Глаз урагана

збитое стекло.

Это было почти красиво – медленный, гипнотический полет треугольных осколков, отливающих то бирюзой воды, то мертвенно-лиловым светом заката; опасные лезвия маньяка, окрашенные кровью солнца; твердые хрупкие грани поддельных алмазов; сломанные ледяные пики, обрушившиеся в пропасть – лодки, падающие парусами вверх в беззвездные небеса; клинки, вспарывающие беззаботную негу бархатной ночи с неумолимостью орудий казни; парящие в вязкой атмосфере кошмара тени заколдованных птиц… Осколки разбитого стекла летели из темноты и вонзались во что-то уже за границей ее сновидения – там, куда она, может быть, попадет наяву.

На губах остался холод, как будто Дина целовала покрытое инеем зеркало, пытаясь вобрать в себя перевернутую жизнь Зазеркалья, но поверхность лишь запотевала, скрывая от нее тревожные образы… Стрелы, пущенные из другого, сумеречного мира, чтобы убить призраков, проникших на ЭТУ сторону. Напоследок ей приснилась красивая бабочка, пришпиленная иглой. Бабочка трепыхалась; с крылышек осыпалась пыль… Она сама была этой бабочкой.

Дина положила мальчика на диван. Казалось, необъяснимый припадок прошел бесследно, но не для нее. Трансформации страшного лица врезались в память, будто жутковатый ролик, рекламирующий упругие свойства резины с помощью гримасничающей куклы. И, возможно, этот ролик будет прокручиваться в ее голове всякий раз, когда она будет прикасаться к сыну и думать при этом, что держит в объятиях самое близкое существо из живущих на свете. Новый, незаживающий и не рассасывающийся гнойник в памяти… Это было по меньшей мере неприятно. Хуже того – вызывало рефлекторное брезгливое чувство, внутреннее, тщательно подавляемое, но неизбежное содрогание. Все равно что найти змею в своем холодильнике. Или червя в шкатулке с бижутерией. Или засохшего мотылька – «мертвую голову», – неведомо как очутившегося между страницами семейного альбома…

Много ли надо, чтобы отравить материнскую любовь? До сих пор Дине казалось, что это вообще невозможно… Но сейчас ее любовь приобретала тоскливый привкус, будто она должна была неизбежно потерять родного человека или осознала, что уже потеряла. Так какую же отраву она проглотила этой ночью?..

Она подошла к окну и раздвинула шторы. Открывающийся вид всегда казался ей довольно унылым, даже летом, в прекрасную погоду, хотя район считался одним из лучших в городе. Окно выходило на тихий бульвар, ограниченный с севера забором пожарной части, а за нею виднелись крыши особняков, построенных еще в начале прошлого века. И уголок ТОГО САМОГО парка. Слева – вышка, увешанная красными сигнальными фонарями. Справа – колокольня полуразрушенного и до сих пор не восстановленного мужского монастыря. Грязно-белые стены, а на облупившихся участках – кроваво-коричневый кирпич. Старые тополя немного скрашивали неприглядную картину. Сейчас они были похожи на черные пальцы, проткнувшие коросту тумана и шевелящиеся в апатии.

Одно время Дина избегала гулять там, где все напоминало о случившейся трагедии,