Книги крови III—IV: Исповедь савана

Чарли стал часто разглядывать свои ладони, выискивая на них волосы. Мать как-то сказала ему, что это первый признак безумия — не волосы, а разглядывание.

Теперь нужно было спешить. Руки, встречавшиеся по ночам на животе Чарли, знали, что состояние его рассудка достигло критической отметки. Еще несколько дней, и он обнаружит правду.

Что делать? Выступить преждевременно, рискнуть или позволить рассудку Чарли следовать своим непредсказуемым путем? Споры стали более жаркими. Левая рука, как обычно, осторожничала.

— Что, если мы ошибаемся, — спрашивала она, — и вне тела жизни нет?

— Тогда нам будет все равно, — отвечала правая.

Левая обдумывала это несколько мгновений, потом переходила к следующему.

— А как мы сделаем все, когда придет время? — Она знала, что для главной руки это самый больной вопрос, и настаивала на ответе. — Как? Как?

— Найдем способ, — отвечала правая. — Главное, чтобы разрез был чистым.

— А он не станет сопротивляться?

— Человек сопротивляется руками. А руки выступят против него.

— И которая из нас это будет?

— Я сильнее, — говорила правая. — Поэтому я возьму оружие. А ты уйдешь.

Левая молчала Они никогда не расставались. Мысль об уходе не радовала ее.

— Потом ты сможешь вернуться ко мне, — уговаривала правая.

— Я вернусь.

— Ты должна. Я — мессия. Без меня ничего не произойдет. Ты соберешь войско, потом вернешься и освободишь меня.

— Хоть на краю земли, если нужно.

— Не будь сентиментальной.

Потом они обнимались, как братья, и клялись в верности друг другу. Ах, эти ночи, охваченные лихорадкой предстоящего восстания! Даже днем, разделенные, они порой улучали момент и ободряюще касались друг друга. Говорили:

— Скоро, скоро.

Или:

— Сегодня ночью. Встретимся на животе.

И еще:

— На что будет похож мир, когда он станет нашим?

Чарли чувствовал, что близок к нервному срыву. Он то и дело смотрел на свои руки — на указательные пальцы, что изучали мир вокруг, как поднявшие голову змеи. Он стал, как; одержимый, разглядывать руки других людей. Чарли подозревал, что они говорят между собой на собственном тайном языке независимо от их хозяев.

Соблазнительные руки молодой секретарши; маниакальные руки убийцы, которого он видел по телевизору. Руки, предающие своих владельцев: человеческий гнев они сводили на нет извиняющими жестами, а любовь — сжатыми кулаками. Знаки мятежа проявлялись повсюду. Чарли должен был сказать кому-то об этом прежде, чем потеряет рассудок. Он выбрал Ральфа Фрая из бухгалтерии — трезвого и рассудительного человека. Такому можно довериться.

Ральф отнесся к его словам с пониманием.

— Знаешь, я испытывал что-то подобное, когда Ивонна оставила меня. Чуть с ума не сошел.

— И что ты сделал?

— Обратился к психоаналитику. Его зовут Джудвин. Попробуй и ты, станешь другим человеком.

Идея понравилась Чарли.

— Почему бы и нет? — сказал он после некоторого раздумья. — А это дорого?

— Да. Но помогает. Видишь ли, у меня было достаточно проблем в семейной жизни, как, думаю, и у тебя. Ты меня понимаешь. Зато теперь я счастлив, как мальчишка. — Ральф улыбнулся глуповатой улыбкой. — Так что не жалей денег. Он определит, что с тобой.

— Тут дело не в сексе, — возразил Чарли.

— Брось. — Фрай понимающе улыбнулся. — Дело всегда в сексе.

На другой день Чарли, не сказав ничего Эллен, позвонил доктору Джудвину, и секретарь назначил ему час приема. Ладони его так потели, что он боялся выронить трубку, но после разговора стало легче.

Ральф Фрай оказался прав: доктор Джудвин был хорошим специалистом. Он не засмеялся над страхами, которые Чарли выложил ему. Нет, он выслушал пациента с величайшим вниманием. Это обнадеживало.

Во время их третьей встречи доктор вытащил из памяти Чарли давнее воспоминание: скрещенные на широкой груди руки отца, когда тот лежал в гробу. Грубые, мозолистые руки, поросшие волосами. Даже мертвые, они воплощали непререкаемый авторитет. И разве Чарли не представлял себе, как тело отца разлагается под землей и смешивается с почвой? Отцовские руки отпечатались в его мозгу и теперь требовали выпустить их. Это воспоминание долго томило Чарли, но когда оно вышло на яркий свет в кабинете доктора Джудвина, то показалось смешным и ничтожным Оно задрожало под суровым взглядом доктора и растаяло, чересчур зыбкое, чтобы подвергаться серьезному исследованию.

Сеанс экзорцизма прошел куда легче, чем ожидал Чарли. Ребяческую чепуху просто выковыряли из его души, как волокна мяса из зубов. Больше она не будет отравлять его. Чарли очаровали убедительные объяснения доктора Джудвина: руки, сказал он, нечасто становятся символом отцовской власти. Обычно для этого служит пенис. Чарли объяснил, что руки всегда казались ему важнее половых органов. Ведь именно они преобразили мир, не так ли?

Чарли не перестал ломать карандаши или барабанить пальцами по ящикам На самом деле движения его рук теперь совершались мгновенно, с еще большей скоростью. Но он помнил: взрослых собак трудно отучить от их привычек, и дал себе время.

Таким образом, подготовка восстания продолжалась в подполье. Но времени оставалось все меньше. Заговорщики решили действовать.

Развязку спровоцировала Эллен — вечером в среду, после того как они занимались любовью. Стояла жаркая ночь, несмотря на октябрь; окно было приоткрыто, и ветерок шевелил занавески. Жена и муж лежали рядом под одной простыней. Чарли уснул раньше, чем высох пот у него на шее. Но Эллен не спала, прижавшись к твердой, как камень, подушке. Она знала, что не заснет еще долго; в такие ночи каждая складка постели врезалась в тело и все прошлые сомнения всплывали из темноты. Эллен хотелось опорожнить мочевой пузырь, как всегда после секса, но она не могла заставить себя встать и пойти в туалет. С каждой минутой ей все сильнее хотелось в туалет и все труднее было заснуть.

«Чертовски глупое положение», — подумала она, а потом тревога заставила ее забыть, почему положение показалось ей столь глупым.

Чарли заворочался во сне. Вернее, двигались лишь его руки. Эллен взглянула на мужа: он спал, как настоящий ангел, и выглядел гораздо моложе своих сорока лет, несмотря на седые пряди. Она подумала: Чарли достаточно хорош, чтобы любить его, но этого мало, чтобы простить ему его прегрешения. Он ленив и вечно жалуется на жизнь. К тому же иногда (впрочем, редко) он возвращался домой поздно, и Эллен была уверена, что он пришел от другой женщины. Пока она думала об этом, руки мужа зашевелились. Они выползли из-под простыни, растопыривая в воздухе пальцы, как два спорящих ребенка.

Эллен вздрогнула, не веря глазам. Это походило на телепрограмму с выключенным звуком, шоу для десяти пальцев. Пока она смотрела, руки сдернули простыню с живота Чарли, обнажив заросшую волосами кожу, где выделялся шрам от удаления аппендикса Там они остановились.

Сегодня их спор был особенно ожесточенным. Левая, более консервативная, настаивала на переносе срока восстания, но правой надоело ждать. Пришло время, считала она, помериться силами с тираном и победить тело раз и навсегда.

Эллен подняла голову с подушки — и тут они заметили ее. До этого мгновения они ничего не видели, увлеченные спором. Теперь их заговор был раскрыт.

— Чарли, — прошептала Эллен в ухо спящего тирана, — перестань! Остановись!

Правая подняла указательный и средний пальцы, вынюхивая врага.

— Чарли! — Почему он всегда спит так глубоко? — Пожалуйста, Чарли, вставай! — повторяла Эллен, когда правая коснулась левой, оповещая ее о своем открытии.

Эллен успела еще раз позвать мужа, и тут обе руки сомкнулись у нее на горле.

Чарли во сне плыл на невольничьем корабле; действие в его снах всегда разворачивалось на фоне экзотических пейзажей. Его руки были скованы в наказание за какую-то провинность. Внезапно все переменилось, и он осознал, что сжимает руками глотку капитана Другие рабы вопили, приветствуя его. Капитан, немного похожий на доктора Джудвина, высоким испуганным голосом молил о пощаде. Голос был почти женским; почти как у Эллен.