G.O.G.R. (СИ)

- Понимаешь, Гейнц, я гуманист и не мог позволить тебе применить тотальный гипноз, – сказал он, взяв себя в руки. – Они – люди и имеют право на неприкосновенность интеллекта. Да и твой чернокожий слуга – тоже, между прочим, имеет такое право.

- Браво. Гуманизм восторжествовал! – саркастически выплюнул Генрих Артерран, затянувшись сигарой, словно папиросой. – Они знают про меня, знают про тебя и знают про проект «Густые облака». Никанор, тебе нравится, когда все про тебя знают?

Генрих Артерран встал с кресла и принялся ходить туда-сюда по сверкающему чистотой и гранитными узорами полу. Как же необычно он теперь выглядит: непомерно длинные руки и ноги, талия, непропорционально узкая в сравнении с плечами – это заметно даже под дорогим костюмом, который сидит странно на такой противоестественной фигуре.

Никанор Семёнов снова поёрзал в кресле, бросил взгляд на дремлющего гепарда, который в любой момент мог вскочить и загрызть, и спокойно произнёс:

- Ты напичкал меня своей гадостью, и я хочу от неё избавиться. Доступа к прототипу у меня нет, поэтому я решил для себя, что сделаю тебя своим прототипом! Я хотел изучить твоё тело и выделить образец, чтобы сделать себе антидот и забыть про твои образцы! – Никанор Семёнов закончил речь на враждебной ноте и стукнул кулаком по подлокотнику кресла.

Генрих Артерран прекратил ходить, остановившись напротив Никанора Семёнова, сложив свои странные руки на груди.

- Я понял, – процедил он, брезгливо сморщившись. – Ты гонялся за антидотом. Но ты хоть знаешь, что приняв его, ты умрёшь, потому что твоё собственное тело слишком старо, чтобы продолжать жизнь? Я же это прекрасно знаю и готов к уходу. Признаю, я переборщил с исследованиями и превратил себя в чудовище. Для меня теперь антидот – единственный выход, потому что чем дольше я живу – тем более чудовищным становлюсь. Всех своих рабов я отпустил, и поэтому могу себе позволить исчезнуть с чистой совестью. Но ты-то не меняешься дальше! – Генрих Артерран снова занял своё место в кресле, а гепард – сладко сонно потянулся, расправив когтистые лапы. – Зачем тебе антидот?? – Артерран подпёр аккуратно причёсанную голову рукой и вопросительно воззрился на собеседника.

- Я хочу умереть человеком и быть похороненным рядом со своими родными, – тихо сказал Никанор Семёнов. – Тебе, Гейнц, этого не понять, потому что ты превратил себя в чудовище. Хотя мог бы вместо этого найти лекарство от рака, например – ты же такой умный!

Генрих Артерран растянул кривую невесёлую усмешку и откинулся на спинку своего кресла.

- Лекарство от рака… Ха! – бросил он, не глядя на Никанора Семёнова. – Можно сказать, что я нашёл и такое лекарство. Образец триста семь убивает раковые опухоли, восстанавливает умершие и повреждённые клетки, поглощает вирусы… Он мог бы стать панацеей, если бы не отнимал человеческую сущность. Да, он делает всесильным, я сам в этом убедился. Но… всесильным чудовищем.

Никанор Семёнов так и не смог расслабиться здесь, хоть кресло под ним и было мягко́, как лебяжий пух. Свет роскоши бил его по глазам, наличие у ног Артеррана хищного зверя вселяло подспудный страх за собственную жизнь. Никанор Семёнов сидел, словно на иголках и часто ёрзал. Генрих Артерран давно заметил это ёрзание и понял, почему его собеседник так беспокоен, однако ничего не говорил, лишь насмехался про себя.

- Ты против всесилия для всех? – нарочито громко, с упором на «всех» поинтересовался Никанор Семёнов, уставившись в пол рядом с гепардом.

- Я против чудовищ, – спокойно ответил Генрих Артерран, докурив свою сигару. – В одном ты всё-таки, прав: человек должен быть человеком. И поэтому я против самого себя.

Никанор Семёнов вздохнул и тоже опёрся спиной о спинку кресла. Вид у него был пространный и безразличный, он изгнал из головы все мысли и старался не замечать ни кичливой роскоши вокруг, ни спящего гепарда, ни самого Генриха Артеррана, вернее, его саркастического и брезгливого фашистского тона. Он и так пришёл сюда, в это логово, помимо своей воли, потому что у него не было иного выхода. Кто ещё сможет сделать противоядие, кроме того, кто приготовил яд? Да, у Никанора Семёнова не было иного выхода, вот он и унижается перед ним, а Генрих Артерран даже ничуть не изменился за все эти долгие годы, которые подарил ему его «яд» – остался таким же алчным, таким же самодовольным и до сих пор жаждет абсолютной власти. Вон, как «забаранил» бедного туземца – ни одной мысли ему в голове не оставил!

- Гейнц, – произнёс Никанор Семёнов, стараясь выглядеть дружелюбным. – Я рассчитался со всеми своими долгами, закончил все свои дела. Дети мои давно выросли, живут своим умом и думают, что я мёртв. На службе я давно вышел в отставку…

- Считаешь, что тебе пора освободиться от образца? – догадался Генрих Артерран. – Тогда хочу сказать тебе, Никанор, что ты ещё не все дела закончил. Тебе придётся приехать в Донецк и сдаться менту Недобежкину – иначе он будет до скончания веков тебя искать. Ты у них там – главный подозреваемый, объявлен в республиканский розыск. Надо что-то с этим делать. – Артерран полез во внутренний карман своего пиджака, достал флакончик с чем-то прозрачным, похожим на воду, и поставил его на столик около бутылки вина. – Как ты считаешь?

Раскаявшийся во всём Никанор Семёнов был согласен сдаться – всё равно после приёма антидота ему долго не прожить. Как только разрушится в его организме образец – он умрёт от старости. Какая разница, где он умрёт – тут, на далёком Мадагаскаре среди джунглей, или же в родном Донецке, где у него уже есть могила, на которую родные дети приносят ему цветы?

- Хорошо, я сдамся Недобежкину, – согласился Никанор Семёнов. – Мне больше нечего терять, я поеду в твой Донецк и сдамся этому Недобежкину.

- Антидот подействует через сутки, – бесстрастно сообщил Генрих Артерран и налил в бокалы дорогого вина. – Он действует мгновенно, и ты не должен опоздать, – он откупорил маленький флакон с прозрачной «водичкой».

- Он не испортит вкус вина, он безвкусный, – изрёк Артерран и добавил по нескольку капель бесцветной жидкости в каждый из двух бокалов. – Я надеюсь на то, что ты больше не считаешь меня врагом. Мне бы не хотелось больше иметь врагов.

Генрих Артерран сел в своё кресло напротив Никанора Семёнова, поставив перед собой опустевший флакончик. Гепард поднял свою чудовищную дикую голову, лениво зевнул, показав ужасные клыки, которые могли бы насквозь продырявить человека. Потянувшись, как домашняя кошка, он вскочил на высокие лапы и побежал прочь из зала. Чернокожий слуга Артеррана нёс фрукты и встретился со зверем нос к носу, однако никак не отреагировал на него, а просто бесстрастно прошёл мимо и водрузил поднос с фруктами на столик. Потом он забрал с собой наполненную пеплом пепельницу и пустой флакончик, и удалился.

- Я уже слишком стар для войны, – вздохнул Никанор Семёнов, проводив невезучего туземца сочувственным взглядом, и взял в руку свой бокал, где плескалось уже не вино, а по-своему чудодейственный эликсир, который избавит от всех страданий и прервёт никому не нужную вечную жизнь чудовища.

- Прозит, – сказал Генрих Артерран и тоже поднял бокал. – За человечество.

- Твоё здоровье, – ответил Никанор Семёнов и опрокинул вино в рот залпом, как горелку.

====== 5. Судьба человека. ======

Самое обыкновенное воскресенье. Пётр Иванович Серёгин старался не думать о том, насколько гнусный понедельник ожидает его завтра. Смирнянский выискал у Зайцева каких-то ещё родственников в селе Красном, и его, Серёгина, Недобежкин батогами командирует опять в это село дурацкое. Будут там вместе с Сидоровым месить грязищу да выбивать у «блаженного» Соболева крупицы информации про этих самых загадочных и наверняка чрезвычайно дальних родственников «чёртового бандита» Зайцева… Нет, это ужас, об этом лучше действительно не думать, иначе рискуешь схлопотать расстройство желудка, причём, стойкое. Лучше позволить себе сегодня, в этот дождливый летний день, ничего особенного не делать, а просто сидеть на диване, лопать магазинную пиццу и глазеть в голубой экран телевизора. Пётр Иванович пиво не пил, и поэтому запивал пиццу монастырским квасом прямо из горлышка низенькой и толстой литровой бутылки. По телевизору показывали комедию, где герой Луи де Фюнеса волею случаю обязан был маскироваться под раввина. Серёгин одним глазом следил за теми злоключениями, в которые вляпывался Луи де Фюнес, а вот другой его глаз был настойчиво устремлён туда, в село Красное, где затаилась родня бывшего участкового Зайцева. Интересно, знает ли вообще эта родня о том, что у них водится такой развесёлый родственничек, как Сергей Петрович Зайцев?? Скорее всего, нет. Эти родственники просто разведут руками, когда он, Пётр Иванович, разыщет их и задаст вопрос о последнем из «верхнелягушинских чертей».