Возвращение чувств. Машина (СИ)

После спуска с нагорий в долины сразу вернулось лето. Границу миновали, вообще не встретив никого из представителей властей.

Да оно и понятно: здесь под эгидой иногда чисто номинальной центральной власти семейства Габсбургов царил фактический произвол десятков местных владык: князьков, баронов и маркизов, все владения которых иногда можно было проехать минут за двадцать, и которые драли со своих крестьян три шкуры налогов, чтобы сунуть что положено центральной чиновничьей машине. Ну, и самим не пропасть.

Каждый из них устанавливал свои законы, порядки, границы, налоги и пошлины на въезд-выезд. Некоторые имели право даже чеканить свою монету. Периодически они объединялись в союзы, женили детей, воевали, заключали «вечный» мир с соседями, ссорились, разъединялись, и снова воевали – уже со вчерашними союзниками. Словом, обычные «милые» развлечения благородной Знати…

Разобраться во всём этом гадюшнике не было никакой возможности. Да и желания.

Но такой нищеты и бесправия у простых людей, Катарина ещё нигде не видела. Что ж удивляться, что то здесь, то там попадались целиком брошенные или сожжённые деревни: народ всем скопом куда-нибудь бежал, или был полностью выбит или угнан – своим или чужим феодалом.

Попадались, впрочем, и полностью выгоревшие развалины замков и поместий – там, значит, народ не бежал, а расплатился за притеснения. Хотя вряд ли это ему помогло – земли захватывал сосед, что посильней, и всё начиналось снова. Но, конечно, попадались и вполне благополучные провинции: в таких местах и поля были обработаны, и дома ухожены, и жители глядели поприветливей.

Нет, что ни говори, а «добрые и хорошие» феодалы встречались – а вернее, умные и практичные. Они-то прекрасно понимали, что с богатого населения можно и взять побольше, и не убежит оно никуда от земли-кормилицы, если сытo… Это не было заботой о людях – просто грамотный способ поднять свои доходы и престиж. За счёт умелого «менеджмента».

Языковой барьер, несмотря на сильно расширившийся словарный запас, иногда здорово мешал, так как кое-где и по немецки-то не говорили. А то, на чём говорили, было, скорее, венгерским, словацким или чешским. Впрочем, может и мадьярским – в языках они трое не так преуспели. Приходилось общаться больше старым добрым «дедовским» способом – жестами, и с применением денег. Хорошо хоть, постоялые дворы, трактиры и гостиницы всё ещё попадались – остановиться было где. Правда, кормёжка и обслуживание оставляли желать лучшего…

Радовало то, что снова вокруг сравнительно тепло. Здесь, в прогретых и непродуваемых долинах, осень ещё не вступила в свои права, а сквозняки ущелий и перевалов остались позади и наверху. Продукты были даже подешевле, чем во Франции и Швейцарии, и французские деньги, к счастью, ходили наравне, или даже ценились выше местной валюты, так же, как, впрочем, и испанские, и немецкие, и любые другие: если универсальный определитель качества – зубы! – показывал их подлинно золотую сущность. Беспокойство за эту часть поездки отпалo – денег должно было хватить.

На четвёртый день после перехода очередной условной границы якобы Австрии, у них появился молодой и симпатичный, если не сказать больше, попутчик.

И произошло это при довольно романтически-драматических обстоятельствах.

Катарина и Мария, поразмыслив, и несколько наивно решив, что теперь-то уж они в безопасности, уже второй день путешествовали в нормальных женских костюмах и в женских сёдлах – чтобы и привыкнуть, и замести следы.

Катарина надумала получше вжиться в образ небогатой дворянки, перед тем, как они прибудут в замок друга своей матери. Мирный и сравнительно спокойный пейзаж полей, лугов и лесов тоже способствовал вопиющему падению бдительности и боеготовности. Она как-то упустила из виду, что в неблагополучных и разобщённых многонациональных государствах большинство денежных проблем часть населения решает криминальным способом – будь то хитроумные аферы, или элементарный грабёж. И эпоха тут значения не имеет.

Поэтому нападение бригады бойких ребят, действующих по второму способу, явилось для их команды неприятной неожиданностью.

Нет, не то чтобы они были совсем захвачены врасплох: арбалеты с новыми тетивами взамен растянутых были взведены, мечи и кинжалы наготове! Просто они расслабились, и не готовы были (в частности, она) морально – снова убивать людей. Пусть даже снова плохих.

Главарь банды, первым выскочивший из-за деревьев на дорогу, проходившую сквозь густой холмистый бурелом, заорал что-то про деньги и сохранение жизни. Однако он так недвусмысленно смотрел на низкий вырез платья Катарины – вот разве только не облизывался! – что было ясно: потерей денег не отделаться. Особенно ей.

Четверо неопрятных (нечёсаных и в грязной одежде – ну, а чего она ждала: смокингов и накрахмаленных воротничков?!) молодчиков, которые окружили их тут же со всех сторон, судя по развязно-беспечному виду, сопротивления не ждали, так как пара луков, имевшихся у них, была даже не наготове. То есть, не натянута и не нацелена.

Зато наивные ребята бойко махали кривыми мечами, уже, скорее, больше напоминавшими классические сабли. Непонятно, на что они надеялись – ведь саблю с пяти шагов не метнёшь.

Конечно, их сыгранной команде такое презрение со стороны врага давало выигрыш в несколько секунд драгоценного времени.

Согласно договорённости о таких нападениях, Катарина начала первой: убила как раз одного из лучников – стрела из быстро вскинутого арбалета прошла сквозь его грудь навылет – на беднягах даже не было элементарных кольчуг. А вот Пьер несколько подвёл: он умудрился промазать во второго лучника. И поэтому пока Катарина соскочила с коня, чтобы быть под прикрытием его корпуса, и отвлечь на себя внимание остальных, они лишились коня Пьера – стрела шустрого разбойника вонзилась тому в шею, когда Пьер уздечкой вскинул его голову кверху.

Бедняга, жалобно заржав, и зашатавшись, завалился на бок, подмяв седока, запутавшегося больной ногой в стремени, под себя. Ладно, лучше – в коня, чем…

Выстрел опомнившейся, наконец, Марии, пришёлся как нельзя более кстати: поражённый в живот, лучник упал на колени и принялся дико орать, этим он на долю секунды отвлёк на себя внимание, позволив ей выхватить метательный кинжал. Вся последующая схватка проходила под этот душераздирающий аккомпанемент.

Одного из оставшихся негодяев, подскочившего к Пьеру, ещё не выбравшемуся из-под лошади, она утихомирила навсегда как раз этим удачно брошенным кинжалом. Другой же бандит, тоже наивно считавший мужчину из их команды главным противником, получил кинжал в правую руку, и хотя бы временно выбыл из борьбы, так как ругательства и угрозы, которые он щедро расточал в адрес Катарины, особого вреда не причиняли.

Тут Катарине пришлось туго, так как кинжалов больше не осталось, а к ней с трёх сторон кинулись ещё трое здоровенных ребят с саблями, до этого бывшие в засаде (судя по их нетрезвому виду, они до последнего надеялись, что обойдутся без них), и озверевший предводитель, который ругался даже громче, чем тот балбес, что получил кинжал в руку, а теперь, бросив саблю, пытался выдернуть его оттуда.

На фоне утробного воя врага со стрелой в животе, их ругательства, да ещё на немецком, создавали своеобразный музыкальный эффект – словно шла рок-опера. Хорошо ещё, что она не понимала большинства немецко-венгерско-мадьярских ругательств: не надо было отвлекаться, чтобы вникнуть в их своеобразие и тонкий юмор.

Боковым зрением она успела заметить, как Мария, доставшая запасной арбалет с мула, чтоб не возиться с перезарядкой большого, застрелила в спину приотставшего бандита, собиравшегося-таки разделаться с Пьером, всё ещё лежавшего на земле, но уже выбравшегося из стремени, и вытащившего меч (ага, значит, слава Богу, он почти в порядке – в смысле, Пьер, а не меч!), и тут ей пришлось туго.

Её-то, как явно знатную даму, очевидно и стремились нападающие заполучить любой ценой. Вероятно, чтобы потом потребовать выкуп… Наивные придурки.