Нечто в лодке по ту сторону озера...

Я подумал, что эти ошпарки парни конкретные и изначально настроены на веселое времяпрепровождение, возможно даже с танцами.

— Слышь, тебя кто так с людьми учил разговаривать, — ответил я сначала ему, а потом переключился на лысого: — Какой антифа? Чо ты несешь?

— Ты не груби, а, — вставил свое веское слово третий, с короткой стрижкой и куртке без воротника.

— То есть вы не антифа? — переспросил лысый.

— Я ваще не понял, о чем ты говоришь, — ответил я.

Лысый покачал головой и слегка оглянулся по сторонам.

— А закурить есть? — с предъявой грубо спросил тот, что в балахоне, спросил так, как будто я задолжал ему закурить тысяч на десять еще и с процентами.

— Нет, мы не курим, — таким же понторылым тоном ответил я.

— А чо это вы не курите? — грубо, причем даже без тени улыбки, серьезно спросил тот, что в балахоне.

— А чо это ты так интересуешься? У тебя комплексы что ли?

— Чо ты сказал?

— Слышь, ты не груби, а, — повторил тот, что был в куртке без воротника.

Лысый вытащил руку из кармана куртки и, как останавливающий знак, приставил ее тыльной стороной ладони к груди того, который был в балахоне с капюшоном.

— То есть вы не антифа? — снова спросил он.

Я осознал, что меня несколько задолбало отвечать на один и тот же его вопрос, еще я понял, что его это тоже больше уже не удовлетворяло, поэтому на всякий случай вытащил руки из карманов и, потерев пальцами глаза, сложил их в замочек между колен.

— Какой антифа ваще? Ты с чего взял, что мы антифа? — ответил я.

— Мне так показалось, бл%@ь, — грубо с понтами произнес лысый.

— И чо, что тебе показалось? Мне тоже много чего в этом мире кажется. Но это ведь еще не значит, что это соответствует действительности, правильно? — я продолжал говорить спокойно, стараясь не повышать голос.

Лысый ухмыльнулся.

— Чо самый умный, да?

— Да, я умный. Тебя чо, это напрягает?

Кажется, это могло уже стать поводом для ссоры.

— Слышь, ты не груби, я сказал, — услышал я снова от того, который был в куртке без воротника.

— Да я понял уже, понял, что не надо грубить, — заверил я этого мудака, глядя ему в глаза.

— Ты чо, а…

— Парни, вам чо надо? — спросил я, оглядев всех этих троих ошпарков.

— Ни чо, бл%@ь! — конструктивно ответил тот, что был в балахоне.

— А чо у тебя костяшки сбиты? — спросил лысый. Очевидно, что он был из них самый инициативный и вел свою линию разговора.

Я посмотрел на свои костяшки на правой руке. Внимательно так посмотрел. Рассмотрел их под разными углами, чуть наклонив голову. Отметил про себя как играется свет на коже, сквозь которую виднелись синяки. Сжал руку в кулак, потом разжал и посмотрел, чуть отодвинув от себя. Потом тоже самое проделал с левой рукой. Да, костяшки действительно были немного деформированы и с синяками.

— И чо? — спросил я, наконец, лысого, посмотрев на него.

— Бл%@ь, ты довы#%[email protected]!ся щас, — со злостью произнес тот, что в балахоне.

— Ты чо сделал вывод, что я антифа только из-за того, что у меня костяшки сбиты? — спросил я лысого.

— Допустим! — ответил он вызывающим понторылым голосом.

— Дак ты не правильный вывод сделал, — сказал я.

— Да мне по#&й!

— Вот, а мне тем более насрать, — ответил я.

— Ты чо там… — только вылез тот, который был в балахоне с капюшоном, но лысый сразу остановил его.

— Ты знаешь, кто мы такие? Мы санитары леса. Мы очищаем эту страну от всяких черножопых ублюдков и жидов, — сказал он.

Я оглянулся на Славу.

— Да мне похрену, кто вы такие. Ты хочешь, чтоб я тебе памятник поставил что ли? Сам себе памятник иди поставь.

— Нет. Я просто хочу тебе уе[email protected]ть.

— Да мне похрену чо ты там хочешь. Ты мне о всех своих желаниях щас будешь тут рассказывать?

Лысый заулыбался.

— Нет. Я просто тебя вы%$у.

Я ухмыльнулся.

— И чо, я тебя испугаться должен?

— Чо ты лыбишься, бл%@ь…

— Ну все, — произнес лысый, сжимая по очереди свои костяшки, хрустя пальцами.

Мне всегда хотелось замочить какого-нибудь фашиста. Такая своего рода программа минимум что ли для любого мужчины — наряду с такими задачами как родить сына, разменять двухкомнатную квартиру и посадить бонсай. На мой взгляд, нет большего дебилизма, чем просто так ненавидеть и убивать людей только за цвет кожи, да еще и возводить это в рамки какой-то сраной идеологии на уровне расового превосходства. Я тоже ненавидел нацистов хотя они и были люди, но я ненавидел их не просто так — а за то, что они все меньше становились похожи на людей и превращались в зверье. Есть такое понятие как возмездие и восстановление справедливости. Но конечно в данном случае мне было сложно представить как здесь и сейчас может произойти возмездие. Я понимал, что, скорее всего, нас здесь сейчас просто похоронят, если только я не смогу морально унизить этих ошпарков так, что они загнутся от комплекса собственной неполноценности, испугаются и убегут. Но этот вариант развития событий мне почему-то представлялся маловероятным.

Предупреждая атаку этого лысого хмыря, я первый нанес ему удар в пах, затем, резко встав в полный рост, вынес все свое тело с левой рукой под его челюсть и добавил правым локтем в голову куда придется. К моему удивлению он тут же упал на спину на землю. Его ошибка изначально заключалась в том, что он стоял ко мне слишком близко — на расстоянии удара. Странно, что он об этом не подумал. Теперь он лежал на земле, зато двое его друзей стояли передо мной и они были явно не слабее меня. Слава тут же резко соскочил с места, и началась драка. Как я и думал, лысый довольно быстро поднялся и был очень зол, и явно хотел восстановить свое уязвленное самолюбие. Концентрируясь на бое с одним противником, и получая при этом удары, казалось бы, ниоткуда, я начинал понимать какое все же преимущество дает численное превосходство. Нас бы со Славой наверное так и похоронили бы здесь, и справедливость уж явно не восторжествовала бы, если бы в какой-то момент времени я не услышал голоса:

— Тихо-тихо, парни. Чо случилось? Какие проблемы-то?

И чья-то мощная рука отодвинула меня в сторону:

— Вы чо тут устроили? Чо за рамсы?