Экзорсист (Изгоняющий дьявола) (др.перевод)

— Ага, ставим первый плюс. А теперь Дэннингс: вам известно что-нибудь о причине его смерти?

— Он, кажется, упал?

— Хорошо, я скажу вам, но только — это должно остаться между нами!

— Разумеется.

Лицо детектива исказилось болезненной гримасой: он понял, к ужасу своему, что Каррас не собирается останавливаться у скамейки.

— А вы бы не хотели…

— Что такое?

— Остановимся, может быть, — жалобно протянул Киндерман, — посидим, а?

— Ну конечно же. — Они развернулись.

— А как же судорога?

— Ничего. Все уже в норме.

— Точно? Ну смотрите. Тогда присядем, если вы так на этом настаиваете.

— Итак, с чего вы начали?

— Секундочку, прошу вас, одну секундочку. — Детектив водрузил на скамейку свое тяжелое, ноющее тело и испустил вздох облегчения. — Ну вот, теперь совсем другое дело. Ах, годы, годы… И что за жизнь пошла такая!

Иезуит поднял полотенце и вытер взмокшее лицо.

— Бэрк Дэннингс?..

— Дэннингс… Дэннингс… Дэннингс… — Несколько секунд Киндерман сидел как будто в забытьи, глядя в землю и кивая в такт собственным мыслям. Затем поднял взгляд на Карраса; тот вытирал шею. — Бэрк Дэннингс, святой отец, был обнаружен у подножия хорошо известной вам лестницы со свернутой шеей. Голова его была вывернута назад, лицом к спине.

С бейсбольной площадки, где тренировалась университетская команда, донеслись веселые крики. Каррас замер с полотенцем в руках, заглянул лейтенанту в глаза.

— Значит, смерть наступила не в результате падения? — вымолвил он наконец.

— В принципе это не исключено… — Киндерман пожал плечами.

— Но маловероятно, — закончил за него Каррас.

— Вам это ни о чем не говорит — в связи с моим предыдущим вопросом?

Иезуит медленно сел и задумался.

— Вообще-то, именно таким образом бесы и ломают шеи неугодным слугам. Если, конечно, верить легендам.

— Легендам?

— В основном, да. — Он повернулся к детективу. — Хотя, действительно, такие трупы обнаруживались не раз. Принято считать, что так погибают служители культа, либо в чем-то изменившие своей вере, либо предавшие разглашению тайну. Впрочем, о причинах можно только догадываться. Но что демоны-убийцы предпочитают именно такой способ расправы, несомненно.

Киндерман кивнул.

— Вот-вот. И мне пришла в голову та же мысль. Потому что я сразу же вспомнил об одном убийстве в Лондоне; точнее, о том, как года три-четыре тому назад прочитал об этом в газетах.

— Припоминаю тот случай. Но все это, вроде бы, оказалось обычной “уткой”… Или я ошибаюсь?

— Нет-нет, все так, святой отец, вы совершенно правы. Но в нашем случае, согласитесь, между смертью Дэннингса и следами осквернений в церкви прослеживается определенная связь. Не исключено, что мы имеем дело с патологией, сумасшествием, подсознательным бунтом. Вполне возможно, что это какой-нибудь…

— Больной священник, — тихо проговорил Каррас. — Так что ли?

— Вы психиатр, а не я, святой отец. Вот и ответьте-ка мне на свой вопрос.

— Сам по себе акт осквернения, безусловно, патологический симптом. — Каррас принялся натягивать свитер. — И я не удивлюсь, если узнаю, что Дэннингс стал жертвой психически больного человека.

— Знающего кое-что о черной магии.

— Возможно.

— А возможно, еще и живущего где-то поблизости, — хмыкнул детектив, — да к тому же имеющего по ночам доступ в церковь.

— Значит, все-таки больной священник, — мрачно повторил иезуит; затем потянулся к своим выцветшим брюкам.

— Я понимаю, как вам нелегко, святой отец. Но для всех священников, проживающих на территории городка, вы — психиатр, а значит…

— Уже нет. Меня перевели на другую должность.

— Вот как? В самом разгаре года?

— Согласно постановлению. — Каррас пожал плечами и стал натягивать брюки.

— И все же, кому как не вам знать их, пусть даже бывших своих больных? Тем более, такое отклонение; вы-то его не могли не заметить.

— Напротив, лейтенант, если я и мог бы узнать о такого рода болезни, то лишь по чистой случайности. Поймите, я ведь всего лишь консультант, а не специалист по психоанализу. Хотя, как бы то ни было, — закончил он, застегивая брюки, — человека, который хотя бы отдаленно соответствовал вашему случаю, я среди своих пациентов не встречал.

— Ну да, как же, врачебная этика. Мол, знал бы, все равно бы не сказал.

— Вы правы, наверное, не сказал бы.

— Очень благородно. Вот только должен заметить — так, мимоходом, — что эта ваша этика в последнее время все чаще вступает в конфликт с действующим законодательством. Не хотелось бы перегружать вашу светлую голову ненужными фактами, но не так давно в солнечной Калифорнии один психиатр был осужден за то лишь, что не сообщил полиции всего, что ему было известно о пациенте.

— Это угроза?

— Больше всего на свете, святой отец, бойтесь мании преследования. Это — замечание мимоходом.

— Я бы сказал так: господин судья, а у нас с ним все было “строго конфиденциально. Как на исповеди”, — усмехнулся иезуит, заправляя рубашку. — Одним словом, “между нами”.

— По вас, святой отец, большой бизнес давно плачет, — мрачно покосился на него детектив; затем устремил куда-то вдаль свой печальный взгляд. — Хотя… какой вы “отец”? Вы же еврей, как я сразу-то не догадался… Смейтесь, смейтесь. — Киндерман взглянул на Карраса очень лукаво, а потом вдруг просиял: — Слушайте, что я вспомнил. Когда я сдавал вступительные экзамены, там был такой вопрос: “Кто такие “рэйбиз” [13]? Ваши действия при встрече”. Знаете, что один кретин написал? “Рэйбиз — это священники-евреи. При встрече буду оказывать им всяческое содействие”. Сам видел, честное слово! — Он торжественно поднял ладонь.

Каррас посмеялся.

— Пойдемте, провожу вас; вы на стоянке оставили машину?

Детектив поднял на него глаза.

— То есть мы с вами, получается, закончили? — Подниматься ему явно не хотелось.

— Послушайте, но я от вас действительно ничего не скрываю. — Священник поставил ногу на скамейку и уперся ладонью в колено. — Предположим, в поле зрения у меня действительно оказался бы такой тип. Конечно, вам я о своих подозрениях — так вот, не называя имени, — сообщать бы не стал, а вот рапорт на имя архиепископа, пожалуй, составил бы. Но в любом случае, я просто не встречал здесь человека, который мог бы вас заинтересовать.

— Ну ладно, — вздохнул детектив. — Собственно говоря, в то, что такое мог сделать священник, я не верил с самого начала. Да, я оставил машину там. — Он кивнул головой в сторону, и они пошли к стоянке. — Есть у меня подозреваемый на примете, — продолжал Киндерман, — но если бы я стал о нем рассказывать, вы бы просто сочли меня сумасшедшим. Не знаю, не знаю. — Он шел, покачивая головой. — Все эти клубы и культы, где культивируется презрение к человеческой жизни… Все это, знаете, наводит на странные мысли. Я думаю так: хочешь поспеть за временем — сдвигай себе мозги набекрень, и вперед!

Каррас кивнул.

— Что это у вас там на майке?

— Где? А… Я преподавал один год в Вудстокской семинарии, в штате Мэриленд. Ну и выступал за бейсбольную сборную младших курсов: она-то и называлась — “Философы”.

— А старшие курсы как себя называли?

— “Богословы”.

— Понятно. — Киндерман улыбнулся и покачал головой. — “Богословы — Философы: три — два”.

— Два — три.

— Ну да, как же иначе… Странно все это. Очень странно. Послушайте, святой отец. — Детектив заговорил вдруг очень вкрадчивым тоном. — Послушайте, доктор. Это что же получается — у нас в Дистрикт Коламбиа, и вдруг — культ дьяволопоклонников? С ума сойти. В наши дни? Сегодня?

— А что такого? — Каррас вздохнул.

— Значит, вы считаете, такое возможно.

— Считайте, что я вашего вопроса не понял.

— В таком случае, считайте, что я — доктор, а вы — пациент, и я вам ставлю диагноз. — Детектив рассек воздух указательным пальцем. — “Нет” вы мне не сказали: опять предпочли схитрить. Почему? А потому что боитесь, святой отец. Чего — я вам скажу: боитесь показаться этаким доверчивым простачком пред светлым ликом рационалиста Киндермана, героя нашего времени; островком суеверия в луже местного практицизма. Что, скажете, я не прав?