Шип (СИ)

4.

Серая осень незаметно совсем обесцветилась и перешла в белёсую зиму. Именно белёсую, а не белую. Потому что, как не пыталась она раскрасить город своими искристыми ледяными узорами, это ей не удавалось. Мегаполис упорно сопротивлялся обесцвечиванию. То там, то тут из общего настроя выбивались островки вечнозелёной хвои, не поддавались морозам огни пёстрой иллюминации, ни в какую не хотели прятаться под снегом цветные фасады и крыши зданий. Даже дороги и те не могла сковать зимушка-зима. Соль и автомобили превращали её девственно чистый покров в месиво цвета детской неожиданности.

Зиму Елена Васильевна и любила, и ненавидела одновременно. По душе она ей была своей размеренностью и спокойствием. Мороз, казалось, сковывал саму жизнь города, становившегося более тихим и сонным, чем в летние дни. Движение транспорта замедлялось. Люди, закутанные в свитера, тулупы, дублёнки, шубы и шапки выглядели более мягкими и дружелюбными. Их лица, раскрасневшиеся от стужи, были улыбчивы и жизнерадостны.

А не любила библиотекарь зиму за короткий световой день и раннюю темноту в вечерние часы, за холод и скользкие тротуары, за обилие неугомонных студентов в стенах её заведения. Прошли те времена, когда библиотека считалась одним из самых тихих зданий. Сегодня шум и гам, вечный спутник молодёжи, беспрепятственно проникал в святая-святых знаний, разливался между столами и стеллажами, рассредоточивался на полках томов и фолиантов, заползал в сумрак хранилищ. Мобилы, планшеты, плееры - современные молодёжные технопримочки раздражали Елену Васильевну, разбалансировали её душу.

- Не зря, наверное, и название такое придумали им - ГАДЖЕТЫ. Воистину порой хочется бросить в лицо очередному нарушителю спокойствия: Ну и гад же ты! - любила повторять немолодая женщина.

Современную молодёжь Елена Васильевна не понимала и откровенно сторонилась. Нельзя сказать, что она их боялась, но явно опасалась. Не имея собственных детей, оставшись старой девой, Елена Васильевна постепенно желтела и дряхлела, как и её подопечные книги. Жизнь проходила где-то там, за прихваченными сейчас морозными узорами окнами. А здесь внутри царили размеренность и застой, свойственные только библиотекам, архивным хранилищам и музеям. Время здесь становилось тягучим и осязаемо вязким. Его можно было пощупать на ровных рядах корешков книг, почувствовать его пыльный затхлый запах, увидеть его марево, струящееся в неярком освещении залов и проходов. Здесь царствовал Его Величество Хронос. И служители его культа, хранители его тайн, архивисты, библиотекари, музейные работники - они все были не от мира сего, люди, стоящие вне времени и его течения. Серые мыши, застрявшие в межвременье, так их воспринимали окружающие, снисходительно смотревшие сверху вниз на этих странных, неприспособленных к жизни и неустроенных индивидуумов.

Елена Васильевна, женщина отнюдь не глупая, вынуждена была мириться с тем, что в миру её считали недалёкой дамой. О таких обычно говорят: "Сама себе на уме". В коллективе её уважали, имелась даже пара подруг. А что ещё, собственно, и надо? Работу свою она знала, и та её устраивала: здесь платили хоть немного, зато регулярно, без задержек. Да и добираться было не так далеко, без пересадок. Здоровье вроде тоже не шалило, грех жаловаться. Приступ больше не повторялся, и Елена Васильевна даже стала забывать о нём. Не за горами была уже весна.

- А с нею придут тепло и хорошее настроение! - Елена Васильевна улыбнулась своим мыслям и пошла искать книгу для очередного посетителя.

+ + +

Семейное счастье Лизы было недолгим. Подобранный ею сантехник оказался тихим и покладистым. Прожив в Лизиной каморке чуть меньше месяца, он исчез в один прекрасный день также неожиданно, как и появился. Нельзя сказать, что Лиза уж слишком переживала о пропаже. Он ей не мешал, но и ожидаемой перемены в жизни, какой-то дополнительной опоры в нём она не нашла. Да и радости особенной он ей тоже не доставил. Короче, трагедии не случилось.

- Ушёл, так ушёл. Значит, так надо было. Видать - не моё это, - успокоила она себя и стала жить по-прежнему.

Но вернуться к серой и размеренной жизни не получилось. Недолгое присутствие Сергея обернулось незапланированной беременностью. Такой поворот событий оказался для Лизы полной неожиданностью. До этого она как-то и не задумывалась о семье и детях. Конечно, как всякой женщине, ей это было не чуждо. Но воспоминания о недавнем сиротском детстве отодвигали эти планы в далёкое будущее.

- Вот поднакоплю деньжат, встану на ноги - тогда можно и о семье подумать будет, - рассудительно считала девушка, продолжая регулярно мести тротуары.

При нынешнем её материальном положении залёт был совсем некстати. Помощи ведь ждать не от кого и неоткуда.

- Аборт - ни за что и никогда, - решила Лиза для себя, - И беспризорщину плодить тоже не буду. Я сильная, смогу сама поднять дитя. Мой ребёнок будет расти, если и не в полной, но всё равно в семье. И хоть фамилия его будет, как и у меня, детдомовская, Неведкина, но чей он - ведать уж будет точно.

Одно успокаивало, что впереди ещё долгие девять месяцев.

- Может, что и наладится, - думала Лиза и продолжала спокойно работать.

Лиза стала на учёт. Ей попалась молоденькая и хорошенькая врач, Жанна. Она была такой внимательной и предупредительной, напоминала одну из нянечек в приюте. Как маленькие девочки любили вечерами свернуться калачиком у той на коленях и слушать сказки! Лизе очень нравилось обследоваться у Жанны. Какое-то тепло по всему телу разливалось от её прикосновений, а сердце начинало тарахтеть как заводная игрушка. Лиза чувствовала тягу и потребность в этих контактах, и старалась навещать консультацию по поводу и без, лишь бы увидеть врачиху и побыть с нею рядом.

Месяц нанизывался на месяц, живот рос и начинал мешать в работе, а просвета так и не наблюдалось. Может и закончилось бы всё более-менее обыденно и сносно, если б не Лизкина судьба. Уж больно крута она была к ней, не давала расслабухи.

Возвращению тёплого времени года радовались все: жители, звери, растения. Сам мегаполис, сбросив опостылевшее зимнее покрывало, распрямлялся и расцвечивался навстречу яркому солнцу. Город ожил, зашумел. По внутридворовым аллейкам гуляли мамаши с колясками. Дети постарше щебетали на игровых площадках. Им отвечали весенние трели птиц. Вновь стало многолюдно. Из подвалов и подъездов повылазили, как отогревшиеся тараканы, бомжи - неотъемлемая составляющая населения любого большого города.

Лиза, уже с трудом передвигавшаяся, продолжала тем не менее регулярно обходить свои владения и присматривать за порядком. Её намётанный взгляд моментально замечал любые поломки, выхватывал из общей картины недоделки: вот тут оградку надо бы подварить, пока совсем не отломалась, а здесь надо покрасить входную дверь, да и деревья неплохо было бы обрезать.

- Эх, жаль, что уже многого не могу сделать сама. Да и не моя это собственно работа, - Лиза продолжала обход, когда ей попался на пути открытый колодец.

Лиза заглянула в него - хорошо, хоть не канализационный. Всего лишь связистов, но тоже глубокий. И не огорожено, и не видно монтёров поблизости, да и крышки нет.