Долина костей

– Ну, я чуток не в себе. До сих пор у меня на глазах никого не убивали. Честно говоря, я вообще покойников не видела, не считая мамы. – Она сделала долгий, глубокий вдох. – А ты, наверное, видел.

– Многократно. – Он помолчал и хитро улыбнулся. – Что ты предпочтешь услышать: что к этому невозможно привыкнуть или что спустя некоторое время это перестает волновать?

– А как на самом деле?

– А правда, как на самом деле? Понимаешь, все зависит от состояния и вида трупа. Одно дело, когда видишь трехлетнего ребенка, провалявшегося неделю в картонной коробке в августовскую жару, а другое – свеженького гангстера, которому пуля угодила в ухо.

– А как насчет убийства? В этом случае что от чего зависит?

– Тут у меня, честно сказать, опыт маловат. Я убил всего двоих, включая твоего парня.

– Другой, кажется, был убийца-вуду?

– Ага, он самый, – произнес Паз тоном, который закрыл эту тему, как крышку люка подводной лодки.

– Вот что нам не мешало бы обсудить, – заявил он, отпив еще чаю, – без протокола, неофициально. Я заметил, ты прибрала ту тетрадку, которую уронил твой парень. Тетрадку Эммилу.

– Пожалуйста, перестань называть его моим парнем, словно у меня с ним было свидание.

– Извини. С юридической точки зрения твой поступок нарушил целостность обстановки на месте преступления.

– Неужели? Странно, но мне показалось, что ты ничего не сказал об этом своим коллегам. А ведь с юридической точки зрения это не что иное, как сокрытие факта нарушения целостности обстановки на месте преступления, и даже, страшно сказать, соучастие в таковом нарушении.

Паз изогнул брови на манер Граучо. [12]

– Да, мы с тобой парочка закоренелых преступников, тюряга по нам плачет. А ты собираешься дать мне прочесть этот опус?

Она поставила на стол свой холодный чай и отошла, сопровождаемая оценивающим взглядом Паза. Его самого несколько смущало, что он, при всей начитанности и воспитании, в первую очередь оценивал женщину по заднице, каковая у Лорны Уайз была просто потрясающей, хотя она, похоже, понятия не имела, как ее должным образом преподнести. На самом деле ему еще не встречалась женщина, настолько не умевшая подать себя, хотя ее тело не портила даже отнюдь не сексуальная одежда: гэповские бермуды цвета хаки и светло-голубая, свободная, но не скрывавшая интересных выпуклостей футболка. Против скромности Паз ничего особо не имел, но находил странным, если кто-то стесняется того, чего стесняться не стоит. А она, если приглядеться, даже плечи наклоняет вперед, словно для того, чтобы спрятать грудь. Чудно, но в каком-то смысле интересно.

– Что такое? – спросила она, обратив наконец внимание на его взгляд. – Никак у меня желток на блузке?

– Нет, – ответил он и жестом указал на тетрадь. – Ты не против, если я ее сейчас почитаю?

– Отнюдь. У меня полно домашних дел, так что читай и можешь не торопиться.

Он так и поступил, разрываясь между естественным для копа стремлением выудить откуда угодно как можно больше улик и сугубо личным нежеланием иметь какое-либо дело с чем бы то ни было, относящимся к Эммилу Дидерофф, включая ее сочинения. А уж если деваться некуда, то он предпочел бы прочесть настоящее признание, перечень преступных деяний с указанием обстоятельств их совершения, а не какую-то подборку интимных подробностей, с которыми впору обращаться не к нему, а к личному духовнику. Паз чувствовал себя почти так же, как в комнате для допросов, когда она, а точнее, нечто, действующее через нее, заглянуло в его сознание. Ощущение было отвратительным, но он заставил себя прочесть все до последней строчки и лишь после этого откинулся назад и закрыл глаза. Абсолютно очевидно, что на него накатывало безумие, причем дошло до того, что это оказывает воздействие на его работу. Взять хоть расползающееся по телу тошнотворное ощущение, сопутствовавшее чтению тетради: то ли он и вправду сходит с ума, то ли тут есть что-то еще…

Его мысли сбивались и перескакивали, как при проигрывании поцарапанной пластинки. Он сходит с ума или здесь что-то другое… Что?

Когда он снова открыл глаза, Лорна сидела напротив него в теплой ароматной тени мангового дерева.

– Ну и как оно тебе?

Паз моргнул и сел прямо.

– Э, да ты спал, – сказала она. – Неужели так скучно?

– Нет, я просто размышлял, – возразил он, потирая лицо.

– Никто, никогда, ни за что не признается, что заснул, если только не находился в постели. Интересно, почему так?

– Ты психолог, Лорна. Вот ты и объясни.

Она, однако, проигнорировала это предложение и, указав на тетрадь, спросила:

– Пришел к каким-нибудь выводам?

Паз не без усилия вернулся в свою полицейскую ипостась.

– Пока нет, но мне не терпится услышать обо всем остальном. Скажи, на данном этапе можно надеяться на полноценный допрос?

– Полноценный допрос психически неустойчивой подозреваемой? Нет, пока все должно идти, как идет. Как только на нее оказывают давление с целью выведать что-то, находящееся за пределами повествования, она становится крайне враждебной. А один раз, стоило мне поднажать, у нее случился припадок.

– А по-моему, она с нами играет. Морочит головы. Ты не обратила внимания на то, что в этой ее исповеди как бы два слоя: признания вульгарной девчонки и мысли образованной женщины, взирающей на все как бы со стороны и не без иронии. А ко всему прочему добавляются религиозные бредни, приправленные цитатами из святого Августина. Это решительно ни на что не похоже, а уж меньше всего на признание.

– Согласна, но ведь ты имеешь дело с не полностью адекватной личностью. Мы все согласились с тем, что у нее серьезное психическое расстройство.

Паз резко встал, прошелся несколько раз по плиткам, потом повернулся к ней.

– Допустим, в этом я с тобой согласен. Допустим, что здесь имеют место шум и ярость, что она сильно травмирована, что у нее раздвоение личности…

– Про раздвоение личности я не говорила.

– Ну, не важно – психический разлад, или как его там. Важно другое: ключ ко всему этому, основная идея, в тетради напрочь отсутствует.

– Собака, что не лаяла в ночи?

– Вот-вот. – Он сопроводил свои слова быстрой ухмылкой. – Мы не видим решительно ничего такого, что могло бы заставить кого-то пойти на незаконное проникновение и вооруженное ограбление, то есть рискнуть серьезным обвинением, чтобы заполучить эту писанину. Вооруженное ограбление чьего-либо дома – нечастое преступление. Взломщики почти никогда не вооружены: они лезут в дом, рассчитывая, что хозяев не будет, а если что, стараются удрать. Воровать пушка не помогает, а отвечать, если попадешься, придется по всей строгости. Так чего ради было так подставляться?

– Ну, в признаниях есть еще и сексуальная составляющая.

– Ты хочешь сказать, там имеется компромат для шантажа? Не думаю. Педофил мертв, и я сомневаюсь, чтобы семья старого Рэя Боба пошла на большие траты, пытаясь по прошествии стольких лет оградить его доброе имя. Правда, там есть сведения о наркобизнесе Фоев, но этого мало. С таким же успехом она могла бы написать, что снабжала героином губернатора штата: все это голословно, доказательств-то никаких. Возможно, это всего лишь бред сумасшедшей – да это и есть бред сумасшедшей. Так зачем было идти на риск?

– Ты думаешь, это связано…

Он закатил глаза.

– Ну, смотри. Жертва, этот самый араб, заявляется сюда, чтобы толкнуть партию нефти, но говорит при этом об огромных залежах, способных изменить ситуацию на мировом нефтяном рынке, а также о намерении нанять охрану, потому что он кого-то боится… Потом из всех, кого он мог бы встретить в Майами, он натыкается именно на нашу Эммилу, имеющую причины посчитаться с ним, и ее находят у него в номере, после того как он получил по башке принадлежащей ей автомобильной запчастью и был сброшен с балкона. Думаешь, это совпадение?

– Ну, всякое бывает… – говорит она без особой уверенности.