Жнецы Грез(СИ)

Наконец, взяв себя в руки, он гаркнул:

- Так! Ша! Все, успокоились!

Димка и мама затихли и отец продолжил:

- Так вот! Просили, просили... И тут - нате, получите! Бухал лет десять подряд... А потом врезался по пьяни в дерево, и как прозрел! "Съешьте вот этих корешков!" - сказал продавщице. Ее дочка тоже уже неделю валялась с температурой. И через три дня, карантина - как не бывало!

Отец выдохнул клуб дыма и ткнул окурок в пепельницу.

- Говорят, знахарь он. Многим и сейчас помогает - добряк-человек, оказывается. - он крякнул, прочищая горло, как известный политик из, как он сам ее называл, "партии либерастов". - Сашка и Машка тебе, конечно, не чета! Отец Сашкин на прошлой неде...

- Чета - не чета. - осмелился перебить Митька. - К Дядь Коле мы уж месяц поди не являлись. Сашка и Машка - классные, пап. Мы так много пег'ежили вместе... Они мои лучшие дг'узья.

- Хорошо, если так оно и есть. - и на тон тише. - Надеюсь, ты переживешь...

- А?

- Ничего, Димк, это я так, сам с собой...

На этом утренний разговор, по большому счету, и закончился, если не считать обсуждения утреннего выпуска новостей на ОРТ о разрухе в стране, про "вторую чеченскую войну" и воодушевляющее "мочить в сортире".

Проводив родителей и покончив с завтраком, Митька принялся мыть посуду. Всегда любил этот монотонный процесс. Можно задуматься, помечтать о чем угодно.

В домашней коллекции книг родителей, у него был свой уголок с несколькими собраниями энциклопедий по различным отраслям науки и искусства: астрономия, живопись, физика, химия, музыка, биология - мальчик очень любил читать их и мог часами разглядывать красивые иллюстрации, время от времени поднося страницы к лицу, вдыхая сладковатый аромат типографской бумаги. Несмотря на исчерпывающую информацию об уже известных фактах, эти книги не могли дать ответ на столь волнующие молодого фантазера вопросы. Возможен ли управляемый ядерный синтез и что, если да? Одиноки ли мы во Вселенной? Что на самом деле скрывает улыбка Моны Лизы? Как ненароком ухватить Мэри за руку? Как незаметно понюхать волосы Мэри? Каково это - целовать Мэри? Мэри. Мэри. Какой, к черту, синтез?

В открытую форточку ворвался лихой свист. "Сашка пришел!" - улыбнулся Митяй спасителю своих мыслей и в который раз удивился тому, что в голове он не картавит. Он выглянул в окно:

- Чего тебе, жиг'дяй?

- Скачи сюда, кощей! - Сашка стоял внизу и, закинув голову и жмурясь, пытался разглядеть товарища. Его велик лежал рядом. Старая добрая "Кама" поблескивала спицами на солнце.

- Ща, иду! А Машка где?

- На проходной встретимся!

- Ага!

Не то, чтобы Сашка был толстый - нет. Просто в сравнении с Митькой, его и впрямь можно было назвать жирноватым. В Митьке, при росте в сто семьдесят пять сантиметров (в его-то возрасте!), весу было килограмм сорок пять от силы. Атлетом его не назовешь! Зато, как говорится, котелок варил у него - что надо. В школе в различных кругах он слыл либо клевым челом, который всегда даст списать, либо заносчивым тощим всезнайкой, у которого рожа кирпича просит. В первом, не таком уж и редком случае, он, как человек осмотрительный, всегда искал подвох. В конце концов, так ли легко выживать в обществе, где тебе могут навалять только за то, что ты слушаешь Scooter, а не Prodigy? А учитывая его, особый для остальных, музыкальный вкус, люлей можно было получить и от тех, и от других. Во втором же - благодарил судьбу за то, что та послала ему такого друга, как Сашка Меканский. Лучшего друга!

Сашка - рыжеволосый, невысокий и кряжистый - самый настоящий молодой викинг. Нет - гном! Да, именно! Характерный нос-картошка и молодые побеги растительности на лице только подтверждали это описание. Постепенно это и стало его прозвищем. Гном. Круто звучит. Он часто выручал Митьку, когда тому угрожала опасность в виде местной сельской шпаны или недружелюбно настроенных одноклассников. Не то, чтобы Митяй остро нуждался в его помощи (все-таки сын военного, а это что-то да значит) в стычках один на один, но в ситуациях с прехосходящей силой противника, Гном был незаменим. Собственно, при одном из таких случаев они и познакомились.

Февраль. 1996 год

Школа, надрываясь последним на тот солнечный зимний денек звонком, распахнула двери и вытошнила орущую ватагу учеников начальных классов. Наконец-то, продленка закончилась! Дети врассыпную разбежались по домам, играя в снежки и кувыркаясь в сугробах. В потоке третьго класса вышли и Митька с мальчишкой из частного домика по соседству - Колей Синициным - они ходили домой вместе.

- А в пятом примере ты сколько насчитал? - спросил Коля. Сегодня у них проводили "контробашу" по математике и у ребят были одинаковые варианты.

- Точно не помню, но вроде бы тридцать семь. - ответил Митяй - Ты домой?

- Не! За мной папа ща заедет. Поедем в райцентр к маме в больницу, отвезем фруктов и еще чего-нибудь... Папа говорит, она скоро поправится!

Если бы рак можно было просто "поправить", тогда, возможно, и его отец полгода спустя не запил беспробудно. И через пару лет Коля бы не прыгнул с одной из хрущевок вниз головой. И еще через полгода у отца не случился бы инсульт.

Но ведь старого отшельника не проведешь... Он - не чета своим сородичам, и не питается падалью - ему свежатинки подавай! Одним ничем не отличающимся от других деньков, он вальяжно выходит из своей раковины погулять и понаблюдать. И после очередной небрежно всосанной сигареты, или поглощенной жирной котлетки, или просто потому, что дерьмо случается, ты даже не замечаешь, как он нежно смыкает клешню на твоем запястье и под шумок ведет к себе погостить. И пообедать. Тобой.

А когда ты все же разглядываешь впереди его зияющий чернотой входного отверстия дом, и понимаешь, что попался - руку из клешни уже не вырвать. Ты можешь упираться, орать: "Почему я? За что?", звать на помощь Иисуса, Аллаха, Кришну - кого угодно. Поздно. Рак голоден! И этот голод подгоняет его к дому все быстрее. И если у тебя и твоей семьи, которая, кстати, держит вторую твою руку и упирается вместе с тобой, нет денег, и, впридачу, ты живешь в стране, где за последние десять лет уровень медицинского обслуживания упал ниже плинтуса, то у тебя нет ни единого шанса. Старина-рак преспокойно приведет тебя к себе, аккуратно уложит на больничную койку, повяжет слюнявчик, сверкнет столовыми приборами и на глазах у родных будет хладнокровно жрать тебя, причмокивая мандибулами. Пока от тебя не останется та самая рука, за которую родные и друзья еще продолжают держать тебя. Те, кто уже потерял веру, со вздохом опускают глаза, их пальцы размыкаются, и они исчезают навсегда в дымке повседневности, в которой тебе уже никогда не побывать. Твоя группа поддержки редеет и, в конце концов, остаются самые близкие. Со слезами на глазах они продолжают держать твои обглоданные пальцы. От пуза нажравшееся членистоногое, смачно облизывая клешни, спросит их: "Вы будете это доедать?" Убитая горем, не в силах что-либо ответить, семья в оцепенении смотрит на то место, где совсем недавно был ты - такой живой, родной, любимый. Не услышав ответа, рак вырывает остатки и закидывает в пасть. "Проходим, не задерживаемся!" - говорит он, ковыряясь зубочисткой в максиллах.

Там, за раковиной, только две дороги: смириться, отпустить и продолжать жить, найти новый смысл! Или выбрать путь отца Кольки Синицына и заливать горе пойлом или чем похуже. А в момент отчаянно-стремительной смерти сына вообще пребывать в мире белой горячки. И потом сдохнуть самому, захлебнувшись собственной ядовитой блевотиной.

Но это все было потом.

А пока ребята дошли до школьных ворот, попрощались и Митька побрел домой один. Можно было идти короткой дорогой - протоптанной по заснеженным огородам узкой тропинкой. Но он почти всегда выбирал живописный маршрут по главной дороге, что, огибая большую часть поселка, вела к военному городку. Блики клонящегося к горизонту солнца расстилали янтарную ковровую дорожку на ледяной корке. Он скользил по ней навстречу светилу, изредка оглядываясь посмотреть на свою исполинскую тень. На ходу он заглядывал за заборы и осматривал домики - хозяева занимались своими делами и были не против. Некоторых он знал и здоровался.