Глаз урагана

приделал чужое лицо?
* * *

…Звезды сместились за окном. Когда небо чуть посветлело, выяснилось, что на окне – решетка. Он взаперти. Это его не удивило. Планка упала гораздо раньше. Если началось то самое, о чем его вежливо предупредили еще в клубе, шансов у него маловато. Зато и терять нечего. Наконец свободен? Он понял, чего подсознательно боялся всю свою жизнь: такой вот свободы от своего фальшивого "я", когда жизнь становится щепкой в грязных водах анархии. А ведь судьба еще не приложила его как следует, смерть пока не дышала в затылок, и не надо было драться, защищая себя и свою семью.

Он попытался встать. Тело было каким-то чужим. Приходилось таскать его с собою, будто чересчур просторный мешок, в котором беспорядочно болтаются внутренности. До этого он валялся на жесткой кровати без матраса и постельного белья. Теперь с трудом переставлял ноги на голом холодном полу. Маленькое окно было расположено высоко под потолком – не дотянуться. Но даже если дотянешься, что толку? Стальная решетка на вид абсолютно надежна.

Постепенно серый свет зимней зари проник через окно в комнату – обычную комнату третьеразрядного отеля, но со стенами, покрытыми детскими рисунками. Чуть позже стали различимы персонажи мультфильмов и сказок.

Во что пытались превратить эту комнату? Кого держали здесь прежде? Похищенного ребенка или талантливого шизофреника? Во всяком случае, веселые картинки придавали заключению абсурдный оттенок. Впрочем, Марк мог представить себе и кое-что другое: как он сам, просидев в этой комнате (камере?) лет десять, начинает медленно сходить с ума и ногтями, из-под которых сочится кровь, соскребает чужие рисунки со стен… Или нет, не соскребает – исправляет. Рисует заново. Новые образы заполняют его сознание…

Дверь казалась ему лишь частью стены, обведенной прямоугольным контуром. На ней тоже было кое-что нарисовано. Вровень с коленями – черепахи, а чуть выше – Винни-Пух с шариком, изображающий тучку. Мурашки по коже – при мысли о том, что все это, кажется, малевало безумное дитя. Мочилось под себя, ело краску, звало маму и выло от страха…

На двери не было ни ручки, ни замочной скважины. Для очистки совести Марк пнул ее ногой. Она даже не дрогнула. Все равно что пинать глубоко врытый в землю могильный камень…

Он отошел от двери и сел на кровать. Никто не спешил принести ему еду и воду. А в глотке было сухо. Так сухо, что десны казались кусками пемзы. Видеокамеры наблюдения нет, но, может быть, где-нибудь установлена скрытая. Впрочем, это ничего не меняет… Он медленно и тщательно обыскал свои карманы, заметив попутно, что на нем надето все то же самое, в чем он явился в «Махаон». Спасибо, хотя бы не раздели. Но он понимал: это к худшему. Значит, им нужно от него что-то другое. И он догадывался, что именно. Тот разговор, который начался на клубных задворках, будет продолжен – и теперь Марку придется выслушать их предложение до конца. Предложение, от которого он не сможет отказаться… Прилетел на свет, безмозглый мотылек? Похоже,