Сердце полуночи

Торис сосчитал до пяти, с трудом заставив себя лежать неподвижно, затем откинул одеяло, подбежал к окну и осторожно перегнулся через подоконник.

Казимир ловко спускался по оштукатуренной стене приюта, нащупывая ногами небольшие выемки и уступы в тех местах, где осыпалась штукатурка и виднелись древние бревна. Торис внимательно наблюдал за движениями своего старшего товарища, стараясь ничего не пропустить: он знал, что скоро ему придется спускаться тем же путем.

Тем временем Казимир достиг основания стены и нащупал ногой стропило крытой травой крыши сарая, в котором обитал приютский повар Кук. Стоило ему оступиться, и он тотчас же провалился бы вниз, упав повару на живот.

Торис скрипнул зубами от волнения. Сердце его билось так сильно, что он слышал лишь шум крови в ушах. Казимир же, ловко балансируя руками, прошел по стропилу несколько шагов и, приблизившись к краю крыши, легко спрыгнул на грязную темную улочку. Усталый взгляд его обежал притихшие окрестные трущобы. Повсюду вокруг стояли покосившиеся глинобитные хижины, а узкие проходы между ними образовывали настоящий лабиринт. Нигде не было видно ни души, и все же несколько первых шагов Казимир сделал крадучись. Лишь отдалившись от стены приюта на безопасное расстояние, он ускорил шаг.

– Теперь или никогда! – сказал сам себе Торис и, опустившись на колени, вытащил из узелка со своими вещами кривую деревянную саблю. Палец его пробежал по ее лезвию, проверяя, насколько хорошо она заточена. Несмотря на то что прошло уже десять лет, сабля была все еще острой, и память ненадолго вернула Ториса в жаркий летний день, когда он получил эту саблю в подарок.

Пчелы сонно жужжали в знойном воздухе. Ставни в хижине были открыты, но жара внутри была ужасающей.

Жара и запах.

Пятилетний мальчуган не замечал ни того ни другого. Он сидел в углу комнаты и мелко дрожал, несмотря на жару и обжигающие лучи солнца, которые врывались в ближайшее окно и попадали ему на спину. Лицо его под спутанными каштановыми волосами было белым, словно фарфоровое” а запавшие глаза окружены темными кругами. Жирная муха, зигзагами кружившая по комнате, присела на его потрескавшиеся от жажды губы, но он даже не потрудился отогнать ее. Он вообще не двигался, только сидел, неподвижно уставившись на дверь, которая вела в соседнюю комнату.

Запах шел оттуда.

Наконец мальчик почувствовал испепеляющий жар солнца и пошевелился, со стуком опустившись костлявыми коленями на утоптанный земляной пол. Тело его по-прежнему оставалось на солнце, но лицо он прикрыл согнутой в локте рукой. Локоть его был покрыт цыпками и напоминал узловатый нарост, какие встречаются на корнях деревьев. Глаза его все еще были открыты, но усталость понемногу брала свое: мальчик засыпал. За прошедшую неделю он спал едва ли несколько часов, однако страшный холод не отпускал его ни во сне, ни наяву.

Очнулся он от того, что теплые лучи солнца ушли в сторону и перестали греть его. Приподняв с пола взъерошенную голову, мальчик жалобно заморгал. Снаружи кто-то пел, выкрикивая пронзительным голоском слова дерзкой песенки, которые сочинялись автором буквально на ходу и перемежались беззаботным смехом и воинственными криками.

Всех поубиваю, глупые собаки! Раз, два, три! Всех свиньям скормлю вас, три, два, раз! Буду резать, буду бить, Как капусту вас крошить!

Мальчуган в хижине дрожа поднялся с холодного земляного пола и, схватившись за оконную раму, осторожно выглянул наружу. В лесу, который окружал хижину со всех сторон, мелькала в солнечных лучах чья-то небольшая фигурка. Это был какой-то незнакомый мальчик, который играл сам с собою, лавируя между деревьями и перепрыгивая с камня на камень возле звонкого ручья. Одежда его представляла собой грязные лохмотья, однако выглядел он вполне счастливым и довольным жизнью. Снова и снова он, задыхаясь, выкрикивал свою незамысловатую песенку, прихотливо меняя местами строчки и слова, и рубил кусты ежевики и чертополоха длинной деревянной саблей.

– На колени, грязные собаки! Просите пощады! – выкрикнул незнакомец, и мальчуган в хижине оторвался от окна, быстро ковыляя к двери.

Когда он выглянул наружу, тот самозабвенно рубил саблей какие-то сорняки на краю поляны.

– Не хотите? Ну так вот вам, вот! Будьте вы прокляты!

Услышав грубое взрослое ругательство, сорвавшееся с губ отважного завоевателя, мальчик в хижине зажал ладонями уши. Незнакомцу было на вид лет восемь, но все равно он не должен был еще так ругаться. Любопытство, однако, пересилило. Отняв ладони от головы, мальчуган осторожно выбрался из хижины и медленно пошел вперед, с боязливым интересом наблюдая за пришельцем. Тот издал еще один воинственный клич.

Испугавшись, мальчик-пятилетка бросился на землю и заполз в могучие заросли папоротника. Сдерживая дыхание, он стал пробираться поближе к незнакомцу.

Совершенно неожиданно для него обладатель сабли оказался совсем рядом. Тяжелое деревянное лезвие кромсало папоротники словно коса.

– Раз, два, три, грязная собака – умри!

Широкие папоротниковые листья, срезанные со стеблей, взлетели высоко в воздух, и в глаза ему брызнул солнечный свет. Деревянная сабля продолжала кромсать папоротник, со свистом рассекая воздух в нескольких дюймах от прячущегося малыша. Тот не выдержал и взвизгнул от страха, опрокидываясь на спину. Незнакомец тут же перестал размахивать оружием и одним прыжком очутился рядом, направив острие сабли в грудь мальчугану.

– Кто ты такой? – спросил он, упираясь в бок кулаком свободной руки.

Малыш только таращился на него и мямлил что-то невразумительное. По лицу старшего мальчика скользнуло задумчивое выражение, и он быстро провел пятерней по своим черным волосам.

– Ну, это не важно, – быстро сказал он. – Хочешь играть со мной в “охотника”?

Застигнутый врасплох обитатель хижины только кривил губы, собираясь заплакать.

– Не бойся, я не стану тебя обижать, – подбодрил его темноволосый с задорной улыбкой и протянул руку. – Мне, видишь ли, очень нужен оруженосец.