G.O.G.R. (СИ)

- Вспомни, вспомни, вспомни! – твердил над ухом чей-то электронный голос. – Слово! – прогрохотал он так, что едва не оглушил Серёгина.

Пётр Иванович кулём свалился с воздуха на белый пол и тут же вскочил, словно бы проснулся. Видение белой комнаты не исчезло. Вертя головой, Серёгин видел её простор и начинал различать квадратики кафельных плиток, что покрывали её широкие и высокие стены. Пётр Иванович свободно двигал руками и ногами, мог подойти к любой из стенок, даже потрогал одну пальцем и ощутил холодок – такой, который человек ощущает, трогая обычный кафель.

- Слово! – требовал от Серёгина электронный голос. – Вспомни слово!

А Пётр Иванович вообще, никаких слов не помнил. Он словно бы разучился говорить, и, даже если бы тут появился какой-либо человек и спросил бы у него, как его зовут – он и то не смог бы ответить. Серёгин просто передвигался от стены к стене и глупо разглядывал кафель, замечая на нём трещинки и грязь. Не такой он уж и безупречно-белый, этот кафель, а скорее, грязновато-серый, словно бы уже не новый… По-хорошему, в комнатах бывают двери и окна, однако тут ничего подобного не было – каждая из стен возвышалась сплошной массой. И от этих стен эхом разносился приказ:

- Вспомни, вспомни слово!

Какое слово? Какое тут могло быть слово? В памяти Серёгина вдруг возникло твёрдое убеждение в том, что слово должно быть «петушиным».

- Ко-ко?.. – пролепетал Серёгин неуверенно и даже вопросительно.

- Ну, вот, теперь он у тебя кукарекает! – вмешался в звон тишины другой электронный голос. – Ты, я вижу, настоящий ас!

- Чш! – шикнул первый голос. – А то внушу тебе, что ты – бык! Проснись! – приказал он Серёгину, и Пётр Иванович, моргнув, выскочил из белого пустого пространства и упал на пол начальничьего кабинета.

- Ну что, будем действовать по моему плану? – осведомился Смирнянский, потирая руки. – Смирись, Ежонков, ты продул.

- Ничего не продул! – возразил Ежонков. – Я дал Серёгину установку, и он вспомнит пароль сам по прошествии времени!

- Ну и сколько лет пройдёт? – съязвил Смирнянский. – Семьсот сорок три?

- Не смешно! – буркнул Ежонков и отполз на свободный стул.

Грибок никуда не делся из своей камеры. Ему принесли поесть, и он сидел на полу и шумно хлебал «быструю» вермишель, урча при этом, словно бездомный кот, получивший миску молока. Он хлебал прямо из пластмассовой миски, а предложенная ему ложка одиноко валялась в сторонке. Возможно, он ещё расколдуется, как Ярослав Семёнов, или Синицын, но пока майор Эдуард Кораблинский представлял из себя жалкое зрелище. Да, вряд ли кто-либо будет пытаться похитить его, или убрать – «выборочного гипноза» ему с лихвой хватило. Прав Синицын – если кто и может быть живцом, так это он сам…

Сейчас Синицын жил в «загородной резиденции» Ежонкова. То бишь, в той лачужке в Макеевке, которую Ежонков называл «явкой». Ежонков сейчас сам жил там же, потому что жена таки вышибла его из дому за то, что он изуродовал «Ниссан Патруль 4Х» и превратил его в «шмяк». Это так жена сказала, что Ежонков превратил новую машину в «шмяк». Ежонков ушёл из дома тихо, не провоцируя жену на громкий скандал, и теперь надеялся, что жена простит его и позвонит сама. Да, действительно, из-за чего тут ссориться? Ну, парочка царапин на капоте машины…

Ежонков и Синицын делили на двоих крохотную комнатку и кухню. Ежонков даже принёс немного подержанной мебели, чтобы дикарское убежище стало больше пригодно для жизни человека. Сейчас в лачужке Ежонкова поселился ещё и Смирнянский – как руководитель операции по ловле на живца. Сейчас они втроём сидели на кухне, ели пельмени и болтали о пустяках.

- Ежонков! Мог бы приготовить что-нибудь повкуснее! – «оценил» угощение Смирнянский и отодвинул от себя тарелку с недоеденным пельменным супом. – Когда я служил в СБУ, знаешь, что я ел?

- Смирись, те времена давно прошли, – заметил Синицын. – А пельмени – как раз еда для сантехника.

- Чёрт… – пропыхтел Смирнянский, который больше всего на свете не любил пельмени и сантехнические работы. – Хоть бы этот чёрт поскорее клюнул…

За окном висела ночная темнота, ведь ужин у них был поздний. В небе торчала глупая луна в компании равнодушных звёзд. А по захламлённому для конспирации двору Ежонкова бесшумно скользнула чья-то тёмная тень…

====== Глава 106. Финал Гопникова. ======

Тень принадлежала Гопникову. Вот, кто, мелькнув на секунду в бледном мистическом свете луны, скользнул за угол дома и притаился там, в кромешной тьме. Взгляд Гопникова зорко прорезал эту тьму, и Гопников отлично видел рядом с собой деревянную дверь небогатого убежища, в котором прятался от него человек по фамилии Ежонков. Да, Гопников пришёл вовсе не за Синицыным. За Синицыным мог бы прийти Генрих Артерран. А вот целью Гопникова являлся именно он, Ежонков, человек, который залез в его секретный архив. Гопников заглянул в подслеповатое окошко избушки и увидел, что Ежонков не один. За колченогим столом вместе с ним сидят ещё два типа. Да, они мешают Гопникову добраться до Ежонкова. Но, не будут же они вечно тут сидеть! Рано или поздно, они отползут. А стоит им хоть на минуточку оставить Ежонкова одного – они больше никогда его не найдут. Да, Гопников давно осознал все возможности, которые подарило ему зелье Артеррана. Эти возможности помогают ему защищаться от самого Артеррана – помогут и от Ежонкова отделаться…

Ежонков съел все свои пельмени, а потом – вежливо предложил Смирнянскому:

- Слушай, Игорёша, ты всё равно доедать не будешь… Тебе помочь?

- Сгинь!.. – буркнул Смирнянский. – Как-нибудь заглотаю, чтобы тебе, толстяк, не досталось! Тебе, вообще, есть нельзя – внутреннего жира до конца жизни хватит!

- Ребята, не ссорьтесь, – вставил «живец» Синицын.

- Я его когда-нибудь убью! – огрызнулся Ежонков и выпростался из своего кресла-качалки. – Пойду, помедитирую. Авось, успокоюсь?

- Иди, иди, толстячок! – хихикнул ему в след Смирнянский.

Ежонков покинул кухню и вышел в тёмные прохладные сени. На полу притаились препятствия в виде пустого ведра и старого чемодана, но Ежонков каким-то фантастическим образом обошёл и то, и другое, и нащупал дверь. Он хотел открыть её и выйти на улицу – туда, где не будет Смирнянского с его бредовыми идеями. Чёрт полосатый, надоел уже до предела. Мало того, что поселился у него в доме, так ещё и обзывается «толстяком»! Кто тут ещё толстяк??

Только Ежонков собрался придумать ехидную колкость насчёт фигуры Смирнянского, как вдруг к нему быстро и бесшумно протянулась рука. Так быстро, что Ежонков не успел никак на неё среагировать, и был сейчас же схвачен за воротник. Ежонков разинул рот, собравшись издать крик, но тьма родила вторую руку, которая зажала ему рот. Ежонков попытался бороться, но руки оказались сильны, аки железные клещи. Неизвестно кто распахнул дверь и потащил Ежонкова на улицу. Ежонков барахтался, как какая-то каракатица и правой ногой спихнул ведро. Жестяное, оно гулко лязгнуло о бетонный пол и шумно укатилось в темноту.

- Что он там творит? – проворчал на кухне Смирнянский, чьё чуткое ухо уловило в сенях лязг ведра.

- Что-то не так… – заметил Синицын. – Надо бы проверить.

- Что там проверять? – отказался Смирнянский и запихнул в рот четыре пельменя сразу. – Он постоянно с ума сходит.

- Нет, я проверю! – Синицын встал и уверенно направился из кухни к сеням.

- Стой! – подхватился Смирнянский. – Один ты не пойдёшь: я должен тебя охранять!

Смирнянский побежал вслед за Синицыным, а Синицын замер у сеней и шепнул ему:

- Чш!

Смирнянский замер и прислушался: да, точно, в сенях творится некая возня. Странный шум долетает из-за закрытой деревянной синенькой двери…

- Вперёд! – Смирнянский неожиданно вырвался из-за спины Синицына вперёд и рывком распахнул дверь.

Тип, который волок Ежонкова на улицу, на секунду замер, а потом – проворно рванул во двор.

- Стой! – заорал Смирнянский и ринулся за ним. – Синицын, оставайся в доме: не хватало, чтобы схватили и тебя!