Безумие (ЛП)

— Это была блестящая идея, — говорит Пиллар, садясь на скамейку. — Мы чуть тебя не убили.

— Не слушай его, Алиса, — приветствует меня Белая Королева. — Это было умно. Ты все еще учишься. И я видела, что ты им устроила. Ты смелая. Ты видел, как она убивала Красных, Пиллар?

— А я-то думал «не убий ближнего своего», — вздыхает он и встает. — Давай, Алиса, нам надо успеть на самолет.

— Я знаю, — я не могу даже передохнуть в этой стремительной Войне Страны Чудес. — Мы едем в Бельгию на поиски Чешира.

— Вообще-то нет, — говорит Пиллар. — Мы едем назад в лечебницу. Уже поздно и если ты там не объявишься, Уолтруд и Огир начнут что-то подозревать. Я не хочу, чтобы Томи раскрыли. Ты должна быть под его опекой к утру.

— Днем — герой, лунатик — ночью, — бормочу я. — Надеюсь, я увижу вас снова, Фабиола.

— Уверена в этом, — она целует меня в лоб. — Хоть ты и не та самая Алиса, я испытываю к тебе трепетное чувство с тех пор, как увидела тебя. Теперь иди. Мне надо на молитву, а там тысяча людей, которые не должны видеть меня с мечом.

— Берегите себя, — я целую ее в щеку.

— Можем мы просто прекратить все эти шуры-муры и уже отправиться в путь? — Пиллар тянет меня за руку. — Передавай привет от меня Богу, Фабиола. Скажи ему, что я извиняюсь за то, что курил в его исповедальне и убивал в его церкви. За это есть прощение?

— Прекрати, — говорит Белая Королева. — Дай мне сначала рассказать тебе о прошлом Чешира?

ГЛАВА 51

Камера Алисы, психиатрическая больница Рэдклиффа

Спустя несколько часов, после того, как Фабиола рассказала нам про Чешира, я опять сплю в своей камере. Это сон о моем парне, Адаме. На нем все еще надет капюшон, и я не могу видеть его лица. Мы одни в саду Крайст-Черч.

— Я ненормальная? — спрашиваю я Адама, не уверена для чего.

— Это зависит от некоторых вещей, — говорит Адам.

— Каких?

— От того, что для тебя важно знать, больна ли ты, или знать, кто ты есть, — говорит он.

— Ты говоришь загадками, прямо как Пиллар, — говорю я ему.

— Я не Пиллар, Алиса, — говорит он. — Я — Адам. Любовь твоей жизни.

— У меня еще вся жизнь впереди. Откуда ты знаешь, что ты любовь моей жизни?

— Я знаю, что ты никого не полюбишь так, как любила меня.

— Почему ты тогда не показываешь мне своего лица? — интересуюсь я. — Мне надо видеть лицо того, кого я люблю.

— Ты все равно любишь меня, Алиса, — говорит он. — И я все еще схожу по тебе с ума.

На мгновение он замолкает.

— Я не прячу от тебя своего лица. Вот мое лицо. Может, это просто ты не видишь меня.

— Я?

— Я не знаю, почему ты это делаешь, но, кажется, что ты просто не готова увидеть меня.

Он говорит серьезно. Опять же, я люблю его голос. Он напоминает мне колыбельную, которую я не могу вспомнить из детства, — если бы только это последнее предложение имело смысл.

— Я думаю, ты боишься вспомнить меня, потому что потом тебе придется справляться с моим отсутствием. Моя смерть тяжело тебе далась.

— Значит, либо я тебя вспомню, и с этим воспоминанием ко мне придет сильнейшая боль, либо я забуду тебя, и меня накроет сумасшествие, — оцениваю я свои варианты.

— Если то, что ты меня забудешь, сделает тебя счастливой, тогда я не против, — говорит он. — Вижу, ты запала на парня, которого недавно встретила.

— Парня? Ты имеешь в виду Джека Даймондса? — смеюсь я. — Нет, он идиот. Я даже его не знаю. Клянусь.

— Это нормально встречаться с другими людьми после моей смерти, — говорит Адам. — Правда, все нормально. Я думаю, он горячо тебя любит.

— Что? Как ты можешь так говорить? Я же сказала тебе. Я даже его не знаю. Он, правда, странный какой-то. Он даже не знает меня. Я люблю тебя, Адам.

— Ты даже не помнишь меня, — смеется он, скрываясь за капюшоном.

— Я не помню твоего лица, но я помню тебя своим сердцем, — говорю я. — Этого чувства я не могу избежать.

— Тогда я всегда буду с тобой.

Я ничего не говорю. По моей щеке течет слеза.

— Ты будешь со мной, когда завтра я встречусь с Чеширом? — спрашиваю я его, чтобы убедиться, что он имеет в виду то, что говорит. Может, душа человека способна защищать своих любимых после смерти.

— Буду, но есть кое-что, что ты должна знать, — говорит он. — Сила, за которой охотится Чешир, страшнее, чем сама смерть.

— Ты знаешь, что это?

— Не могу сказать. Ты должна сама это понять. Сила, которой он пытается завладеть, превосходит любые ожидания. Любые. Он будет самым страшным воплощением зла в мире.

— Ты меня пугаешь, Адам.

— Да, потому что забочусь о тебе. Если ты пойдешь за Чеширом, то должна понимать, с какой опасностью тебе придется столкнуться. Чешир собирается проделать завтра запрещенный ритуал. Ты должна его остановить, или…

— Или?

— Это будет конец света.

— Какой именно ритуал, Адам? — чувствую, как я начинаю просыпаться, но изо всех сил пытаюсь этого не сделать. Вдруг растения в Оксфордском саду начинают утопать в воде. Неистовое наводнение сносит университет. Его волны очень высокие. Это и есть конец света, про которое говорил Адам?

Когда я открываю глаза, я вся мокрая в своей камере. Уолтруд стоит надо мной с кувшином ледяной воды.

— Проснись, Алиса, — смеется она. — Пора на шоковую терапию.

ГЛАВА 52

Грибная палата, психиатрическая больница Рэдклиффа

Огир трет друг о дружку два электрода, будто он ребенок с вилкой и ложкой в руках. Меня бросает в дрожь от искры, которая у него получается. Прежде чем до меня доходит электричество, я делаю глубокий вдох, напоминая себе, что теперь это моя новая жизнь. Герой — днем, ненормальная девчонка — ночью.

Уолтруд смеется каждый раз, когда я трясусь и дрожу. Она все еще курит свою сигарету, смотря на все так, будто это ее любимый сериал. Когда меня пронизывает ток, я вспоминаю, что мне говорил Пиллар на обратном пути. Он говорил о самом простом способе сказать кто безумен, а кто нет. Все дело не в том, как человек выглядит, говорит или ведет себя. Самая характерная черта душевнобольных людей — это то, что они себя таковыми не считают. Согласно нелепой логике Пиллара, все мы ненормальные. И единственный способ выжить — признать это.

— Знаете, меня не будет обследовать специалист, когда я буду уходить каждое утро, верно? — говорю я Уолтруд, все еще потея от электрошока. — Вы знаете, что в мире за пределами этих стен, я спасаю жизни, не так ли?

Уолтруд чуть ли не давится от смеха.

— Ну, конечно же, моя дорогая Алиса, — она продолжает смеяться вместе с Огиром. — А еще я знаю, что в реальном мире ты принцесса.

Огир снова пускает в меня ток, и все что я могу, это смеяться вместе с ними. Это момент истерики. Мы все смеемся, и не знаем точно почему. Неужели я смеюсь над тем, что ни за что в мире они мне не поверят. А, может, я смеюсь, потому что на самом деле больна.

— Серьезно, — кашляю я сквозь смех. — Должно быть, вы видели меня по телевизору. Вчера мое фото было повсюду. Я та девочка, что в то утро съела пачку сыра в Грейт Холле Оксфордского Университета.

— Сыыыыыыр? — Уолтруд тушит свою сигарету на полу. Каждая часть ее здорового тела трясется от смеха.

— Зачем ты ела тот сыр, Алиса? Ты что, крыса? — смеется Огир. Иногда он напоминает мне Франкенштейна.

Я тут же прекращаю смеяться и пристально смотрю на них. Они говорят так, будто и правда меня не видели. Может такое быть, что они никогда не смотрели новости, пока жили здесь, в этом подземелье?

— Вы серьезно не видели меня? — говорю я это сухими губами. У меня все еще гудит голова.

— Думаю, на сегодня с нее достаточно терапии, — говорит Уолтруд Огиру. — У нее совсем крыша едет.

Она пытается прикрыть рукой рот, что бы удержаться от смеха.

— Мой бог, — говорю я. — Вы не видели меня.