо и, натягивая веревки, рассекли на мелкие части. Он не имел никакого отношения к бунту, участвовал в нем его сын. А дядя был предан трону, верно служил своему племяннику и способствовал заключению перемирия с Дели. Но это его не спасло. Я благодарила судьбу за то, что она не даровала мне ни мужа, ни сыновей, иначе меня бы тоже казнили. — Глаза женщины увлажнились. Промакнув их краешком шали, она глубоко вздохнула и уже другим тоном произнесла: — Я ведь давала зарок не говорить ни с кем об этих ужасных событиях, и вот что из этого вышло.

Сен-Жермен, повинуясь внутреннему порыву, приблизился к ней.

— Падмири, — сказал он тихо, — моя родина далеко. Там другие обычаи, но, поверьте, я тоже знаю, как тяжело терять тех, кто тебе дорог. Иногда всем нам хочется выговориться, и в таких случаях много легче беседовать с кем-либо посторонним. Вы можете по своему усмотрению говорить со мной о чем-нибудь или молчать. Обещаю, что здесь вас ждут понимание и самое искреннее сочувствие.

Падмири зябко поежилась, кутаясь в шаль.

— Не знаю, захочется ли мне воспользоваться этим предложением, чужеземец, но знайте, что я высоко ценю его, ибо оно продиктовано добротой.

— Скорей чувством признательности, — возразил Сен-Жермен, надеясь, что слова его будут поняты верно.

Она ничего не ответила и пошла к выходу, но в дверях обернулась.

— Сен-Жермен, хочу сказать, хотя мой брат мне этого и не поручал, что я рада видеть вас в моем доме. — Наклонив голову, индианка покинула комнату, евнух ушел следом.

— Интересная женщина, — высказался Руджиеро. Он не смотрел на хозяина.

— Да, — уронил Сен-Жермен и занялся атанором, всем своим видом показывая, что не намерен ничего обсуждать.

Он вскользь упомянул о владелице дома лишь дня через два, глядя на мокрые ставни. Ливни не прекращались, дерево местами позеленело, влага была и на стенах.

— Наша хозяйка, — сказал Сен-Жермен, отслаивая ножом плесень и гниль, — помнится, говорила, что окна в этих покоях не очень-то хороши. И пообещала заменить их, если потребуется.

— Щедрое обещание, — пробурчал Руджиеро, вынимая флаконы с какими-то порошками из последнего неразобранного мешка.

— Пол тут в порядке, — продолжал Сен-Жермен, — а стены и потолок надо бы обработать влагостойким составом.

Они вернулись к работе. Руджиеро освободился первым и уселся на грубо сколоченный стул.

— Конюхи говорили, что вчера вечером прибыл нарочный от раджи.

— Вряд ли в этом есть что-либо удивительное, — рассеянно пробормотал Сен-Жермен, оглядывая атанор и пытаясь установить на место последний кирпич. Тот входил в паз с перекосом.

— То-то что и есть. Челядь поражена, ведь раньше такого почти не случалось. Раджа не ладит с сестрой. — Руджиеро нагнулся и ощупал носки своих туфель. — Все связывают это событие с нашим присутствием здесь.

— И пусть их.

Ветер ударил в ставни, они затряслись, заскрипели. Руджиеро вздохнул.

— Ну и погодка! Никак не могу к ней привыкнуть, — сказал он раздраженно. — Ночью мне показалось, что где-то обрушилась крыша.

— Стена, — уточнил Сен-Жермен, не отрываясь от возни с кирпичом. — В крыле для рабов. Мне сказал о том Бхатин.

— Кто-нибудь пострадал?

— Трое. Один раб умер на месте, двое пока еще живы. На них обвалилась балка. — Сен-Жермен говорил спокойно, но с некоторым напряжением. — Бхатин расстроен. И немудрено: в таком доме каждая пара рабочих рук на счету. Потеря весьма ощутима.

— Раненым пробуют как-то помочь? — спросил Руджиеро.

— Нет. Тут верят, что тот, кто поможет несчастным, разделит их карму, а Бхатин неприкасаемым стать не желает. Так он и заявил мне, передавая записку Падмири.

— О чем?

— Она спрашивает, как наши дела.

— Почему бы ей самой не прийти и не посмотреть? — Странные, с точки зрения Руджиеро, манеры индийцев не переставали его удивлять, хотя бывать в Индии ему уже доводилось.