Книги крови III—IV: Исповедь савана

— Чарли, — умолял он, — не надо!

Но это только разжигало ярость Чарли. Он чувствовал себя героем в глазах рабов, столпившихся вокруг, чтобы полюбоваться предсмертными муками своего господина.

Капитан с багровым лицом успел выдавить:

— Ты убил меня, — когда пальцы Чарли в последний раз сдавили его шею.

Только тут он осознал, что на шее жертвы почему-то нет адамова яблока Корабль начал расплываться, ликующие голоса невольников таяли. Глаза его моргнули, открылись, и он обнаружил, что лежит на своей кровати в пижаме, сжимая руками горло Эллен. Ее лицо потемнело; изо рта сбегала тонкая струйка слюны. Глаза ее были еще открыты, и какое-то мгновение Чарли казалось, что в них теплится жизнь. Потом все кончилось.

Ужас и боль охватили его. Он попытался отпустить жену, но руки не подчинились. Онемевшие пальцы продолжали сжимать ее горло. Он скатился на пол, но мертвая Эллен последовала за его руками, как настойчивый партнер в танце.

— Пожалуйста, — прошептал он своим пальцам. — Пожалуйста…

Невинные, как школьники, пальцы отпустили добычу и отпрянули в немом изумлении. Эллен сползла на ковер, ударившись тяжело, как мешок. Чарли не мог удержать ее. Он упал рядом и дал волю слезам.

Оставалось сделать еще одно. Не нужно больше маскировки, тайных встреч и бесконечных споров — к лучшему или к худшему, но все свершилось. Нужно лишь немного подождать. Пока он подойдет к кухонному ножу или к топору. Это случится скоро, очень скоро.

Чарли долго рыдал на полу возле тела жены. Потом он стал думать, что теперь делать. Звонить адвокату? В полицию? Доктору Джудвину? Надо действовать, не лежать же вот так вечно. Он попытался встать без помощи рук, которые упорно отказывались повиноваться. Все его тело гудело, как от слабых разрядов тока. Однако руки ничего не чувствовали. Он поднял их к лицу, чтобы вытереть слезы, но они лишь вяло мазнули по щеке, как тряпки. На локтях он добрался до стены и поднялся. Все еще полуслепой от слез, он поплелся из спальни вниз. (На кухню, отметили левая и правая. Он идет на кухню!)

«Какой-то страшный сон, — думал он, подбородком нажав выключатель и направляясь к бару, — Я невиновен. И никто не виновен. Почему же это случилось?»

Бутылка виски выскользнула у него из рук, когда он попытался взять ее. Осколки брызнули во все стороны, его ноздри обжег резкий запах спирта.

— Стекло, — предложила левая.

— Нет. Разрез должен быть чистым. Потерпи немного.

Чарли оставил разбитую бутылку и пошел к телефону. Нужно позвонить Джудвину, и доктор скажет, что делать. Он попытался снять трубку, но руки и на этот раз не послушались. Теперь боль смешалась с гневом. Он неуклюже сжал трубку и поднял ее к уху, придерживая головой. Потом локтем нажал на цифры номера Джудвина.

— Спокойно, — сказал он громко. — Соблюдай спокойствие.

Он слушал, как набирается номер. Нужно сохранить рассудок еще несколько мгновений, пока не поднимут трубку. Потом все будет в порядке.

Руки начали конвульсивно сжиматься.

— Спокойно, — сказал он опять, но руки не слушались.

Где-то далеко — о, как далеко! — зазвонил телефон в доме доктора Джудвина.

— Ответь, ответь! О господи, ответь же!

Руки Чарли так тряслись, что он с трудом удерживал трубку.

— Ответь! — молил он молчащую трубку. — Пожалуйста!

Тут правая рванулась вперед и ухватилась за край тикового обеденного стола, едва не опрокинув его.

— Что… ты… делаешь? — пролепетал Чарли, обращаясь то ли к себе, то ли к своей руке.

Он с ужасом смотрел на нее — рука медленно двигалась по краю стола. Цель ее движения была ясна: увести Чарли от телефона, от Джудвина и от надежды на спасение. Он не контролировал свои руки. Он не чувствовал их. Это были уже не его руки, хотя они все еще оставались частями его тела.

Наконец трубку подняли, и недовольный голос Джудвина проговорил:

— Алло?

— Доктор…

— Кто это?

— Чарли…

— Кто?

— Чарли Джордж, доктор. Вы должны меня помнить.

Рука тащила его все дальше и дальше от телефона. Он уже чувствовал, как трубка выскакивает из-под его уха.

— Кто это говорит?

— Чарльз Джордж. Ради всего святого, доктор, помогите мне.

— Позвоните завтра мне на работу.

— Вы не поняли. Мои руки, доктор… они меня не слушаются.

Что-то вцепилось в бок Чарли. Это была его левая рука — она тянулась вниз, к его промежности.

— Ты не смеешь! — закричал он. — Ты моя!

Джудвин насторожился.

— С кем это вы говорите? — спросил он.

— С моими руками! Они хотят убить меня, доктор! — Глядя на продвижение руки, Чарли снова истерически завопил: — Не делай этого! Стой!

Игнорируя вопли тирана, левая нащупала его тестикулы и сдавила их. Чарли испустил крик и пошатнулся, а правая тут же использовала это и рванула его к себе. Трубка вылетела; вопросы доктора Джудвина заглушила сплошная пульсирующая боль. Чарли тяжело рухнул, ударившись головой об стол.

— Сволочь, — сказал он руке. — Ты сволочь.

Левая тем временем присоединилась к правой на краю стола, заставив Чарли повиснуть в нелепой позе на своем собственном обеденном столе.

Чуть позже они сменили тактику и позволили ему упасть. Его голова и мошонка болели, и он хотел одного: улечься где-нибудь, дать этой боли и тошноте утихнуть. Но у мятежников были другие планы. Чарли уже почти не сознавал, что они, цепляясь за ворс ковра, тащат его тело к кухонной двери. Он походил на статую, которую волокут к пьедесталу сотни потных рабочих. Путь был нелегким: тело двигалось рывками, задевая мебель, ногти глубоко вонзались в ковер. Но до кухни оставались считанные ярды. Чарли ощутил эти ярды на своем лице; холодный как лед линолеум кухонного пола вернул ему сознание. В слабом свете луны он видел знакомую сцену: гудящий холодильник, мусорное ведро, мойку. Вещи возвышались над ним, а он чувствовал себя червяком.

Руки добрались до кухонного стола и полезли вверх. Он следовал за ними, как низвергнутый король за своими палачами. Руки побелели от усилий, карабкаясь по ножке стола. Чарли не увидел, как левая первой дотянулась до ряда ножей, висевших в строгом порядке на стене. Ножи для мяса, для хлеба, для овощей — они поблескивали вдоль разделочной доски, откуда шел сток в розоватую раковину.

Ему показалось, будто он слышит полицейские сирены, но, вероятно, это гудело у него в голове. Он повернул голову. Боль разлилась от виска до виска, но он забыл о ней, когда понял намерения рук.

Чарли знал: ножи хорошо наточены. Эллен необыкновенно тщательно следила за этим. Он затряс головой, пытаясь избавиться от кошмара. Никто не мог помочь ему. Здесь были только он и его руки, намеревавшиеся совершить последний акт своего безумства.

Тут зазвонил звонок — в реальности, ему не послышалось. Звук раздавался снова и снова.

— Вот! — крикнул он своим мучителям, — Слышите, ублюдки? Кто-то пришел Я знал, что кто-нибудь придет.

Он попытался встать, одновременно стараясь не упускать из виду, что делают эти твари. Руки не теряли времени даром. Левая уже достигла разделочной доски.

Звонок звонил и звонил.

— Сюда! — завопил Чарли хрипло. — Я здесь! Ломайте дверь!

Его взгляд в ужасе метался от рук к двери и обратно, прикидывая шансы. Правая в спешке дотянулась до самого длинного мясного ножа. Чарли все еще не верил, что эта рука, его защитник и помощник, совсем недавно ласкавшая Эллен — теперь уже мертвую, — собирается изувечить хозяина. Она медленно, невыносимо медленно сняла нож с крючка.

Сзади послышался звон разбитого стекла: полиция ломала дверь. Они успеют остановить руки, если быстро (очень быстро) откроют дверь и доберутся до кухни.

— Сюда! — закричал он. — Сюда!

Ответом на крик был резкий свист: звук ножа, падающего на запястье. Левая почувствовала, как разрываются узы, связывавшие ее с телом; ни с чем не сравнимое чувство освобождения пронизало все пять пальцев. Кровь Чарли крестила новорожденную горячей струйкой.